Ирвин Уэлш - Вечеринка что надо

— А хер его знает, — огрызнулся Круки. — Сперва надо выбраться из этого долбаного подъезда.

— Тьфу! Я бы даже притронуться к нему не смогла! — сказала вторая девушка.

— Заткнись, Мишель, — цыкнула на неё Гиллиан.

Лестница наконец кончилась, и Бобби выволокли из подъезда на темную, пустынную улицу. Ноги Бобби безвольно тащились по асфальту. Гиллиан и Мишель сперва шли сзади на расстоянии нескольких футов, затем стали время от времени забегать вперед. Если же они видели, что кто-то идет навстречу, то переходили на другую сторону улицы.

— Первый раз мертвяка вижу, — констатировала Гиллиан.

— А я видала. Дедушку. Я видела, как его в ящик заколотили.

— Как в ящик? — переспросила Гиллиан, которой представилось, что это и было причиной смерти дедушки.

— Ну, священник: церковь: все такое: — с неожиданной грустью в голосе разъяснила Мишель.

— Ах вот оно что: — дошло до Гиллиан. Затем она вновь посмотрела на Бобби. — Деньги у него при себе есть?

Круки и Кэлум остановились.

— Бедный мудел мертв»! Нас могут обвинить в убийстве! Мы не можем везти его в такси!

— Мое дело — предложить, — сказала Гиллиан.

— Угу, — Круки посмотрел на Кэлума. — Её дело — предложить. Круто, Кэл. Девки — они все такие:

Кэлум был готов взорваться. Это был Бобби. Тело Бобби. Он вспомнил ту ночь у костра и как они с Бобби задавали другим однокашникам жару. Бобби Престон. Он вспомнил, как они играли в ИРА и в УДА вместе с Бобби. Он вспомнил, как выстрелил в Бобби из пугача, и Бобби притворился мертвым, и как он лежал в густой траве на обочине шоссе. Когда он встал, на спине к его тенниске прилипло собачье дерьмо.

Теперь Бобби уже не прикидывался мертвым, а в дерьме были они все по самые уши.

— Заткнитесь: ЭТО ЖЕ БОББИ: о, блин! — простонал Кэлум, внезапно остановившись. Он наконец заметил, что рядом с ними медленно едет полицейский автомобиль. Мысли его перекинулись с Бобби на собственную персону. Он понял, что его жизнь кончается так же необратимо, как кончалась жизнь Бобби — тихо, в кресле-качалке, от такой большой дозы героина, когда человек уже сам не понимает, что медленно умирает. Кэлум подумал о своей подружке Элен: увидит ли он её когда-нибудь снова?

Коп выполз из машины, оставив своего напарника за рулем.

— У вас все в порядке, ребята? — Он посмотрел сперва на Бобби, затем на Круки и Кэлума. — Ваш дружок. Видать, крепко надрался.

Кэлум и Круки смотрели на полицейского. У того был расплющенный нос с двумя огромными дырами вместо ноздрей. Кожа имела нездоровый розовый оттенок и напоминала сырую свиную сардельку, а глаза — тусклые и глядящие в разные стороны — располагались на дне глубоких впадин в похожей на картофелину голове.

«Это все кислота, — подумал Круки. — Все эта долбаная кислота».

Кэлум и Круки переглянулись поверх безвольно болтавшейся головы Бобби.

— Вроде того, — наконец ответил Круки слабым голосом.

— Вы тут никакого беспорядка не видели? Ну, там, несколько психов, бьющих витрины:

— Не, ничего мы не видели, — сказала Мишель.

— Да, дружок ваш совсем трубился, — сказал полисмен, подозрительно разглядывая Бобби. — Я бы на вашем месте отвел его домой.

Покачав пару раз своей головой-обрубком, коп презрительно фыркнул и наконец уехал.

— Мать твою так: нам кранты, приятель! Полные кранты! — простонал Кэлум.

— А это дело, — сказал Круки, — что легавый сказал.

— А? — переспросила Мишель.

Кэлум недоверчиво уставился на Круки.

— Ты послушай: если нас притормозят с его телом, то мы точно сядем. Но если мы отнесем Бобби к нему домой:

— Блин, — Кэлум покачал головой. — Лучше уж его прямо здесь бросить.

— Нет, что ты! — сказал Круки. — Сразу расследование начнется, понял?

— Плохо я соображаю, — простонал Кэлум. — Чертова кислота:

— На кислоте сидят только психи, — отрезала Гиллиан, жуя резинку.

Круки стал смотреть, как одна сторона её лица вздувается и трясется при каждом жевке.

— Я знаю, что нужно сделать. Отвезем его в больницу. Несчастный случай. Скажем, что нашли труп на улице, — внезапно оживившись, предложил Кэлум.

— Нет, они все узнают: время смерти: — возразил Круки.

— Время смерти: — зловещим эхом отозвался Кэлум. — Да я этого мудела даже не знал. Я в смысле — было дело, дружили в лохматом году, но потом разошлись, понял? Первый раз за долгие годы на него напоролся, понял? А он, оказалось, джанки, понял?

Гиллиан приподняла голову Бобби. Кожа была серого цвета, глаза закрыты. Гиллиан оттянула веки пальцами.

— Тьфу: какая гадость: — плевалась Мишель.

— Заткнись на хер! — взвился Кэлум.

— Мертв, как кусок дерьма, — торжественно объявила Гиллиан, закрывая Бобби глаза.

Затем она вытащила компакт-пудру из сумочки и принялась гримировать Бобби лицо.

— Чтобы на мертвяка не так походил, — объяснила она. — Если нас снова тормознут.

— Умница, — одобрил Круки.

Кэлум посмотрел на темно-синее небо, на мертвые, уснувшие окна домов. Горящие фонари только подчеркивали безжизненность призрачного города вокруг. Впрочем, дальше по курсу ярко горела освещенная витрина. Это было заведение, где круглосуточно торговали кебабами.

— Я есть хочу, — заявил Круки.

— Ага, — сказала Мишель. — Я тоже.

Они усадили Бобби на скамейку под деревом у входа в городской сквер.

— Ты, Кэл, посиди с Бобби, а я всем возьму по кебабу, — сказал Круки.

— Погоди, — начал было Кэлум, но остальные уже шли через улицу по направлению к заведению.

— Спокойно, Кэлли, не оставляй его одного! Мы скоро вернемся, — раздраженно крикнул Круки через плечо.

«Вот суки, — подумал Кэлум, — как круто с их стороны: оставить меня здесь, с этим вот: " Он повернулся к Бобби:

— Послушай. Боб, прости меня за этого чувака, но он ни во что не врубается: ну вроде как Иэн и вся наша старая компания: ничего не знали про вирус, думали тогда, что он только через трах передается, вроде того, понял? Вроде это только лондонских педрил касается, а вовсе не наших торчков. А ведь некоторые парни — ну, вроде Иэна, — они на игле только несколько месяцев сидели, Боб: вот непруха! — верно, Боб?..я же тоже проверялся, после Иэна. Понял?

«О чем это я?» — подумал Кэлум, наконец осознав бесплодность беседы. В первый раз до него в полной мере дошло, что теперь уже ничего не поделаешь.

Пьяница в грязном, вонючем пальто подошел к нему. Он пялился на скамейку, что-то соображая. Затем он подсел к Бобби.

— Все только и говорят сегодня, что о НСД. Все дело в НСД, дружок! — на последнем слове он подмигнул Кэлуму.

— Ну и? — раздраженно переспросил тот.

— Толстожопая сука торгует в этой лавке на Кокберн-стрит. Толстожопая сука — поверь мне, сынок. Я всегда туда хожу. Лавка на Кокберн-стрит. Там чудной народ работает, понял? Ну, вроде тебя. Студенты. Студенты, понял?

— Ага, — Кэлум в отчаянье закатил глаза. Было очень холодно. И шея у Бобби тоже была очень холодной.

— Филадельфия, город братской любви. Семья Кеннеди. Дж. Ф. Кеннеди, — сказал пьяница вкрадчиво. — Филадельфия, братская любовь, — еще раз подчеркнул он.

— Вроде Бостон, — сказал Кэлум.

— Нет: Филадельфия, — уперся пьяница.

— Кеннеди, они из Бостона. Именно оттуда:

— Я, БЛЯ, ЛУЧШЕ ТВОЕГО ЗНАЮ, СЫНОК! НЕ ТЕБЕ МЕНЯ ИСТОРИИ УЧИТЬ! — прорычал старый алкаш. Кэлум видел, как брызги его слюны падают Бобби на лицо. — Ты еще узнаешь! Скажи своему долбаному дружку!

Тело Бобби навалилось на Кэлума, но тот отпихнул его обратно, придерживая рукой, чтобы оно не упало на пьянчужку.

— Не трогай парня — он вырубился! — сказал Кэлум.

— Я тебе сейчас скажу, где я был, когда пристрелили Джона Леннона: — просипел алкоголик.

Кэлум насмешливо покачал головой:

— Мы же с тобой о Кеннеди говорили, крыса помойная:

— Я ПОМНЮ, СЫНОК, НО ТЕПЕРЬ, ТВОЮ МАТЬ, Я ГОВОРЮ О ДОЛБАНОМ ДЖОНЕ ЛЕННОНЕ! — Пьяница встал и запел: — Вот пришло Рождество, а что мы сделали хорошего? Веселого Рождества и счастливого Нового года!

Он встал и, шатаясь, побрел по аллее. Кэлум внимательно следил за пьяницей, пока тот окончательно не растворился в ночи, хотя голос его еще долгое время доносился из темноты.

Вскоре вернулись остальные с кебабами. Круки всучил Кэлуму одну порцию. Когда он раздал все, у него в руках осталась лишняя.

— Блин! — процедил он сквозь зубы. — Совсем вылетело из головы, что сукин сын уже помер. — И он печально посмотрел на лишний кебаб.

— Да уж, конечно. Ужасно эгоистично со стороны этого мудела — взять и вот так помереть! — взорвался Кэлум, пытаясь смотреть Круки прямо в глаза. — Оставить лишний кебаб! Ты только послушай, что несешь, Круки! Бобби помер, а ты ведешь себя как полный пидор!