Джонни Псих - Красавица Леночка и другие психопаты
Перелистывание журнала Андрея на сервисе «в контакте» наглядно показывало, что безобразные поступки Андрея отнюдь не были артефактом доброты или доверчивости Джонни. Примечательно, что в отличие от Джонни, который всегда по жизни был один — даже в интернете, там, где, казалось бы, Джонни должен был бы чувствовать себя как рыба в воде, — у Андрея была очень насыщенная социальная жизнь. В частности, каждый год с днём рождения его поздравляло такое количество людей, что Джонни утомился только перелистывать в контакте эти поздравления. Тем не менее, далеко не все были благодушно настроены по отношению к Андрею. Нашёл он и такие записи: «Андрей Валенков — кидало, вор, крыса и чмошник! Имейте в виду: все, что он рассказывает — пи****», «НЕ ДАВАЙТЕ ЕМУ ДЕНЕГ В ДОЛГ!!! ОН ЗА 5 тысяч МАТЬ ПРОДАСТ», «Когда ты прорезаешься в социальных сетях, я сразу вспоминаю о том, сколько ты мне должен. Отдавать-то собираешься?»
Однако наиболее адекватное представление о том, что же представляет собой Андрей, у Джонни сформировалось лишь тогда, когда он уже начал по-настоящему разбираться в Леночке. В свете достигнутого понимания вполне логичными представлялись записи в дневнике Андрея наподобие следующей: «Только что вернулся с тушения пожара в соседнем подъезде на 4 м этаже. В коммуналке выгорело все. Видел реально труп. А точнее, то, что у него осталось, а именно скелет, кишки. Вы уж простите, дорогие мои, что я так описываю. Просто я понял, что при виде трупа мне как то параллельно». То, что раньше его бы скорей шокировало, теперь добавляло вполне органичный штрих к портрету Андрея. Однако, хотя Джонни не представлял, как он может получить обратно то, что он одалживал Андрею и Сергею — скорее всего, никак, — в остальном с ними практически всё было настолько ясно, что в дальнейшем он просто не собирался поддерживать с ним никаких контактов.
Всё было неизмеримо сложнее с Леночкой. Конечно, же, теперь он отлично понимал, что у него нет и может быть в принципе никаких перспектив с ней ни как с женщиной, ни как с человеком. И даже несмотря на то, что теперь он знал о ней главное, знал самое ужасное, он всё равно просто не мог взять и оставить её. Ситуация усугублялось тем, что он сдуру не раз говорил ей о своём открытии. Она же, словно не воспринимая всё это всерьёз, заявляла ему, что он просто начитался всякой ерунды в интернете, что надо общаться с реальными людьми и тогда делать выводы. Последнее было ему особенно неприятно. Ведь он понимал, что реальные люди, как правило, просто не хотят общаться с ним, и только Интернет останется навсегда его единственным настоящим другом, который его никогда не предаст.
Теперь, когда Джонни знал, что Леночка не сука, не стерва, сделавшая бесчеловечный выбор, а неизлечимо душевнобольной человек и потому не виновата в этом, он, несмотря ни на что, хотел помогать ей, заботиться о ней. Как-то, вернувшись то ли от любовника, то ли с очередной попойки, она позвонила ему и сказала, что ей плохо и позвала к себе домой. Он был рад сходить в магазин и купить ей продукты, пока она лежала и приходила в себя. Он переживал за её здоровье, видя, что она ест одну колбасу и всё такое, однако даже со своими новыми знаниями убедить её в чём-либо не мог, что только добавляло ему переживаний за неё.
Как-то в середине недели она сказала ему: приберись дома. Я приеду к тебе в воскресенье. На вопрос о цели её визита отвечала уклончиво: мне нужно кое-что посмотреть. И добавила: мне будет нужна твоя помощь. Расскажу обо всём, когда приеду. Поскольку прибирался он, как всегда, до самого последнего момента, даже не выспался толком в тот день, он опять немного опоздал на встречу с ней, чем привёл её в озлобленное состояние. Придя к нему домой, Леночка выразила своё неудовольствие тем, что «у тебя как всегда, бардак. Вот мою маму бы сюда — она вечно недовольна, когда у меня одна юбка не на месте висит». Долго, однако, на эту тему распинаться она не стала, практически сразу перейдя к тому, в чём ей требовалась его помощь. «Я уже большая девочка. Мне уже 24 года. Я больше не хочу жить с мамой. Я хочу жить отдельно и быть независимой. Поэтому ты будешь снимать мне квартиру. Чтобы тебе хватило денег, это будет не в Москве, а где-нибудь в ближайшем Подмосковье. Возможно, время от времени я смогу приглашать тебя к себе в гости». Такой поворот разговора привёл его во внутреннее бешенство. «Ага, эта дрянь знакомится на сайте с мужиками, и будет кобелей этих туда водить! А я, значит, ещё должен буду ей эту хату оплачивать! Да пошла ты на х**!» Вслух, однако, он ей сказал, что для него это не запланированные расходы и что он подумает.
Словно почувствовав его нерешительность, Леночка применила запрещённый приём. Подойдя к нему вплотную, она принялась тереться своим носиком об его нос. Это было для него просто невыносимо. Чем больше Джонни пытался внушить себе равнодушие, а ещё лучше — отвращение к ней, тем более нестерпимо чувствовал он, как ему хочется её поцеловать. В губы. Испугавшись этого чувства, он резко отстранился и стал говорить ей: «Конечно, я буду снимать ей квартиру, а она будет в это время себе мужика искать и кобелей своих туда водить. Ага. Там себе лоха и поищи!» При этих словах она сжала ладони в кулачки и принялась что есть силы избивать его, жутко ругаясь матом и приговаривая: «Я говорила тебе, что я ни с кем не знакомлюсь, никого себе не ищу!» Вероятно, он действительно был слишком доверчивым, потому что каждое проявление патологической лжи просто изумляло его. На обратном пути, когда Джонни провожал её, Леночка была настроена довольно враждебно, а он обдумывал, как ему лучше послать её. Так, чтобы уже навсегда. Потому что больше выносить такое у него просто не было сил. Да и какой смысл позволять так себя унижать, ради чего? Человек органически болен, ему уже ничем не поможешь, как бы ни хотелось. Только пустая трата ресурсов.
В четверг на следующей неделе она позвонила ему и спросила: «почему ты не звонишь? Ты меня бросил?». Сначала Джонни решил схитрить и сказал: «К сожалению, у меня сейчас нет денег. Мне нечего тебе дать». Пару месяцев, даже месяц, назад после такого заявления Леночка без промедления спустила бы на него собак. Но не сейчас. В этот раз она почувствовала, что дело приобретает серьёзный оборот, и вела себя гораздо деликатней. «Нет денег сейчас — дашь в следующий раз. Давай просто встретимся, поговорим». Но Джонни почему-то в тот вечер был настроен особенно негативно, и подумал что не хочет играть с ней в эту игру. Неожиданно он заявил Леночке, что много думал обо всём и больше не собирался ей звонить. В ходе последовавшего за этим очень неприятного для него разговора он пытался объяснить ей, что не видит смысла играть дальше эту глупую и унизительную роль. В итоге она бросила трубку и написала ему в смс, что он поступил с ней так же подло, как её бывший. Мол, тот её бросил, когда наигрался, и ты туда же. Джонни отвечал, что как минимум, некорректно сравнивать человека, с которым у неё были полноценные отношения, с тем, кем она просто пользовалась. Она зло ответила ему: о какой корректности может идти речь, если ты предаёшь человека, который без тебя пропадёт, и это ты знаешь. Словно уходя от ответа на этот вопрос, который он счёл бесстыдно манипулятивным, Джонни написал последний аккорд: «не нравится тебе человек — не надо на нём паразитировать. Просто отдай другой девочке — она будет счастлива». Конечно же, Джонни прекрасно понимал, что такой «девочки» не было, нет, и никогда не будет. Но в то же время он так хотел сказать этой ***, что он полноценный человек, достойный того, чтобы его любили, любили таким, какой он есть. Разумеется, на эту его реплику никакого ответа уже не последовало, и следующие дни Джонни провёл в мучительных раздумьях наедине с воображаемой девочкой, с которой Леночка его оставила по его же просьбе. Поэтому он был чуть ли не вне себя от радости, когда примерно через неделю Леночка написала ему по почте: «Муся, я скучаю…» Тогда он сразу же ответил ей что он тоже очень скучает, но что же делать, кому сейчас легко? На что она ответила: «А чего тогда вредничаешь-то? Позвонил бы, в кино бы сходили…»
На протяжении следующих двух недель Джонни вёл переписку с Леночкой, в которой он мучительно разрывался между желанием не терять с ней контакта и пониманием того, что, не испытывая к нему никаких чувств, кроме презрения, она его просто использует. Она писала ему: «Муся, я не хочу, чтобы ты самоустранялся. Я конечно, злюка вредная, но что поделать… Я такая, какая я есть… Могу, конечно, написать, что попробую вести себя сдержаннее и бла бла бла, но вряд ли из этого что-нибудь получится, поэтому не буду писать, то в чем я не уверена. Мое мнение и мое желание ты знаешь. Я не хочу, чтобы ты самоустранялся, и «устранять» тебя потом или когда-либо я не собиралась и не собираюсь. Но дело твое и решение тоже будет твое. Поэтому ты поступай, как считаешь нужным. Наверное, я и так и тебе уже все написала в этих письмах. А там уж смотри сам. Контакты все мои знаешь». Джонни же отвечал, что не видит для себя в её жизни позитивной и конструктивной роли:
