Содом Капустин - Содом Капустин (Поэма тождества)
Желай ты посмотреть своими лишенными век глазами, то ты бы увидел, как острожники обертывали, обворачивали и протыкали своими перетруженными, перестоявшими и перевозбужденными пенисами доставшиеся им часть твоей кожи и, самозабвенно, проникновенно и фортиссимо орошали, поливали и облагодетельствовали своей истекающей спермой всех тех, этих и наглых окружающих, открывающих и закрывающих глаза от животворительных, лечебных и радужных брызг, капель и живчиков. Только твои глаза не смотрели ни наружу, ни внутрь, ни в других направлениях, движениях и скоростях, они наблюдали только тебя самого в тебе самом и то, как ты выводишь из самого себя свою собственную книгу, уже обретшую силу плоти, упругость связей и формоотнимающую инерцию движения, которое принудит радость молчать и этим перестроит ее в мудрость, которое позволит радости петь и этим выведет ее в любовь, которое даст радости волю и этим начинит всё блаженством, благодатью и гармонией, что и убьёт читателя этой книги навсегда.
Сперма, лишенная своих матрасов, спермосборников и утилизаторов теперь прыгала, скакала и носилась, как кобылки, прекращая стрекотать и расправляя голубые, красные и желтые крылья, разлетаются от пробирающегося через выгоревшие заросли корноухого курдючного барана, или как чрезвычайно упругий латексный мячик отражается от боковин ветвящегося коридора, чтобы в итоге не попасть ни в одну из дырок, ведущих в руки на что-то надеявшегося игрока, понуждая осыпаться краску, штукатурку и кафель с тюремных стен, расшатывая солнце на небе, линию горизонта под небом и всю занебесную механику, технику и приспособления. Но зеки, мастурбируя твоей кожей, поя твои песни и не обращая на тебя самого ни малейшего внимания, ибо съел ты всё внимание, бывшее в распоряжении Папы а, значит и всего острога, просто не замечали, что их узилище раскачивается, трясётся и ходит как голова сизаря, прогуливающегося по набережной в поисках остатков сахарной ваты, или палуба рыбацкой шаланды, везущей вместо сельди груз контрабандного спиртного, что шконки, шлёнки и шпонки перекатываются от одной стены до другой, обратно, снова и непрерывно, что обесточенные телевизоры, безантенные радиоприёмники и опустошенные холодильники сбиваются в кучи, стаи и груды, еще не готовые взлететь, взмыть и покинуть ставшие негостеприимными, шаткими и валкими полы, стены и своды этой тюрьмы. Колодники, в отличие от тебя, не чувствовали, не видели и не трогали, как чесночница, воспринимающая только движущиеся объекты, теряет севшую на травинку муху-саркофагу, или как радар на авиабазе не может засечь неопознанный летающий предмет, который наблюдают в иллюминаторы все пассажиры трансконтинентального рейса, сонмы, тьмы и массы кусающих, гложущих и рвущих их организмы, рассудки и сновидения остроклювых бандикутов, ядозубых фосс и перепончатолапых мурен, рожденных их сокамерниками в моменты просветления, пробуждения и примирения с пытками, казнями и ужасами их заключения, отключения и расключения, придуманными, осуществлёнными и воплощенными для них самим Папой и беспрерывно, безудержно и артистично продолжали совокупляться сами с собой, собратниками и развратниками.
– Тот унижения достоин, кто посягнет на то святое, веками долгими основой и доказательством что пребывало. Основ природы. Не может скудный разум черни постичь основы абсолюта, что заповедали нам предки, познавши истинность заветов. Вполне конкретных.
Пока шесть вертухаев в сопровождении, приложении и руководством опричника своего кабинета, несли, тащили и поднимали твоё тело, не сведущее, не следующее и не могущее передвигаться из-за перерезанных ахилловых связок, отсутствия кожи и пробитых пенисами ушей, за икроножные, широчайшие и плечевые мышцы, за бицепсы, трицепсы и ягодицы, другие обрывали, прекращали и прерывали праздник, веселье и мастурбацию, будто великовозрастный имбецил, вторгшийся в песочницу, роняя слюну и купюры, жаждет меняться игрушками с ревущими от неожиданности малышами, или как покрышка от карьерного самосвала катится по лугу, вынуждая стайку волнистых попугайчиков, улетевших на вольные хлеба из зоомагазина, бросаться врассыпную, отнимая у разошедшихся, развеселившихся и приблизившихся к границе дрёмы зеков остатки твоих кожных покровов, плащаниц и оболочек, чтобы привести их на анализ, осуществить их исследование и провести их по инстанциям.
– Как подневольный дух находит лишь в рабстве истинное счастье, так мы должны изведать каши, чтоб бланманже нам было вкусным. Коллегиально. Но личность, что в самозабвеньи спешит к загробности усладам, нам не понятна и к тому же на нас сомнения наводит. Определённые.
Внешность, внутренности и выражения лиц, носов и щек нёсших тебя вертухаев постоянно менялись, колебались и циклировали: у них вырастали, пропадали и гипертрофировались руки, ноги и крылья, у них выпадали, показывались и взъерошивались перья, усы и ногти, у них менялись цвета, направление и размеры глаз, губ и бород, но эти трансформации, пертурбации и перестановки никого не тревожили, а уж самих охранников в первую голову, во второй срок и в третий вопрос, будто получающий курс стволовых клеток ампутант прикидывается, что его культя остается неизменной, когда на ней уже растут новые пальцы, или как исландский шпат, сам того не подозревая, удваивает любую картинку, на которой он окажется.
– Стремление избегнуть кары приводит к новым преступленьям как против личности и строя, так против единоначалья. Истеблишмента. Вопрос серьёзный поднимая, мы проверяем все нюансы, чтоб невиновного не мог бы сразить, законы подминая, карающий клинок Фемиды. Амбивалентно.
Кулуарник своего кабинета, разложив, расправив и расположив на своём столе в порядке, режиме и последовательности рисунки твоего ануса и кожу с него, изъятую, отобранную и вырванную у беспринципных, предприимчивых и безалаберных арестантов, начал, принялся и взялся за ее углубленное, узаконенное и узурпаторское изучение, изречение и микроскопирование, одним глазом, чей зрачок напоминал цветок незабудки, смотря в окуляр, другим, чьи склеры были украшены символами, узорами и начертаниями сакрального слова «гок», озирая обстановку, окружающее и надлежащее, а третьим, чьи ирисы образовывали, обучали и сопоставляли синее с горьким, холодное с липким, а беспочвенное с экзотерическим, зрил на тебя и насилующих тебя охранников. А они, обезоруженные в натянутой вседозволенности, разухабистые в немытой истошности, безгласные в неуправляемой последовательности, елозили, залезали и вылизывали соединения, сочетания и расчетания твоих мышц, чтобы подобраться, подостлаться и подлезть под них своими меняющими цвет, значение и вес членами.
– Непобедимая натура, невольница в игре престолов, каким страданием и дожем нам наделить твой светлый образ? Педагогично. Отриньте чары иссушенья, протрите искуплений кубки, когда белил засохнут краски на фресках, что вели к разбою! Конгениально.
Слушаясь, повинуясь и следуя внезапному, незаконному и несообразному повелению смотрителя своего кабинета, охранники разом вынули свои члены из-под твоих мышц, за доли мгновения, мигания и расставания со своей спермой, чем повергли то, что осталось, сохранилось и выжило из твоего тела в раздражение, удрученность и досаду.
– Незваный гад, коварной сапой пробравшийся в чертог амурный, не может доле саньясина присутствовать средь кущ и лежбищ. Категорично. А коли он, в рожденья пыле, нас не оставит добровольно, быть рассеченным на мириады частей ему судьба готовит. Безапелляционно.
Равнодушное, равноапостольное и равнопрестольное к своему окончательному, безжалостному и неправедному приговору, решению и вердикту твоё тело, озадаченное, озабоченное и занятое лишь поддержанием, удержанием и сохранением самого себя, тебя и твоей книги, несмотря на лишения, операции и изъятия органов, свойств и возможностей, вызвало, вынудило и спровоцировало вертухаев на спонтанную, несанкционированную и самопроизвольную эякуляцию. И едва их члены начали, стали и принялись изливать, капать и сочиться спермой, твоё тело, прекрасно зная, умея и прогнозируя что будет, последует и произойдет, вновь лишило тюрьму как части охранников, так и чести содержателя своего кабинета, да и самого кабинета и его дальних, ближних и прочих окрестностей.
А дальше ты, наверняка, тоже всё помнишь?
Кушетка в медблоке, окруженная, обставленная и декорированная препаратами, муляжами и страницами анатомических атласов, карт и пособий, между которыми не было никакой видимой, невидимой и реальной разницы, хотя одни были отсечены от тел, другие вылеплены из глины, праха и прополиса, а третьи нарисованы, изображены и выписаны на страницах ватмана, льна и конопли, на которой лежало твоё тело, поскрипывала, постанывала и повизгивала после каждого прикосновения к тебе острожного фельдшера. Медбратья, разваливающиеся, развалившиеся и державшие настороже, на прицеле и наготове тампоны и тромбоны, зажимы и разжимы, ножницы и заложников, готовые, готовящиеся и желающие подать своему шефу, командиру и наставнику любой из понадобящихся, потребующихся и наведывающихся к нему инструментов, приспособлений и девайсов, следили, прослеживали и предупреждали каждое, любое и всякое его движение, жест и тест.
