Винсент Килпастор - Школа Стукачей
И каждая попытка выскочить из кинозала или хотя бы поменять застрявший поперёк горла фильм, приводит только к боли, ломке, тюрьме и возврату в своё постылое неудобное кресло.
Я с ужасом наблюдаю, как рушится мой мир. Маленькая зацепка, придающая осмысленность всему, Вероника, женщина которой так приятно доставлять наслаждение, отдаляется от меня, оставив только пустоту и похмельную тупость.
Может быть плюнуть на все и лететь к ней обратно, в Ташкент? Я очень импульсивен. Лучше смерть - стоя, чем жизнь на коленях.
Импульс движет мной, когда бросаюсь с головой в роман с Вероникой. Импульс движет мной, когда впервые беру у Юры ханку. Импульс движет мной когда стреляю дробью в лицо тому рыжему животному с белёсыми глазами. Импульс движет мной, когда курочу жестяной сейф моего валютного босса.
Сейчас импульса почему-то нет... Перегорело всё.
Значит в Ташкент я не поеду...
Я уже изменил ей. Не физически, но мысленно. Я возжелал Ленку с работы. Это тоже заставляет меня презирать свою собственную суть. Гнилое и похотливое нутро... Теперь у меня нет ни Ленки, ни Вероники.
Нет и меня самого. Да, забыл сказать, денег тоже нихуя не осталось.
Я работаю на автопилоте потому что боюсь сдохнуть под забором в чужом, жёстком городе. Количество вечерних "отвёрток" растёт скачкообразными темпами.
Но с особенным ужасом я жду воскресения.
Какой жуткий день! Не хочется просыпаться. Я заставляю себе заснуть снова и снова, лишь украсть ещё кусочек от бесконечной воскресной пытки. В конце-концов или мочевой пузырь или тупая головная боль от пересыпа, заставляют меня вернуться в реальность. А этот паскудный Багарь тоже никак не приучится срать где положено. Сейчас накормлю его песком на завтрак. Хотя от этого станет гаже только мне самому...
Все прошлое воскресение я провёл в кинотеатре. Прятался в туалете под конец фильма, чтобы остаться халявно на следующий сеанс в другом зале.
Кино тот же наркотик. Замена постылой реальности. Просто печень не так разрушает, как опий с гидрой. А в остальном тоже самое.
Отвёртка, сон, кинофильмы... Вполне приличные способы забыться.
Но я знаю более превосходный способ. Вспоминаю о нём все чаще.
Мои вены давно зажили. Остались только несколько мелких белых шрамиков. И память о кайфе. Светлая, добрая память. Похоже, что вечная память. Старый друг – лучше новых двух.
Я совсем не помню ломку. Зато, я очень хорошо помню кайф. Я скучаю.
Иногда во сне я пережимаю привычно ногой мой локтевой сгиб, массирую вену и иступлено жахаю в неё иглой... Только вместо прихода я просыпаюсь.
И хочу сдохнуть всё сильнее.
Эти мои сны и тоска по игле - страшная тенденция. Тело уже привыкло жить без наркотика. А вот голова все время к нему возвращается. Надо чем-то занять голову. Чем?
Самое лучше – завести новый роман. Такой чтоб как гейзер лупил! А? Только вот с кем? Надо бы повнимательнее осмотреться вокруг.
Ну извини уж , Вероника... Обета безбрачия я тебе не давал. Покатился я по наклонной. Гуляй и ты, Вероника если уж станет невтерпёж. Только так чтоб я не узнал... Мысль о тебе под чьей-то волосатой грудью с небритыми подмышками и, почему-то татуировкой в виде якоря, унизительна...
***
У нас кончилась питьевая вода, и сорвиголова Булка решил сделать вылазку. Мы с Бибиковом благословляем его в дорогу матом.
Уже стемнело, и по зоне объявили отбой. Хотя в нынешние времена это пустая формальность.
У узбекского неба ночью блеск и цвет битума. Крыша тоже облита битумом.
Мы лежим на тёплой крыше и смотрим с Бибиком в битумное небо. Ночь черна. Ночь нежна.
- Ну значится откинулся он. Все путём. Едет домой. А ему кенты говорят – Весь микрорайон твоей Ксюхе уже на клык дал.
- И чо?
- Ну чо-чо? Берет тот мужик бритву...
- Ну нахуй, валит её? Только откинулся и о по-новой? Пиздишь ты, сука.
- Ты слушай, заебал, берет он, значит, бритву и бреется нахуй.
- Хахаха! Джентыльмен, бля, какой! Бреется, а?
- Патухни мразь!
- Ну и чо, и чо?
- Бреется он короче.
- Пагоди, он ебало бреет или хуй?
- Рожу бреет, конечно!
- Дааа... Воспитание-с! Этого у твоего лирического героя не отнять!
- Какого ещё в жопу героя? Вообще не буду ничего рассказывать. Иди нахуй, гандон.
- Игорь, Игорёха, ну бля со скуки я. Просто сдохну, если не скажешь что он потом сделал? Принял ванну? Начистил до режущего глаза блеска туфли? Долго выбирал подходящий в тон галстук?
- Нихуя! Он взял эту пену от бритья, с волосками со всеми, ну, с щетиной своей короче, взял и намазал себе на хуй
- АХХАХААХА – намазал на хуй пену с волосками, какой поворот сюжета, герой-извращенец! А потом он, наверное, долго дрочил и жёг до утра её письма?
- Намазал хуй пеной, да! Одел костюм. Купил цветов, ваксы – и к этой Ксюхе прямой канает! «Здравствуй любимая», мол.
- И чо?
- И ничо. Выебал её как врага народа. Так отхуярил, что она к утру ноги свести не могла. А через три дня её в больницу и положили. Вся пиздаа снутрях загноилась, ужас прямо. Волосков он ей туда натолкал хуем.
- И чо?
- Вырезали у той шалавы все нутро. Вот так.
-Жуть какая, Бибик
***
Первый раз я увидел Пьерошку в метро. Она впорхнула на Бауманской. У всего вагона к тому времени был землисто - выцветающий цвет лица. Что поделаешь, солнышко московское, поздне-осеннее.
А у этой был шоколадный, студийный какой-то загар. Не особо естественный, но по сумасшедшему сексуальный. Шоколад. Космополитен.
"Если выйдет на Щёлковской, мне повезло. Если выйдет на Щёлковской, мне повезло".
Вышла. На Щёлковской. Только не в мою сторону. Все равно потопал следом. Что бы ей задвинуть эдакое? В голове только «А вы не знаете который час?»
- Девушка, девушка, простите ради бога!
Ускоряю шаг и невольно спотыкаюсь. Так трудно подобрать размер обуви без Вероники! Она про меня знает больше чем я сам.
- Слушаю.
Ноль эмоций. Взгляд холодный. Отрешённый. Смотрит сквозь меня.
- Девушка, а вы спешите?
Дальше-то что говорить?
- Спешу.
- Вы знаете, я не такой, кто пристаёт к девушкам на улице.
- А какой?
- Хороший. Я – хороший. Я тут живу неподалёку.
- Рада за вас.
- А вы не хотели бы...
-Нет. Я не хотела бы.
- Понимаете, я сам с юга приехал, из Ташкента.
- Это в Киргизии?
- Нет, что вы, это в Узбекистане.
- А какая разница?
- Да я думаю – никакой теперь уже.
- Ну вот – сами говорите что "никакой".
- А у меня дома одна вещица есть, такая травка особенная, может, слышали, настроение поднимает, если курнуть.
- Вы хотите угостить меня шмалью? Я не люблю шмаль. Шмаль любит Артур.
- Артур? Какой Артур.
- Мой жених. Я скоро замуж выхожу.
- Поздравляю
-Спасибо. А так я по чёрной торчу.
- Извините, не совсем понимаю московский сленг, по-чёрному торчите?
- Терьяк. Солома. Химка. Понимаете?
- Солома – маковая?
- А зачем же так орать? Как у вас с головой? Все в порядке?
- Нормально, шепчу, с головой! Вас мне бог послал!
- У меня есть жених. Он тоже так говорит.
- Давайте возьмём поскорее соломы, девушка. Я заплачу за дозу для вас!
- Заплатите? За меня? Клёво! А за Артура?
- И за Артура!! И за такси!! Куда нам ехать-то? Быстрее!
- А зачем на такси тратиться! Лучше возьмём побольше кубатуры! На Каширку нам. На метро и доедем. А вы случайно не из милиции?
- Разве, похоже?
- Не-а.
- Я из Ташкента. Не из милиции. Только не кому не говорите, там меня, как бы это сказать, потеряли. Помчались же. Помчались!
***
Булка вернулся с водой, чёрствым пайковым хлебом и новостями.
За прошедшие сутки наступление чёрных на всех фронтах.
Работают два «фонаря» на запретке. Не переставая.
Фонарь – это место, откуда и куда с воли - на волю перекидывают груза. Раньше работал только один фонарь - на промке. Сами понимаете под чьей опекой. Теперь движение попёрло на жилой.
Бурятские кенты с воли работают в зону килограммами. Не пап стал, а уже Амстердам какой-то.
Поменяли смотрящего за игрой, за столовой, за изолятором. Почти весь кабинет министров.
Бурят отказался от предложения стать положенцем. Хотя всем же ясно, что будущий положенец будет сильно с ним считаться. По всем вопросам внутренней и внешней политики.
Теперь новые этапы в зону больше не будут встречать ментовским дубиналом.
Имомов тоже так не вошел в зону. Говорят, его вызвали в ГУИН в Ташкент.
Вместо него обход по зоне, без сопровождения ментов проделал Дядя.
Этот факт не может не радовать нас. Скорее всего, Худой уже «исполняет обязанности». Он у нас гений, дядя наш!
Косым уже официально встречался с Бурятом. Бурят отказался подниматься к штабу и Дядя беседовал с ним на плацу у девятого, в толпе мужиков. Спектакли, спектакли...Говорят, пошёл на все условия ради восстановления нормального режима в зоне. Предполагаю, он сам и утверждал список этих условий.
Почти все до единого богатенькие маслопупы пересиживают события в комнатах длительного свидания. Комната свиданий - имеет особый статус. Поражает тот факт, что все они зашли на свидание за сутки до бурятской революции. Откуда они могли узнать? Мой давнишний друг, библиотекарь Дильшод – тоже там.
