Чак Паланик - Дневник
А Грэйс сводит вместе края его манжеты и вставляет запонку, со словами:
— Мы всего-навсего открыли способ пожинать богачей.
27 августа …И три четверти
«СКОРЫЕ» уже ждут у Уэйтензийской гостиницы. Группа тележурналистов устанавливает на крышу фургона вещательную тарелку. Две полицейские машины уткнулись в гостиничные парадные ступени.
Летние люди протискиваются меж припаркованных машин. В кожаных штанах и черных платьицах. В темных очках и шелковых рубашках. В золотых украшениях. Над ними — корпоративные эмблемы и логотипы.
Граффити Питера — «…ваша кровь — наше золото…»
Между толпой и Мисти перед камерой стоит телерепортер. Позади топчется публика, люди карабкаются по гостиничным ступеням и проходят в вестибюль, а репортер спрашивает:
— Включились? — прикладывает к уху два пальца. Не глядя в камеру, сообщает. — Я готов.
Детектив Стилтон сидит за рулем своей машины, Мисти — рядом с ним. Они оба наблюдают, как Грэйс и Гэрроу Уилмот взбираются по ступенькам гостиницы.
Мисти наблюдает за ними. За ними следят камеры.
А детектив Стилтон говорит:
— Они не решатся. Не при стольких свидетелях.
Старшие члены каждого семейства, Бартоны, Хайленды и Питерсены, аристократия острова Уэйтензи, вливаются в череду проходящих в гостиницу летних людей, высоко держа подбородки.
Предупреждение Питера — «…мы убьем всех детей Божьих, если это значит спасти наших собственных».
Телерепортер перед камерой поднимает микрофон ко рту и произносит:
— Полиция и правление округа дали зеленый свет сегодняшнему вечернему мероприятию острова.
Публика исчезает в зеленых сумерках бархатных вестибюльных окрестностей, лесных просек меж полированных, крытых лаком древесных стволов. Широкие колонны солнечного света пронзают полумрак, тяжелые, как свет хрустальных люстр. Горбатые тени диванов под замшелые валуны. Лагерный костер, весьма смахивающий на камин.
Детектив Стилтон спрашивает:
— Не хотите пройти внутрь?
Мисти говорит ему — «нет». Это небезопасно. Она не собирается повторять ту ошибку, которую всегда делала. Какой бы та ошибка ни была.
Если верить Гэрроу Уилмоту.
Телерепортер продолжает:
— Всякий, кто есть кем-то, прибыл сюда в этот вечер.
И тут — там девочка. Незнакомка. Чей-то чужой ребенок с короткими черными волосами взбирается по ступеням в гостиничный вестибюль. Отблеск кольца с оливином. Чаевых Мисти.
Это Тэбби. Конечно это Тэбби. Дар Мисти будущему. Способ Питера удержать жену на острове. Приманка, чтобы заманить ее в ловушку. Один миг, зеленый отблеск, и Тэбби исчезает внутри гостиницы.
27 августа …И семь восьмых
СЕГОДНЯ ВО ТЬМЕ сумрачной лесной просеки, зеленых бархатных окрестностей за дверьми вестибюля, срабатывает пожарная сигнализация гостиницы. Один непрерывно дребезжащий звонок, — он вырывается из парадных дверей так громко, что телерепортеру приходится выкрикнуть:
— Так, похоже, какие-то проблемы!
Летние люди, мужчины с зачесанными назад волосами, темными и жесткими от какого-то средства для укладки. Женщины, сплошь блондинки. Все орут, чтобы перекричать дребезжание сигнализации.
Мисти Уилмот, величайшая художница всех времен и народов, рвется сквозь толпу, пробиваясь и проталкиваясь в сторону сцены в Древесно-золотой столовой. Хватаясь за локти и бедра этих худеньких особ. Вся стена за сценой занавешена и готова к открытию. Полотно, ее работа, все еще скрыто. Замуровано. Ее дар будущему. Часовая бомба.
Ее миллион мазков краски, правильно собранных в целое. Моча коров, накормленных листьями манго. Чернильные мешочки каракатиц. Вся эта химия с биологией.
Ее ребенок где-то среди этой оравы. Тэбби.
Сигнализация все звонит и звонит; Мисти взбирается на стул. Влезает на стол, на шестой столик, где Тэбби лежала мертвой, где Мисти узнала, что Энджела Делапорта прирезали. Возвышаясь над толпой в белом платье, когда люди поднимают глаза, летние мужчины ухмыляются ей, — Мисти без нижнего белья.
Подвернув перерожденное свадебное платье между тощих бедер, Мисти орет:
— Пожар!
Поворачиваются головы. Глаза поднимаются на нее. В дверях столовой появляется детектив Стилтон, начиная пробираться сквозь толпу.
Мисти кричит:
— Прочь! Спасайтесь! — орет Мисти. — Если вы останетесь здесь, случится ужасное!
Предупреждения Питера. Мисти мечет их над толпой.
«Мы убьем каждого из детей Божьих, если это значит спасти наших».
Позади нее маячит занавес, укрывающий всю стену, ее собственный автопортрет, то, чего Мисти о себе не знает. То, чего она не хочет знать.
Летние люди смотрят снизу, сжав складочные мышцы, сведя брови. Губы тонко вытянуты и опущены треугольной мышцей.
Пожарная сигнализация перестает трезвонить, и на миг одного вздоха слышен только океан снаружи, шипение и биение каждой из волн.
Мисти орет, чтобы все заткнулись. Все — слушайте молча. Кричит — она знает, о чем говорит. Она — величайшая художница всех времен. Реинкарнация Томаса Гинзбурга, Клода Моне и Мэри Кэссет. Она орет, мол, ее душа бывала Микеланджело, да Винчи и Рембрандтом.
Потом какая-то женщина выкрикивает:
— Это она, художница! Это Мисти Уилмот!
И какой-то мужчина подхватывает:
— Мисти, дорогая, довольно интриговать!
Женщина кричит:
— Срывай занавес, и делу конец!
Женщина и мужчина, которые кричат — это Грэйс и Гэрроу. Меж ними двумя они держат за руки Тэбби. А глаза Тэбби заклеены липкой лентой.
— Эти люди, — кричит Мисти, показывая на Гэрроу и Грэйс. Волосы свисают ей на лицо, Мисти орет. — Эти злодеи использовали своего сына, чтобы сделать мне ребенка!
Мисти кричит:
— У них моя дочь!
Орет:
— Стоит вам увидеть то, что за занавеской, и будет уже слишком поздно!
А детектив Стилтон взбирается на стул. Один шаг, и он выше. Еще шаг — и он рядом с ней на шестом столике. Позади них висит огромный занавес. Правда обо всем на свете всего в нескольких дюймах рядом.
— Да! — выкрикивает другая женщина. Пожилая островитянка Таппер, с черепашьей шеей, которая болтается в кружевном вороте платья, кричит. — Покажи нам, Мисти!
— Покажи нам! — подхватывает какой-то мужчина, пожилой островитянин Вудз, опираясь на палку.
Стилтон тянется рукой за спину. Говорит:
— Вы почти заставили меня поверить, что вы в своем уме, — и его рука появляется с наручниками. Он защелкивает их на ней, утаскивая Мисти прочь, мимо Тэбби с заклеенными глазами, мимо всех летних людей, которые качают головой. Мимо аристократов острова Уэйтензи. Назад, сквозь лесную поляну зеленого бархатного вестибюля.
— Мой ребенок, — говорит Мисти. — Она осталась там. Мы должны забрать ее.
А детектив Стилтон передает ее блюстителю порядка в коричневой форме, со словами:
— Ваша дочь, которая, как вы говорили, мертва?
Ее смерть была инсценировкой. Все смотрят, превратившись в собственные статуи. В собственные автопортреты.
Снаружи гостиницы, у подножья ступеней крыльца, блюститель порядка открывает заднюю дверцу патрульной машины. Детектив Стилтон объявляет:
— Мисти Уилмот, вы арестованы по обвинению в покушении на убийство вашего мужа, Питера Уилмота, и в убийстве Энджела Делапорта.
Она была вся в крови в утро после того, как Энджел был зарезан в постели. Энджел пытался похитить у нее мужа, у Мисти, у той, кто обнаружила тело Питера в машине.
Сильные руки заталкивают ее на заднее сиденье патрульной машины.
А из гостиницы доносится голос телерепортера:
— Дамы и господа, снятие занавеса.
— Под замок. Отпечатки. Дело, — командует детектив. Хлопает блюстителя порядка по спине и добавляет. — Я схожу внутрь, гляну, о чем был весь этот шум.
28 августа
ЕСЛИ ВЕРИТЬ ПЛАТОНУ, мы живем в цепях в темной пещере. Мы прикованы, поэтому можем видеть только заднюю стену катакомбы. Можем различить только тени, мечущиеся по ней. Это могут оказаться тени чего-то, что движется снаружи пещеры. Могут оказаться тенями людей, прикованных рядом.
А может быть, каждый из нас видит только собственную тень.
Карл Юнг называл это эффектом тени. Он сказал, что мы не способны рассмотреть окружающих. Вместо этого мы видим аспекты собственной личности, отброшенные на них. Тени. Проекции. Наши ассоциации.
Как старые художники, которые садились в темной комнатушке и обводили картинку того, что стояло за крошечным окном, в ярком свете солнца.
Камера обскура.
Не точный образ, но зеркальный, или вверх ногами. Искаженный зеркалом или линзой, через которую он падает. Наше ограниченное личное восприятие. Наш крошечный багаж знаний. Недоделанное образование.
