Уильям Берроуз - Западные земли
Британцами родились, британцами умрем.
Чайное заведение с кафельным полом и растениями в горшках, длинная комната, вытянувшаяся футов на пятьдесят вглубь от входа с улицы, зеркала на стенах отражают Галифакс, Мальту, военный и гражданский персонал, разговоры об уходе в отставку, жаловании и слугах. Он начинает задыхаться в этой атмосфере, расплачивается и выходит на улицу, сопровождаемый неодобрительными взглядами: «Этот явно не из колониальных служащих».
Лавки с отрезами ирландского твида, фотоаппаратами, биноклями, музыкальными шкатулками, индийские магазинчики, точно такие же, как индийские магазинчики в Панаме, на Мальте и на Мадагаскаре… шарики из слоновой кости, вставленные один в другой, гобелены с тиграми и бородатыми всадниками, сжимающими в руках ятаганы. Кто покупает всю эту дрянь? Он начинает подозревать, что все это – просто прикрытие для какого-то чудовищного заговора. Вполне возможно, ведь очень многие индусы занимаются обменом валюты.
Бар для солдат и матросов с вращающимися дверями, матросы из Танжера, выбравшиеся на день за покупками. Чай «Эрл Грей», джем от «Фортнум и Мейсон», коричневый сахар, специальное сливочное печенье. Костюм еще не пошит. Портной обещает закончить завтра. Стоит ли задерживаться долее на Скале?
Назад в гостиничный номер, тяжелый ключ оставлен на полочке. Кровать не заправлена… простыни грязные, и запах от них тяжелый, на цвет ни белые, ни серые – цвет сахара в сиротском приюте – и мокрые еще, липнут к коже, словно потный саван. В пять тридцать он встает и выпивает две порции неразбавленного виски у себя в номере, сидя на простом стуле из темного, покрытого пятнами дерева, портрет Эдуарда VII на стене – судя по всему, подарок от компании, которая устанавливала сантехнику – медные трубы и бачки под потолком, из которых постоянно капает.
В обеденном зале практически пусто… старомодный коммивояжер с грузом музыкальных шкатулок, дешевых транзисторных приемников и ручных фонариков из Гонконга. Официант нехорош собой, обрюзгший, курчавые черные волосы и золотые зубы, засаленный черный пиджак и белая рубашка с черным от грязи воротничком.
Он нехотя заказывает стейк, картофель-фри и полбутылки красного вина.
– Ах да, еще принесите мне сразу двойное виски.
– У нас нет разрешения на торговлю крепкими спиртными напитками.
– Да у вас вообще ничего нет!
Стейк тонкий, морщинистый и прожаренный до твердости подошвы. С картофеля-фри капает жир, а официант ставит на стол бутылку сладкого белого вина.
– Принеси мне красного вина, ты, мартышка гибралтарская, или я тебе горло перегрызу! – шепчет он одними губами на грани слышимости. Официант отшатывается, на его лице – недоумение и злоба. Холл тычет пальцем в меню.
– Унесите вот это… и принесите это.
Официант хватает со стола бутылку и удаляется, бормоча себе что-то под нос. Скатерти примерно такого же цвета, что и простыни, на них пятна от еды, вина и пива, сигаретный пепел. Невыносимая обстановочка. Он вспоминает, что по дороге из аэропорта возле Восточного пляжа он видел указатель: «Отель Панама».
Холл выписывается из гостиницы и находит такси на маленькой площади под деревьями, на которых чирикает целая стая воробьев.
– Это где-то в направлении Восточного пляжа…
«ГИННЕС» – САМОЕ ТО ДЛЯ ТЕБЯ.
Бетон и колючая проволока, затянутая сорняками и виноградом, радиовышки, бараки, возле которых испанки развешивают белье на просушку и сплетничают голосами, звучащими как трескотня попугаев… испанские мальчишки с велосипедами.
В «отеле «Панама», в отличие от всех остальных гостиниц на Скале, персонал вежлив. Ему показывают комнату наверху с видом на бараки рабочих, радиовышки и Скалу. Чистенькая, с большой, комфортабельной кроватью, шкафом и письменным столом, ванная комната с большой розовой фаянсовой ванной и горячей водой в изобилии.
На следующий день он заглядывает в «Ллойдз».
– Извините, сэр, для вас ничего нет.
Черт побери, мой корабль отплывает через три дня. Если книги не прибудут к этому времени…
От гостиницы начинается дорога, которая идет вдоль пляжа до изгороди вокруг летного поля где-то в пятистах ярдах от входа в отель. В другом направлении дорога соединяется с главным шоссе, которое идет вокруг всей Скалы где-то на расстоянии сорока футов от берега моря. Около того места, где дорога с Восточного пляжа впадает в главное шоссе, находится муниципальная станция сжигания мусора, над которой постоянно клубится столб дыма, пятнающего небо черной жирной копотью.
Снова в «Ллойдзе».
– Все прибыло, сэр. Распишитесь вот здесь…
Давно бы так. Пароход отплывает завтра в 9 вечера.
Он покупает хозяйственную сумку-авоську, чтобы упаковать книги. Не будет распаковывать, пока не окажется в каюте. Еще покупает выпивку, печенье и немного сыра. Подчиняясь какому-то порыву, сворачивает в боковую улочку. ДОКТОР ХЕНЛИ, ТЕРАПЕВТ И ХИРУРГ. Хм, почему бы не попробовать затариться?
Убогий кабинет, такой же убогий, как и одежда доктора. Хенли немного за шестьдесят, он высокий и худощавый, с пронзительным взглядом голубых глаз, словно сорока, которая высматривает блестящую вещицу, чтобы утащить ее к себе в гнездо.
– Итак, чем могу быть вам полезен, юноша?
– Доктор, у меня проблема. Я – морфинист, а завтра я отправляюсь на пароходе в Венесуэлу… пятнадцать дней пути.
– Хмм… да, это действительно проблема.
– Я могу продержаться на одном гране в день, доктор.
Холл достает двадцатифунтовую купюру из бумажника. Врач смотрит на деньги.
– Я могу выписать рецепт не более чем на десять гран, и то это будет выглядеть подозрительно, или же на пять гран дилаудида57.
– Давайте дилаудид.
Доктор выписывает рецепт. Холл вспоминает свое темное прошлое. Темное пятнышко то там, то здесь. Гонконг, Сингапур, Аден, Александрия. Как это он так все мимо Гибралтара?
Доктор звонит куда-то по телефону, вешает трубку.
– Идите с рецептом в английскую аптеку на Мэйн-стрит… спросите сеньора Рамиреса.
Без промедления Холл мчится в аптеку. Сеньор Рамирес кидает беглый взгляд на рецепт.
– Пару минут, сэр.
Он возвращается с пузырьком из темно-коричневого стекла.
– С вас десять фунтов, сэр.
Аптекарь знает, что этот клиент с ним спорить не будет.
Холл – единственный пассажир на почтовом пароходе. Как только он оказывается на борту, якорь поднимают. Замечательная каюта: кровать, письменный стол, стул и вешалка. Он вводит себе одну восьмую грана и засыпает.
Он просыпается от покачивания парохода и запаха моря. После завтрака распаковывает книги. Где еще, кроме Лондона, купишь книги, которые тебе нужны? Разве что еще в Париже; многие источники – на французском, но из Парижа книги пришлось бы ждать неизвестно сколько времени. Вот, здесь все, что нужно… состав яда сколопендры, клинические случаи, иллюстрации с примерно тремястами видов этих тварей. Он снимает крышку с портативной пишущей машинки.
8
День Благодарения, вторник, 24 ноября 1985-го года. Город будущего по названию Леукан, компактный комплекс зданий из красного кирпича с балконами и пожарными лестницами. Я сижу на кушетке, покрытой дешевым армейским одеялом, и баюкаю белого младенца. В смысле, совсем белого. У него даже зрачки белые. Я не очень хорошо вижу его лицо. У младенца – длинные белые клыки. Белые глаза его сверкают, словно бриллианты или свежий снег, от него исходит возбуждающий мускусный звериный запах, обрезки целлулоидной ленты освещают на миг крохотные кинотеатры случая, перед тем как сгореть наподобие колпачков коулменовских ламп.
Улица словно плот, угол Першинг и Уолтон… угол отрывается и уплывает сквозь деревья, рыболовы удят прямо с тротуаров, слегка покачивается листва, белка застывает стоп-кадром, старые декорации обветшали, они осыпаются со страниц, волны накатывают на волноломы, старые фотографии скручиваются и рассыпаются на клочки… желтое мерцание фонарей, гигантские листья, они едят розовый торт, лист картона отрывает от стены поднимающимся ветром, пирсы размываются прибоем, развалины дома, дождь, серое небо.
Посмотри на этот летательный аппарат, похожий на подержанный автомобиль или самолет, изношенный милями пути и трагическими ошибками. Ничего, в одну сторону долетит, утешаешь ты себя. Аппарат называется «Дай Бог Доберемся».
– Джо, похоже, крыло отваливается.
– Оба крыла, босс.
– Что ж, тогда залатай их.
(Он раньше был большим воротилой, никак не может привыкнуть к тому, что его космический корабль пришел в упадок; если «упадок», конечно, достаточно сильное слово для того, в каком состоянии находится эта колымага.)
– Залатать? Чем, босс? Пластырем и жевательной резинкой? А чего бы тебе самому не надеть страховочный пояс и не поступить по-мужски? Вылезай и латай сам.
