Вадим Чекунов - Кирза
Сваливают на дембель первые осенники — в нашем взводе Колбаса и Вася Свищ. Колбаса уезжает с другими в Токсово сразу после инструктажа.
У Свища поезд поздно вечером, поэтому до обеда он шарится по казарме. «Мандавохи» прощаются с легендой казармы. Васины сапоги, с так и неистершимися подковами из дверных петель, торжественно уносят в каптерку.
После обеда Ворон лично провожает Васю до автобуса. Отпросились на полчаса с работ и нарядов все наши, кроме караула. Все призывы. На КПП Васю угостили прощальной кружкой его любимого чая со слоном и подарили на дорогу кулек пряников.
Каждый жмет ему руку. Вася неожиданно для всех прослезился. Обнимает каждого и застенчиво улыбается.
Здоровенный, бесхитростный парень с далекого хутора Западной Украины. Великан с душой ребенка — единственный из нас остался самим собой. Не примеряя масок. Не пытаясь выжить в стае. Отслужил так, как не дано никому из нас.
Два года прошли не бесследно и для него. В армии он увидел первый раз телефон и телевизор. Обожал смотреть фильмы — любые. Ухмыляясь, молча слушал россказни о девках. Обмолвился раз, что есть у него невеста. Большего вытрясти из него не смогли. «Последний из могикан» — приходит мне на ум. Не просто так — именно эту книгу холодной дождливой ночью дал ему почитать в наряде на КПП. Вася оказался читателем хоть куда, прочел ее за несколько нарядов. Попросил еще что-нибудь. Любимой была у него «Пылающий остров» Беляева.
И вот он уезжает — последний из могикан.
Как ни уговаривал его Ворон остаться на «сверчка» — не согласился.
— Вася, если тебе до поезда снова полдня, ты уж на вокзале-то не сиди… Как в прошлый-то раз, — под общий смех хлопаю его по спине.
История эта известна всем. Получив отпуск, Вася признался взводному, что ни разу в городе не был. Что боится потеряться в Питере и не найти вокзал. Ворон поехал с ним. Довез до вокзала, взял в воинской кассе билет. Посадил в зале ожидания, объяснив, что до поезда шестнадцать часов и Вася может смело погулять если уж не по городу, то вокруг вокзала — точно. Свищ не решился и все это время просидел на вокзале.
Обратно, правда, добрался уже сам.
На дембель я подарил Васе набор открыток «Ленинград — город-Герой». Вася набору обрадовался. Сначала собрался вклеить в свой альбом, затем передумал и убрал в дипломат.
«Виддам матуси ци листивкы. Вона тоды нэ змохла на прысяху прыихаты. А так хотила мисто подывытыся», — объяснил, улыбаясь.
Правда, открытки неожиданно устарели. Ленинград пару недель назад стал Санкт-Петербургом.
— Та ни… — басит Вася. — Тильки четыре ходыны. А запизнюся?
Все опять смеются, окончательно смущая его.
На остановку приходят несколько лейтех и пара капитанов из Можайки.
Ворон просит их довести Васю до города и посадить в метро. Офицеры удивлены, но соглашаются. С любопытством поглядывают на дембеля-ефреетора и окружающую его толпу.
Начинает моросить дождь. Все жмутся под козырек навеса, поглядывая попеременно то на небо, то на дорогу.
— Плачет Лехтуси. Плачет дождем. Не хочет тебя отпускать, — говорит склонный иногда к лирике Ворон. — Оставайся. У меня заночуешь. А завтра — к начштаба. Оформим тебя.
Вася как-то странно дергает головой, будто пугается.
Опять общий хохот. Похлопывания, снова рукопожатия. Какие-то напутствия и советы.
Мне кажется, что Свища это уже порядком утомило.
Наконец, показывается рейсовый «лиаз».
Все начинают разом галдеть и снова тянуть руки.
Автобус подкатывает к остановке. Хлопает раздолбанными дверями.
Водила терпеливо ждет.
Васе удается вырваться из окружения и влезть в салон.
Фыркнув вонючим выхлопом, рейсовый отъезжает.
Вася стоит на задней площадке, и машет нам рукой. Сквозь грязное и мокрое стекло уже не видно его лица. Лишь широченная темная фигура и огромная ладонь.
«Бип! Бип! Бип-бип-бип!» — на футбольный манер вдруг неожиданно сигналит водила автобуса. И дает еще один гудок — длинный, затихающий и теряющийся в сыром воздухе.
Вот и все.
Лишь рябь дождя на лужах. И тоска.
В части событие — привезли первых новых духов. Все в ту же казарму, что приняла когда-то и нас. Цейс больше в карантине не командует — ушел в Можайку. Вместо него старлей по кличке «Тычобля» из «мазуты».
Нам духи уже не интересны почти. Так — любопытно, кто и откуда. Новые лица, все же. «Вешайтесь!», завидя их, не кричим. Это дело тех, кому на дембель через год. Лично мне надоело все уже — вся эта осенне-весенняя круговерть. Складки, бляхи, кокарды, крючки и количество тренчиков на ремнях…
Отпустите, отпустите меня домой… Да сколько ж можно-то…
Через неделю, к общей радости, ушел на дембель Укол. До Нового года, хоть и обещали ему, держать не стали.
«Пиздуй, и не встречайся…»- сказал ему на прощанье Ворон.
Еще неделю назад Укол каждую ночь мечтательно расписывал, как он собирается навалять взводному на свой дембель.
Узнал об этом Ворон, или нет — неизвестно. Но от греха подальше взводный свалил в город в день увольнения Укола.
Укол торжествует, собираясь на инструктаж.
— Чуваки, зла на меня не держите, кого обидел если, — говорит он, шнуруя ботинки.
Их Укол отобрал у Трактора, при мне. Другие, с обрезанными рантами и сточенным каблуком, спрятаны в военгородке, у буфетчицы.
Я лежу на койке. Случайно повернув голову, замечаю стоящего у начала взлетки Кувшина. Тот, очевидно, давно уже делает мне какие-то знаки руками. Стоит он так, чтобы его не было видно с рядов осенников.
Все это удивляет так сильно, что сую ноги в тапочки и иду к Кувшину.
— Ты не охуел дедушку к себе подзывать? — беззлобно усмехаюсь, подойдя.
Кувшин на шутку не отвечает. Собран и бледен — больше обычного.
— Чего такое? — беру его за плечо и веду в сушилку.
Выгоняю оттуда пару копошащихся в куче сырых бушлатов «мандавох». В сушилке стоит плотная вонь сапог и гнилой ваты.
— Вадим… — впервые по имени обращается ко мне боец. — Есть дело…
Блядь, залет, что ли, какой…
— Говори.
Кувшин, глядя прямо в глаза, тихо просит:
— Отпусти меня до обеда. До построения. Пожалуйста.
— Куда?
Кувшин, по-обыкновению, молчит. Бледное лицо его покрывается пятнами.
Упрямый. Не пустить — сам сбежит. Видать, сильно нужно ему.
— Залетишь — сам отвечаешь. Я тебя никуда не пускал. Иди.
Кувшин улыбается одними губами. На выходе оборачивается:
— Спасибо.
Укол c другими осенниками отправляется в штаб. Я не прощаюсь с ним — ухожу курить в умывальник. Выпускаю дым в приоткрытое окно. Хорошая погода для дембеля. Небо, солнце, листва под ногами на влажном асфальте.
На мой дембель листва будет зеленой. А хорошо бы — при голых ветвях еше, в апреле…
Что я буду делать дома — не знаю. Не важно. Главное — дома быть.
Блядь, не сдохнуть бы зимой от тоски.
Вечером — новость с КПП.
Кто-то подловил Укола на выходе из чипка. Тот уже успел переодеться в парадку с аксельбантом и начесанную шинель.
Отмудохали его знатно. И от формы, и от лица — одни ошметки оставили.
Кто его так уделал, Укол не сказал. Переоделся в «гражданку» и свалил в Токсово на попутном кунге.
После отбоя толкаю Кувшина в плечо.
— Опять про Москву читать? — открывает глаза тот.
Так и ожидаю услышать «Не заебало еще?» в продолжение. Кувшин дерзкий. Пока молчит, но рано или поздно…
— Ну тебя на хуй… — смеюсь. — Мне ж тоже на дембель скоро…
Кувшин делает вид, что не понимает.
— Спи, военный, — говорю ему.
Кувшин поворачивается на другой бок.
Лежу минут пять и тыкаю его кулаком в спину:
— Кувшин!
— Ну чего? — поворачивается боец.
— Не «чаво», а «слушаю, товарищ дедушка»! Совсем охуели, бойцы. Ты вот что скажи — если почти каждый дух может навалять старому… Как же в жизни тогда получается наоборот?
— Я не знаю. У меня времени думать нет. Мне не положено еще, — нехотя отвечает Кувшин. — Вот постарею, стану, как ты… Тогда и подумаю.
— Тогда уже нечем будет, Миша… Давай спать.
Засыпая, удивляюсь — сегодня мы впервые назвали друг друга по имени.
Ночью повалил неожиданно снег, крупными хлопьями — первый этой осенью. Утром начал таять, чавкая под нашими сапогами. Строй опять поредел, как листва у деревьев вдоль дороги.
После развода вместе с Пашей Сексом отпрашиваемся в санчасть.
Сегодня на дембель уходит Кучер. Временно санчасть остается без фельдшера. Замены Кучеру пока не нашли. Но уже известно, что среди привезенных духов есть один из ветеринарного техникума. Его-то и приметил начмед Рычко на замену Кучеру.
— Это пиздец, Игорек, — не верю я своим ушам, когда фельдшер сообщает новость. — Бля, только бы не заболеть за эти полгода. Чего мы без тебя делать тут будем…
