Всеволод Новгородцев - Рок-посевы: Led Zeppelin
И вот наступил 68 год, лето, надвигался день рождения, истекал данный себе четырехлетний срок. Вот в это-то время как раз и пришла к нему из Лондона телеграмма от Питера Гранта. Телеграмма эта, собственно, уведомляла о вызове его на телефонный разговор. Вызов этот понадобился, потому что по бедности Роберт телефона себе позволить не мог. После этого телефонного разговора, Питер Грант с двумя музыкантами приехал в субботу в Бирмингем, где Роберт Плант пел на вечере в учительском техникуме. Плант поразил Джимми Пейджа и других какой-то своей музыкальной дикостью, неповторимым блюзовым примитивизмом, голос его был, явно, подходящим, но возникал вопрос — почему после стольких лет он не смог найти себе лучшей работы, может с ним что-то в личном плане не в порядке? Поэтому после игры Роберту ничего определенного не ответили, говорили уклончиво, обещали позвонить через неделю. Джимми, действительно, вскоре позвонил ему и пригласил к себе в гости на несколько дней — с тем, чтобы выяснить, что он за человек такой. Нечего и говорить, что кончилось все наилучшим образом. Музыкальные вкусы двух новых друзей совпадали абсолютно. Рассказывают, что в первый день Джимми вышел на улицу за газетой, а Роберт тем временем, перебирая пластиночную коллекцию Джимми Пейджа, вытащил из нее несколько дисков на свой вкус. Когда Джимми вернулся, он глазам своим не мог поверить — это были как раз те пластинки, которые он собирался проиграть для Роберта.
После нескольких дней, проведенных вместе, Роберт возвращался домой вне себя, он был очарован новым другом, перед ним вставали картины блестящего, интересного будущего, он был настолько возбужден, что тут же автостопом отправился в Оксфорд, разыскал там своего приятеля, барабанщика Бонзо и начал уговаривать его идти вместе с ним играть в группу Нью Ярдбердз. Музыкальное приданое есть и у Роберта Планта, и уж коли мы начали перетряхивать брачные сундуки, не обойдем вниманием и его. По части пластинок Роберт Плант странным образом превзошел своих более профессиональных приятелей, он выпустил две одиночных пластинки на фирме CBS и, кроме того, записался дуэтом со знаменитым лондонским блюзовиком Алексисом Корнером, эту запись Корнер впоследствии включил в свой альбом.
Барабанщика по прозвищу Бонзо звали ДЖОН ГЕНРИ БОНЭМ, он родился 31 мая 48 года в местечке Редич, в графстве Вустешир, отец его был плотником. Любовь к барабанному делу проснулась у мальчика рано. Первые свои барабаны он сделал из двух консервных жестянок и уже в 10-летнем возрасте потребовал от матери в подарок настоящий малый барабан. В 15 — у него уже была собственная подержанная ударная установка, в 16 — Бонзо оставил школу и пошел работать с отцом, помогать ему в плотницком деле на стройках. Работу он любил, там он наливался силой, вечера оставались свободными, можно было играть на барабанах. В 17 лет он уже женился на своей подружке Пэт. С деньгами было очень туго, поначалу жили в прицепном мотокараване, молодому мужу приходилось экономить на сигаретах. Пэт согласилась выйти замуж, если Бонзо бросит свои барабаны, и некоторое время он даже сдерживал слово, но вскоре живший по соседству Роберт Плант заманил его в свою группу. Джон Бонэм был известен по всей окрестности как самый громкий, самый яростный барабанщик, в нескольких местных клубах его даже не допускали играть — слишком уж было громко. Постепенно Бонзо научился обуздывать свои страсти, перестал ломать инструменты, у него появились свои нововведения — он выстилал большой барабан алюминиевой фольгой для пущего грому и уже тогда начинал играть соло на ударных руками без палочек.
В свое время Роберт Плант и Джон Бонэм играли в группе Band Of Joy, до ее распада в 68 году, и к моменту встречи наших героев они не виделись три месяца. Бонзо к тому времени уже устроился в солидную гастрольную группу, получал приличное жалованье — 40 фунтов в неделю и потому уговоры друга выслушал весьма прохладно. Чего это мне от добра добра искать? — сказал он Роберту. Дурак, — говорил ему Роберт, — в Ярдбердз ты не такие еще деньги будешь зарабатывать! Но Бонзо было не пронять. К делу подключилась тяжелая артиллерия. Телеграммы ему начал посылать Питер Грант — у Бонзо, как и у Роберта Планта, телефона еще не было — никакого ответа. Телеграмм этих было послано штук сорок, несколько срочных депеш послал и Роберт Плант. Наконец, Джон Бонэм ответил и сообщил, что он готов приехать и встретиться с остальными участниками. В первый раз, — вспоминает басист Джон Пол Джонс, — мы встретились в маленькой репетиционной комнате с тем, чтобы приглядеться друг к другу. Бонзо робел и помалкивал. В комнате от стены до стены стояли усилители. Ну что — сказал Джимми — может, поиграем? Вы знаете песню The Train Kept a Rolling — Поезд шел и шел? она простая, в ней всего два аккорда: Соль и Ля мажор. Он дал счет и комната буквально взлетела на воздух от мощных звуков. ВОТ ЭТО ДА! — сказали мы себе, — ВОТ ЭТО ДЕЛО, ИЗ ЭТОГО ЧТО НИБУДЬ ДА ВЫЙДЕТ.
11-12 Сентября 1987 года
Сегодня мы продолжим наш рассказ о Лед Зеппелин, об этих революционерах рока, возвестивших миру о тяжелом металле, сегодня мы вновь полистаем страницы Зеппелининианы, снова поведаем юным зеппелиновцам, вставшим на зеппелиновскую вахту в зеппелиноградах, зеппелиноканах и зеппелинобадах бескрайних просторов под знаменем зеппелинизма. Верной дорогой идете, товарищи, — начертано на их лозунге с тою лишь разницей, что вместо восклицательного стоит на нем жирный знак вопроса Итак, в прошлый раз мы остановились на том, что четыре участника группы, впервые собравшись вместе летним днем 68 года на репетицию, испытали то приподнятое и радостное чувство, которое возникает среди музыкальных единомышленников, равных по энтузиазму и уменью. 14 сентября 68 года группа поехала в Копенгаген на первые выступления, на концерты, ставшие музыкальной лабораторной работой первой пристрелкой и обкаткой новых идей. Тогда же начали обсуждать новое название перебрали много вариантов: Woopee Cushion, Mad Dogs — Бешеные Собаки название это впоследствии использовал Джо Кокер, наконец, вспомнили о шутливом разговоре музыкантов из группы ХУ — о свинцовом дирижабле. Джимми Пейджу оно понравилось — не только из-за его юмористического смысла. название это заключало в себе единство противоположностей, сочетая тяжесть с легкостью как скажем, у популярной тогда группы Iron Butterfly. Железная Бабочка' Во избежание недоразумений решено было поступиться правилами грамматики: из слова Lead — Свинцовый, третья буква а была выкинута. В технике такой прием называется поправкой на дурака — в случае с Лед Зеппелином сделана она была для того, чтобы неправильно прочитать название никто бы не мог.
Первый альбом группы, под названием Led Zeppelin, был записан в октябре 68 года в Олимпик Студиоз, в южном пригороде Лондона, в Барнсе. Звукорежиссурой занимался сам Джимми Пейдж, и пластинку записали всего за 30 часов студийного времени на протяжении двух недель. Семь лет спустя, в 75 году, когда этот первый альбом продался уже на сумму более семи миллионов долларов, менеджер Питер Грант вспомнил, что истратил на ее производство всего 1750 фунтов, т. е. около двух с половиной тысяч долларов, включая расходы на обложку, на которой изображен взрыв дирижабля Гинденбург. Джимми Пейдж, как звукорежиссер, при записи пластинки поставил себе задачу: звук ее должен быть воспроизводим на сцене с тем, чтобы во время грядущих гастролей не возникало никаких разочарований или недоразумений, поэтому студийные приемы, вроде многослойных наложений голосов и инструментов сводились к минимуму. Насчет самой техники записи у Джимми были собственные не совсем обычные мнения. Большинство продюсеров при записи электрогитар ставили в студии лишь один микрофон перед гитарным усилителем. Джимми Пейдж ставил два: один перед усилителем, другой позади, приблизительно в шести метрах, добиваясь желаемого звука микшированием этих двух сигналов. Distance is depth — Расстояние — это глубина — бормотал он, выставляя баланс. Микрофон, отставленный на несколько метров за усилитель улавливал не столько прямой звук, сколько отражение его от стен студии, звук, доходящий с микросекундным опозданием и воссоздающий поэтому впечатление естественного концертного звука. В таком варианте само помещение студии с ее естественной акустикой становилось важным составляющим элементом, и здесь любопытно заметить, что в том же 68 году, если не ошибаюсь, в том же октябре, я в составе ленинградского джаз оркестра записывал пластинку в Москве, в студии фирмы Мелодия. Джимми Пейджу эта студия бы, наверное, понравилась: просторный зал в здании бывшей церкви, паркетные полы, отражающие звук, как тогда говорили специалисты- ХОРОШАЯ АКУСТИКА, однако, когда начинал играть большой оркестр или секция его, то звуки от разных инструментов, беспрепятственно отражаясь от стен и пола, и усиливаемые замечательной акустикой, лезли в чужие микрофоны, создавали размытый, как говорили музыканты, вокзальный звук. Я помню, этим музыкальным винегретом мы были очень недовольны и честили Мелодию за техническую отсталость, но вот теперь выясняется, что в это же время Джимми Пейдж в каких-нибудь трех часах лета от нас добивался этого вокзального призвука в лондонской студии. Вот после этого и разбирайся — кто передовой, а кто отстающий!
