Виктор Мельников - Хронология хаоса. Контркультурная проза (сборник)

Раздевался мужчина при мне. Оставшись голым, он казался таким беззащитным. Член и так маленький, сморщился, почти не был заметен в густых зарослях. Я обратил внимание на его ноги ниже колен. Они имели различие в цвете. Не трудно было догадаться – это протез из гибкого силикона, он полый.

Так оно и было. А карман пальто соединялся специальным рукавом, проходящим через брюки, с протезом. В нём я обнаружил ещё три баночки чёрной икры.

9

Её не было в номере. Никто из работников отеля не знал, когда она ушла. Телефон не отвечал. Постоянство было нарушено.

Летатра, подъезжая к дому, сломалась: вытекла вся плазма.

Звонок в морг.

– Головная служба моргов города.

– Девушка с перечёркнутым номером «97» к вам не поступала?

– Минуточку… полчаса назад.

Я прибыл в морг. Мне представили документы о её смерти: огнестрельное ранение в голову несовместимое с жизнью.

– Она сама это сделала? – спросил я у девушки, предоставившей документы.

– Нет, молодой человек. Он уже задержан, – сказала она и спросила:

– Тело вы будете забирать?

– Нет.

– У неё есть родственники?

– В таком возрасте у людей нет никого, – сказал я и пошёл прочь.

Я долго не мог уснуть. У неё, наверное, был ещё один любовник, о котором я мог бы догадываться. Именно он до конца смог понять её, войти в положение, и он дал ей шанс. Он знал, чем рискует.

И я это знал… и ушёл от ответа.

Был ли во всём этом смысл?..

Постепенно я погрузился в сон. Стоп-кадр превратился в подвижную картинку, время ускорило ход.

Сучонок

Многие неурядицы в жизни Феди объяснялись очень просто – вовремя не опохмелялся. Да, да, да! Именно так! Бухал Федя. И как всякий студент, так сказать, – денег почти не имел. Поэтому лил в себя всякое дешёвое пойло. Это сейчас так, думал он, а завтра, гляди – что-нибудь дороже попадётся, если богу будет угодно, коньяк там, или виски (Федя был верующим студентом, но в меру, без фанатизма).

Вообще, этот Федя был круглый дурак, но каким-то образом попал в институт по направлению. Поэтому ему исправно платили стипендию, хоть и мало, от работающего где-то на Урале предприятия (как говорится, дуракам везёт), но Федя никогда ничего не учил. Списывал всегда нагло и бессовестно. Природная лень преобладала в нём, но имелась смекалка. Тут, главное, умнее всех себя суметь обозначить. А Федя умел.

Преподаватели никак не могли его уличить в списывании, и ставили тройки, потому что ответ на билет он знал, а на дополнительные вопросы ответить не мог. Получал тройки до тех пор, пока не попал на Семёна Семёновича, преподавателя термодинамики. Именно – попал!

Короче говоря, Федя шёл на сдачу зачёта в четвёртый раз.

Нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поёт, девочки… это было вчера, к слову. А сегодня – он ненавидел термодинамику. А термодинамика ненавидела Федю. Семён Семёнович в свою очередь, как раз наоборот, любил свой предмет. А ещё он любил виски. Чуть-чуть так, без злоупотребления.

А на улице, значится, жара, у Феди, естественно, бодун… И хотел Федя выпить пива, да денег не хватило. Даже на сигареты. И выпил он минеральной воды.

Вчерашний остаток смешался с газами и дал, видимо, брожение. Федя захмелел. И, так сказать, нежданно-негаданно опохмелился заодно. В любом минусе есть свой плюс, подумал Федя.

Вдруг он вспомнил последние слова Семёна Семёновича:

– Вы списали, студент, я уверен, раз не отвечаете даже на элементарные вопросы по теме билета. Жаль, я не смог вас поймать за руку при списывании.

Уже в коридоре института Федя почувствовал некое волнение, такое с ним бывало всегда. Правда, через некоторое мгновение страх вдруг исчезал.

Так произошло и сейчас. Федя взбодрился, отрыгнул голодной отрыжкой и, стуча в дверь кабинета преподавателя, почувствовал некую приятную лёгкость во всём теле: всё обойдётся, то есть. Это он – знал. Однако не знал предмета. И в ближайшее будущее не заглядывал.

– Войдите!

Федя открыл дверь.

– Ага! Фёдор Сурков! – как обычно, засуетился Семён Семёнович, снимая очки. Лет шестидесяти – этот мужчина имел маленькое брюшко, которое, казалось, мешало ему в его вечной суетливости. – Мне срочно надо идти, мой дорогой, вернусь часа через два, поэтому сидеть с тобой некогда. Но ты проходи, не стой, присаживайся за стол.

Федя сел.

– Нет, постой! Встань.

Федя встал.

– Извини, я тебя обыщу на предмет шпаргалок. И сотовый твой заберу, и свой ноутбук со стола. На всякий случай. Чтобы интернетом не смог воспользоваться.

Глубоко вздохнув, Федя поднял руки. Семён Семёнович выудил все шпаргалки с карман. Сотовый телефон Федя отдал ему сам.

– Так-то лучше, мой дорогой. Напишешь ответы на вопросы билета – останешься в институте, – и спрятал шпаргалки в сейф. – Ключ от сейфа я тоже заберу, – улыбнулся Семён Семёнович.

Вздохнув ещё раз, Федя обдал Семён Семёновича перегаром.

– Ого, студент! Вы пили. Ну, да ладно. Дам один совет вам перед уходом: существует что-то, с чем стоило бы вам бороться. Вы понимаете, о чём я?

Федя промолчал.

– Всё вы понимаете. Молчание знак согласия, я буду надеяться. – И вышел из кабинета, закрыв дверь на ключ.

Оглядевшись, Федя взял шариковую ручку в левую руку – он был левша. А левши все – не от мира сего…

Однако вернулся Семён Семёнович часа через четыре. Перед Федей был исписанный листок бумаги с ответами на вопросы, причем правильными и подробными. И разило от него уже не перегаром, а виски, как показалось Семёну Семёновичу. Но он не придал этому значения, ибо сам только что употребил грамм сто.

Семён Семёнович устало сел на стул, прочитал ответы. Затем спросил:

– Федя, скажи, как ты это сделал, честно скажи, и я поставлю тебе не тройку, а четвёртку… Такой талант должен и дальше учиться в нашем институте…

Тут надо заметить, что, как говорят зоологи, признак разума, как у человека, так и у животного, – это умение врать.

…Федя не соврал. Он, молча, показал на черный телефонный аппарат фирмы «Panasonic», стоящий на столе преподавателя.

Семён Семёнович, так же молча, поставил в зачетке «хор»… Вернул сотовый телефон обратно.

– Спасибо, Семён Семёнович! – Фёдор был само благородство. – Я пойду?

– Иди, Федя…

Когда Фёдор Сурков покинул кабинет, Семён Семёнович поднялся, подошёл к шкафу, где была припрятана запечатанная бутылка редкого и дорогого виски.

…Он нашёл её не сразу. Пустая бутылка «Orcadian Vintage» урожая 1970 года стояла возле корзины для бумаг…

По истечении часа, а может быть и двух часов (история этот промежуток времени умалчивает) Семён Семёнович рассмеялся. Ему было действительно смешно, а виски жалко. Как-никак – 2000 евро! Подарок благодарного студента.

И он выругался:

– Вот же сучонок!

Пьянь

– Витёк, с горла пить самогон могу, с горла пить водку – не могу. Не пить совсем?

Воробьёв смотрел в мою сторону с надеждой. Его руки дрожали, щёки и веки отвисли. Запах дорого одеколона не скрывал вчерашнего перегара – наоборот, усиливал. Он верил, что я скажу ему последнюю его же фразу.

Я ответил:

– Как хочешь, Валера. Я умею по-всякому. Будешь?

Рука потянулась к бутылке. Я отдал ему вожделенную жидкость, он снял пробку, глянул на меня, как в последний раз, и засадил полствола.

– Знатный ты булдырь!

Запить тоже было нечем. Валера скривился. Рвотные позывы погнали содержимое желудка наружу. Он хрюкнул как бы и еле успел высунуться из окна автомобиля.

«Ауди» стояла на окраине города у обочины ещё минут двадцать. Я приводил Воробьёва в чувства. Ему не следовало пить с горла – правда. Но желание похмелиться всегда выше желания перетерпеть, заставить себя сдержаться, чтобы потом не думать о дрожащем теле, похожим на ливер, вынутый из убитого животного, – и это правда более горькая, известная мне самому так же хорошо, как и сам бодун.

– Витёк, допивай без меня, – сказал Валера.

– Я бы тебе и не дал больше! Добро переводишь. Смотри и учись! – Я допил бутылку с двух заходов и выкинул в окно. – Главное, не торопиться.

Валера хмыкнул недовольно. Лицо его было болотного цвета. Интересно, как выгляжу я со стороны?

– Поехали?

Воробьёв сорвался с места, как сумасшедший гонщик Шумахер. В таком состоянии он был плохой водитель, я переживал. Надо было всё-таки оставить ему водки.

Я обязан был показаться на работе. Мой статус не позволял мне прогуливать, как и Воробьёву. Я работал завмагом на одного «крупного» предпринимателя. А Валера – мент поганый – начальник милиции, подполковник. Ему и флаг в руки с надписью «даёшь стране обрезанных костей!».

Щербакова не было. Как хозяин, он мог появиться в любое время. Я оказался первым на рабочем месте, хотя и опоздал на целый час.