Володя Злобин - Финики
Спрашиваю:
- Каких бандитов?
- Про комитет полезного действия. Которые за русских выступают.
- Что-то слышал.
Отец размахивает вилкой:
- Эх вы, молодежь. Совсем не интересуетесь политикой, а вам ведь в этой стране жить.
- Это ты верно подметил. Кстати, пап, мам... я на время к вам приходить не буду, готовлюсь к экзаменам в универе. Очень сложные, поэтому буду безвылазно дома сидеть.
Мать кивает:
- Это правильно, сынок. Учись, образованные люди нужны.
Он ещё не знает, что это мой последний разговор с ними в жизни. Я больше их никогда не увижу и не хочу лить по этому поводу слёз. Не хватает мелодраматизма, но отец внезапно берёт пульт и делает звук на телевизоре громче. Я слышу:
- В распоряжении информагентств снова оказался манифест неизвестной террористической организации, называющей себя Комитет Полезного Действия. В нашей студии имеется копия этого манифеста, выложенного в сеть Интернет. Мы зачитываем его полностью:
"С вами на связи Комитет Полезного Действия.
Нам хотелось бы внести ясность в происходящее. Появилось много слухов, что мы, якобы, являемся выразителем какой-то абстрактной "воли русского народа". Это не так. Ошибочно полагать, что мы стоим на страже интересов, т.н. "народа". На наш взгляд, российский народ - это гниющий компост, единственное назначение которого состоит в удобрении земли. Русские же занимают в этом гнилье самую мерзкую, самую низшую позицию. Наша оценка русских беспощадна. Русские - это сброд кареглазых карликов. Русские - это ублюдки, порождённые жирной советской свиноматкой и пьяным россиянским отчимом. Если перед нашей организацией и стоит какая задача, то это избавление земли от такого позорного национального образования.
Да, мы выступаем против существующей власти, но не потому что любим русский и другие народы, а потому что ненавидим государство, потому что мы ненавидим Россию. Россия должна быть уничтожена как факт, и неважно, каким способом. Мы будем одинаково приветствовать и ботинок натовского солдата, и китайскую военщину, а также всеми доступными нам силовыми методами поддержим любую цветную революцию.
КПД продолжит свои акции, но просит учитывать, что она совершает их не ради блага русского или других народов, а исключительно по собственному желанию, направленному на свержение сложившегося в России порядка и т.н. стабильности. Мы надеемся, что все силы, которые не хотят видеть эту страну, оккупировавшую ряд свободных территорий, таких как Кавказ, Поволжье и Сибирь, сохранившейся, окажут нам содействие в борьбе против неё.
До новых встреч.
Ваш Комитет Полезного Действия".
- Ну вот, - удовлетворённо говорит отец, - теперь понятно, что это КПД хочет на самом деле.
***Колёса вагона стучали в ритме с моим сердцем. Оно ухало, проваливаясь в рельсовую бездну, и железно вздымалось в монотонном выдохе. Мы оставили за спиной гудящую, как улей, провинцию, раздавив всего лишь пару трутней. Нас ищут по всему региону, но мы сами искали свою страну, не видя и не желая видеть её в пропитых лицах сограждан. Ну не люблю я выпуклых глаз моих соотечественников.
На моём плече отдыхает Алиса. Её огненные пышные волосы покрывают меня непробиваемой броней. Как я люблю их! Волосы любимой девушки надежней кевралавого бронежилета. Она боится, я чувствую, как трепещет её дыхание и мне хочется, несмотря на то, что за мутным окном - лето, согреть её в холодных ладонях. Последнюю ночь мы провели, сплетясь в реке страсти и разговора:
- Я сказала, что уеду на заработки.
- Я сказал, что у меня сессия.
На самом деле, нам нужно было сказать, что мы ехали убивать и быть убитыми. Напротив, прислонившись к подрагивающей стенке, сидит Молчун. Покоен, как скала. Бог знает, какие мысли перетираются в его голове. После нашего с ним разговора перед парковкой он никого не удостаивает аудиенции, лишь иногда поучает. Ник задумчиво смотрит в окно, где как в цветном диафильме, смазывается бесконечный русский пейзаж. В поезде нет досмотра, и наши сумки набиты самыми полезными вещами: оружием и деньгами. Когда у тебя есть оружие и решимость, благосостояние не проблема. В моей голове, верной заветам Фаренгейта, есть ещё и книги, но как я понял, книги читают многие, но воплощают прописанные там мысли единицы.
- Как вы думаете? - начал Ник, - кто автор того поддельного манифеста?
Его крутят по радио, обсуждают в разговорах, насилуют в телевизоре, вращают в стиральных машинах, и даже детей теперь зачинают под один единственный шум - неизвестного манифеста, к которому мы не имеем никакого отношения.
- Система, - отвечаю я, - подделка. Ну, на это указывает то, что завели обычную шарманку про страны запада, единую и неделимую, оранжевую революцию, русский народ, Кавказ и Поволжье.
Мысль абсолютно логична.
- Нет, - вставляет Ник, - я так не думаю. Что-то здесь не так. Слишком изящно, тонко, со стилем. И в тоже время ненадёжно, глупо и смехотворно. Они так не умеют. Система бы сделала несколько фильмов, которые бы покрутили по центральным каналам, да в сеть запустили несколько дорогих вирусных роликов.
Поезд несёт, Алиса спит, а Молчун выводит:
- А кто тогда?
На лице Ника отражаются ёлочки за окном:
- Думаю, вы знаете этого человека. Дух с ним много раз конфликтовал. Алиса тоже. А я когда-то считал его близким другом.
Смотрю на него как на покойника. Впрочем, я всегда так смотрел на него. То ли Слава имеет в виду президента, то ли разруху и алкоголь, а может и человека. Чувство неопределённости не позволяет мне логически мыслить:
- Не догадываешься?
- Мне на ум приходит только Расул.
Слава качает головой:
- Нет. Это ...
Мы берем его в перекрестие недоумевающих взглядов, и просыпающаяся Алиса тоже начинает ворочаться. Слава выдерживает паузу и говорит:
- Готов поставить свою жизнь на то, что автор этого обращения - Гоша. Шут. А система лишь воспользовалась его вброшенным креативом и распиарила его. Я всегда узнаю его мерзостный стиль общения.
Алиса слушает внимательно, но мы блюдём тишину вместе с Молчуном, которому безмерно благодарны за то, что он имеет такую кличку. Нам ничего не хотелось объяснять, но мужчина понял всё сам. Знаете, это чертовски обидно, когда вас придаёт близкий человек. Об этом просто не хочешь говорить, даже если беседуешь с самим Господом Богом. Виктор только сказал:
- Гоша значит? Это очень хорошо, ведь я ему сразу не понравился.
Через четыре часа поезд вкатился в тусклую Москву.
***Москва горела. Это не значит, что в ней началась революция, но на неё начинал наползать иприт двадцать первого века - смог. Нюхать гарь было ещё меньшим злом. Впервые выехав куда-то дальше своей провинции N, я с содроганием увидел плоды политики толерантности. Отныне негр стал неотъемлемой части пейзажа московских улиц. Такое количество азиатов, кавказцев и негров заставило бы задуматься о том, что "в стране что-то не так" даже самого последнего дурака. У меня сложилось впечатление, что у Эфиопии, Израиля и Чечни имеется общая граница как раз где-то в Москве. Но в нахальном спокойствии, запёкшемся в уголках губ большинства москвичей, читалось только бесконечное презрение. Мы сняли квартиру на окраине, куда спрятали часть оружия. Слава через старого знакомого по интернету сумел найти нам временное место для проживания. Теперь мы стояли в прихожей, возможно, нашего последнего пристанища, и разговаривали с невысоким худым парнем по имени Святогор.
- Мы здесь поживём недельки две же?
- Да без проблем камрад, - улыбнулся парень, - бабка всё равно на даче целое лето горбатиться, сюда ещё не скоро приедет.
Квартира была выдержана в стиле советского декаданса: с совмещённым санузлом, коврами на стенах, фикусами на подоконниках и работающим радио на кухне.
- Слушайте, - квартиродатель обводит нас взглядом, - а почему с вами Шута нет? Он же раньше, как помню, всегда в вашей банде коловращался?
Слава изображает недоумение:
- Так он же уехал в Москву. Мы о нем сами ни слуху, ни духу.
Святогор радуется, что может нам помочь и тут же выкладывает адрес проживания Гоши. Даже в большом городе все автономные националисты повязаны между собой нитью виртуальных псевдонимов. Они ходят друг к другу в гости, где обсуждают свои автономные планы. Всеобщей радости нет предела, разве что я мрачен, как туча-великан, потому как то, что задумали камрады вещь крайне серьёзная и часто раскрываемая. Хотя, куда уже больше? Система кричит по телевизору, что на нашем счету больше десяти убийств. Как мало мы почистили землю, надо срочно вызывать мистера Пропера.
