Будимир - День Расы

— По крайней мере, вы не безразличны. Это вселяет надежду.

— На что? — Совсем не понимаю, к чему он клонит. У него довольно щуплая фигура, он ниже меня, ненамного, у него светлые соломенные волосы и яркие голубые глаза, в отличие от моих темно-русых волос и серых глаз. Тем не менее у нас было большое сходство. Его характер в тот вечер мне не был понятен.

— Вас беззастенчиво оскорбляют на рабочем месте, начальник помыкает вами, — сказал Генерал, — он знает, что вы ничего ему не сделаете, а если отважитесь, на вас обрушится вся сила закона, которая ставит насилие со стороны белого человека на одну ступень с самыми тяжкими преступлениями либерального мира. Сегодня все живут по таким законам. Все люди. Все белые люди.

Мне потребовалось время, чтобы переварить сказанное. Я был в каком-то сонном состоянии, я устал.

— Если у вас есть вопросы, я отвечу.

— Пока нет.

Генерал был решителен. Его взгляд просверлил во мне две дыры.

— Вы поставили под сомнение, что Сивинский правильно женился на представительнице иной расы.

Я тупо моргнул.

— Иной расы?

— Его жена — турчанка по происхождению, — сказал Генерал.

Да, до меня начало доходить, о чем идет речь. Этот разговор перекликался почти напрямую с тем, что было днем. Я вспомнил дагестанцев, пытавшихся остановить блондинку. До того вялый и спокойный, я мигом разозлился. Кровь опять взбунтовалась.

— В этом корень конфликта между вами и Поляковым.

Я ответил, что никакого конфликта нет, просто… просто… Какого дьявола?

Генерал умел ждать и быть сдержанным.

— Вы выразили свое мнение, это произошло, может быть, случайно, а Поляков почувствовал угрозу для своего собственного мира. Вы покусились на святая святых. На всеобщую политику интеграции.

Я сказал, что не совсем понимаю, о чем идет речь, что устал и что мои мозги не работают.

Генерал словно меня гипнотизировал.

— Из таких вот мелочей, когда их много, складывается общая картина. В один прекрасный день человек спрашивает: что же происходит? Как насчет вас?

— Не знаю, — сказал я. — Мне нет дела до Сивинского и до его жены, какой бы она ни была.

— Хорошо. А вас не удивила реакция Полякова? Ведь не в его адрес вы позволили себе иронию?

— Не знаю, — повторил я.

— Рыбак рыбака видит издалека, — сказал Генерал, — и Поляков и Сивинский — евреи по отцу, полукровки.

— Откуда вы знаете?

— Неважно. На самом деле они поддерживают довольно близкие отношения. Поляков был на его свадьбе.

— А мне наплевать.

— Логично. Конечно, сами эти факты интересны только в коротком временном отрезке. Вероятно, вы уже выбросили из головы все произошедшее. Но не забывайте об общей картине.

Я пообещал, что не забуду.

Передо мной был совсем не тот человек, которого я привык видеть на работе. Казалось, со мной разговаривает переодетый в гражданское полководец, только что вернувшийся из района боевых действий. Внутри этого худого жилистого блондина прятался стальной стержень.

С какой бы целью он не пришел ко мне, я чувствовал, что это важно. Для нас обоих.

Ему хотелось доверять — я чувствовал наш общий ритм. У меня не было слов, чтобы объяснить все эти странности. В один прекрасный день к вам приходит человек и открывает правду. Узнавать правду страшно, Генерал это знал, поэтому старался щадить новичка. Не стал вываливать все сразу.

— Я давно к вам присматриваюсь, — сообщил Генерал, — вы мне кажетесь вполне способным к действию.

— К действию?

— Со временем, если у вас будет желание, вы все узнаете, обещаю. У вас возникнут вопросы, вам нужны будут ответы на них.

Он положил передо мной на стол свою визитку, на которой был лишь номер сотового телефона. Вопросительно поглядел на меня. Я взял кусочек картона в руки, размышляя над тем, что сегодня произошло с блондинкой из моего подъезда. Общая картина. Да, этот эпизод — часть большой мозаики.

— Выбросьте из головы, — сказал Генерал.

Я не понял, о чем он.

— Выбросьте из головы эту заразу: «Мне нет до этого дела»… — Мой гость поднялся из-за стола. Его глаза сверкали, в них была злость, даже ярость. Так смотрят фанатики и сумасшедшие.

Я вдруг понял, что хочу стать таким же, как Генерал. Этот человек четко знает, в каком направлении движется.

— Вы должны понять, кто вы! Вам есть, чем гордиться.

— Чем же?

— Тем, что вы Белый человек! — сказал Генерал.

Он произнес слова, которые я боялся произносить даже про себя. Я будто слышу мысли Генерала.

Все те, кого мы считаем братьями по расе, запуганы до крайности, они разучились слышать зов крови. Им нужны деньги и карьера. Им ничего не стоит преломить хлеб с врагом. Им наплевать, когда Белые испытывают колоссальное давление сверху и вынуждены ходить с пристыженным видом, будто быть Белым равнозначно быть прокаженным. Они умиляются фильмами, где недочеловеки предстают героями, и говорят: «Этого не может быть», когда слышат о преступлениях, совершаемых инородцами. После нашей беседы с Генералом, я стал мыслить иначе. Сказано было так мало, однако эффект от разговора был не меньший, чем от удара в челюсть. Боксер в нокдауне ощущает то же самое. Я был в одном шаге от того, чтобы стать другим.

Я — бабочка, едва начавшая вылезать из кокона. Пройдет еще много времени, прежде чем обсохнут мои крылышки и я смогу летать сам.

Я чуть было не рассказал Генералу о случае с блондинкой. Не сделал я этого только потому, что у меня вдруг страшно разболелась голова, а мой рассказ вызвал бы ответную реакцию. Генерал наверняка мог распространяться часами. Видимо, внутри него, кроме полководца, есть еще и проповедник.

Пожелав мне удачи и крепости духа, Генерал ушел.

Я стоял у окна и смотрел на него. Стоящая у выезда со двора машина открыла перед ним дверцу, и мой гость сел внутрь. За рулем сидел другой человек. Неужели у Генерала личный шофер?

У меня были вечер и ночь для раздумья. Мне предстояло пережить переломные часы в одиночестве, наедине со страхом. Думаю, в большинстве случаев люди, ступившие на этот путь, испытывают страх. Он сопровождает их весь первый период — ослепляющий и жуткий страх. Потом его интенсивность снижается. Многие члены Сопротивления насовсем избавляются от него, им везет. Другие борются всегда, каждый день, каждый час, каждую минуту. Потому что иного выхода нет.

Поняв, кто ты и какова твоя миссия, ты становишься мертвецом, обреченным на борьбу. Если выбор сознателен, ты полностью перерождаешься. Ты — часть целого, ты видишь горизонты, к которым стремишься. Ты вне добра и зла. Мертвецу нечего терять.

Осознай это — и твои деяния отразятся в вечности.

Я напился снотворного, но все равно не мог уснуть, а утром мое лицо напоминало старый истрепанный собачий коврик. Я отправился на работу с твердым желанием избить Полякова, если он только позволит себе отпустить какую-нибудь шпильку в мой адрес. С помятой опухшей физиономией в то утро я был готов к насилию. Главное — мне было плевать на последствия.

3

Мать Светы — бывшая учительница литературы, она уже на пенсии и посвящает все свое время просмотру сериалов. Как будто с детства это была ее заветная мечта. Десятки каналов, сотни сериалов из Латинской Америки. Мать Светы убеждена, что ей показывают реальную жизнь. На самом деле сериалы эти созданы для воспитания глобального человечества, они выполняют роль нитей, связывающих обывателей на разных континентах. Домохозяйки, пенсионерки, бывшие и настоящие феминистки, брошенные женщины, потасканные, никому не нужные шлюхи, девочки-подростки с упоением принимают телевизионный опиум, чтобы потом ненавидеть мужчин. Сериал — идеология без идеологии. Свобода.

Ключевое слово в мире, зараженном раком безграничного социального сатанизма.

Мать Светы сидит в своем любимом кресле. Ест конфеты и смотрит бразильский сериал. Она гораздо больше знает о Бразилии нежели чем о России. Телевизор работает едва ли не на полную громкость. Возвращаясь после работы, Света делает матери замечание по поводу звука и совершает ошибку, раз за разом. Мать не желает, чтобы даже ее единственная дочь покушалась на ее драгоценный мирок. Света уходит в свою комнату, телевизор проплывает мимо нее, а в экране женщина-монстр, обтянутый кожей скелет, говорит: «Я вообще против всяких предубеждений, в независимости от их причин!» Это она про одного голубого парня. От Чили до Чукотки все уже знают, что голубые — это современно, демократично, человечно. Возлюби урода как ближнего своего, аминь. Голубой — такой же символ мира, как белый голубь. Кинозвезды, участники самых грандиозных кинопроектов, командуют Парадами Любви. Геи становятся «сэрами», борются за свои права, основывают секты, где работают над программами клонирования. Израиль — страна геев. Ему на пятки наступают Франция, Англия, Швеция, а Голландия делает все, чтобы выслужиться перед мутантами. Эти страны изо всех сил ползут на кладбище истории. У них соревнование.