Джеймс Ваддингтон - Хуже некуда
Если забыть об эмоциях, следует признать поведение гонщиков не самым разумным, ибо дело происходило на скоростном этапе, и пока одни наблюдали с разинутым ртом (когда бушуют подобные страсти, не обязательно понимать каждое слово), другие не теряли времени даром. Угадав переломный момент, эти самые другие молниями понеслись к победе.
Патруль утер нос и поднял голову. Жакоби рассекал ветер на дальнем вираже, а вслед за ним летели еще семь или восемь гонщиков.
Ярость, боль и недоумение нашли наконец выход, и Азафран с утроенной силой завращал педали. Акил, в глазах у которого закипали слезы, даже не отреагировал. Зато пресмыкающееся по прозванию Меналеон тут же село Патрулю на колесо.
Азафран гнался, как лев. Случается, и посредственность неведомо откуда обретает нечеловеческую мощь и с легкостью обходит признанных лидеров. Патруль, как всем известно, далеко не посредственность. И хотя Меналеон, точно обгаженный хвост, неотвязно волочился следом, Азафран в один прием настиг оторвавшихся лидеров на Шез-де-Диабле и пролетел вместе с ними вниз по Ла-Редондес (на пике Игфуан разгорелась настоящая схватка; трое выдохлись и вышли из борьбы; на спуске отстали еще двое — должно быть, из ужаса перед смертоносными виражами опасного противника) и неудержимой бурей помчался по плавным изгибам лесной дороги, уводя Жакоби, Меналеона и еще четверых оторвавшихся все дальше от основной группы. И это был не просто выпад юнцов, жаждущих мимолетной славы, но серьезная угроза тому, кто рассчитывал на звание чемпиона всего мира. Так о чем же думал этот Азафран, пренебрегая священным долгом помощника величайшего на свете гонщика?
В свое извинение Патруль может с полным правом ответить лишь одно: подобные мысли просто не приходили ему в голову. Зато приходили другие. На следующем восхождении к Шез-де-Диабле он расправился со всеми за исключением Жакоби с Меналеоном. Точно пикирующие истребители в тесном боевом строю, троица с ревом обрушилась по Ла-Редондес и стремительно понеслась по дороге. То и дело один из гонщиков вырывался вперед секунд на пятьдесят, но, не выдержав напряжения, уступал и удалялся в хвост перевести дыхание, примерно так же, как расслабляются спринтеры на середине стометровки.
У подножия Игфуан Меналеон переместился с третьей позиции вплотную к Патрулю.
— Вот ты и попался, крыса зубоскальная! — зашипел он и помахал перед носом соперника флягой.
Возможно, это ничего и не значило. После грязного пасквиля в «Гэлакси» размахивать флягами стало модной шуткой — довольно низкого пошиба, по меркам Азафрана. Кое-кто и сейчас обвиняет Патруля в излишней, прямо-таки «женской» чувствительности. Бумагомараки! Где им понять, что подчеркнутое презрение к прекрасному полу давно уже олицетворяет собой не мужскую доблесть, а происки уязвленного либидо! Покажите мне человека, который на месте Патруля подпустил бы шутника ближе чем на милю.
Загвоздка таилась в том, что Азафран и Меналеон имели майки одной национальной команды в отличие от иностранца Жакоби. Поэтому правильнее всего — и, конечно, выгоднее для Саенца — было бы травить чужеземца, путаться под ногами, не давать спуску, пока тот не выдохнется. Какое там! Повинуясь инстинкту самосохранения, Азафран поклялся себе, что нипочем не даст этой гадине подобраться к своей пятой точке.
Оставалось лишь одно: обойти Жакоби, а там — либо сердце разорвется, либо враг рано или поздно отвяжется.
— О, какие сладкие, восхитительные ягодицы, — с издевкой простонала гнида, поглаживая флягу, словно налитый кровью член. — Скоро мясцо-то поотвалится…
Это была последняя капля. Уже во второй раз за гонку Патруля затрясло от ярости, в висках зашумело, и за сотню метров до пика гонщик ринулся вперед, как леопард за добычей.
Уловка подействовала. Подстрекаемому злобой Меналеону не хватило ни боевой закалки, ни высокого духа противостоять внезапному напору. Зато Жакоби с его чистым сердцем и незамутненным разумом, нацеленным лишь на победу, тут же воспрял при виде столь неслыханной щедрости. Когда эти двое перемахнули через гребень и помчались по трассе, зрители не могли разглядеть и миллиметрового просвета между их колесами. Меналеон же, заячья душонка, остался ждать пелотона. По равнине Патруль и Жакоби летели бок о бок, точно братья, старший и младший. В конце концов, остальную часть года они делили комнату, боролись за одну и ту же команду — как тут не породниться?
Чуть погодя гонщиков настиг автомобиль сопровождения. Из окна показался Эското, капитан не только «КвиК», но и национальной сборной Азафрана. Патрулю довелось лишь однажды услышать, чтобы Фернанд уместил такой обширный набор ярких, но весьма специфических выражений в незамысловатый вопрос: «Че ты творишь?»
Азафран изложил ситуацию честно, как мог. Только вдруг отчего-то слова перестали вязаться друг с другом.
— Что-что? — рявкнул Эското.
Между тем, пока Патруль беспомощно лепетал через окошко, глядя на окаменевшего капитана, Жакоби уходил все дальше.
Не то чтобы ему так уж хотелось пахать в одиночку — делить ветер с Азафраном было гораздо легче, — просто исход разговора и глупец предсказал бы заранее.
Патруль ответил, что подумает.
— А ты не думай, мать твою, делай, так тебя! И… сейчас… тебе в… Азафран, если хочешь, чтобы тебя еще когда-нибудь уважали, то жми… к пелотону, на… и тащи сюда эту… задницу Саенца. Одна нога здесь, другая там, на!..
— Я подумаю, — повторил гонщик.
Эското не первый день жил на свете и знал, что в минуты великого перелома каждый решает за себя. Поэтому лишь пристально посмотрел подопечному в глаза и благоразумно скрылся из виду.
Азафран же поехал своей дорогой. Он уже не силился догнать Жакоби, но и не отдыхал в седле. Очередное восхождение далось ему без особого труда. Ноги работали отлично, будто и не было тех двух рывков, продиктованных отчаянием и жаждой выжить.
Так уж получилось: проезжая сквозь Храм Неделимой Фигни, Патруль обнаружил, что крутит педали в компании мнимого Стива Роше и с той же скоростью. Кукла сгибала и вытягивала ноги, даже играла искусственными мышцами. Однако Патруль, которому в юности (как-то раз дедуля взял его на пиренейский заезд) довелось увидеть «оригинал» живьем, только плюнул с досады. Какая все-таки ерунда эти заводные игрушки по сравнению с плотью и кровью!
Азафрану вспомнился истинный образец, мерило возможностей человеческого тела. То есть Акил. Почему он не здесь, не рядом? Неужели нечаянное оскорбление со стороны помощника до такой степени обескровило его, что величайший из героев утратил волю к победе? А если… Перед глазами вспыхнула яркая картина: Барис, умирающий в муках на кресте.
Манекен скрылся за барьером и нырнул под землю. Стивен Роше. Как он страдал тогда, на последней «Джиро». Не только из-за трудностей гонки, это само собой, но вытерпеть оскорбления и плевки сбесившихся тифози?.. Этих трусливых ничтожеств хлебом не корми, дай поизмываться над мужчиной, штурмующим на велосипеде крутую горную трассу. Без надежной охраны Роше нипочем не закончил бы состязания. К счастью, неразлучные companero всегда были рядом, принимая на себя несправедливые выпады недоносков, именующих себя людьми. Друзья сопровождали героя к вершине славы, и теперь их именам суждено вечно сиять на историческом небосклоне велоспорта.
У подножия склона Патруль затормозил, положил руки на руль и принялся ждать товарища.
Пелотон промчался мимо, похожий на ослабевающую бурю. Стоит, наверное, упомянуть, что, пока события шли своим чередом, гонка покрыла сто семьдесят километров, расстояние от Рима до Флоренции, а это вам не развлекательный пикничок.
Став прежним, Азафран активно взялся добывать победу для Саенца и первым делом выстроил воедино свою растерявшуюся сборную. Удрученные предыдущим поворотом событий, парни ободрились и перехватили власть. Пора было показать землякам Жакоби, уютно пристроившимся во главе, кто на трассе хозяин. Плечом к плечу с Акилом, в окружении преданных мирмидонцев, Патруль вихрем обошел основную группу и прибавил ходу. Остальные сразу же поднатужились, стараясь за ним поспеть. Еще два восхождения, и пелотон превратился в кучку присмиревших, задыхающихся велосипедистов, упорно преследующих Жакоби.
Недооценивать достижения этого прекрасного гонщика было бы нечестно. Даже улучив редкую возможность воспользоваться великодушием более сильного и опытного Азафрана, не каждый сумеет выжать из нее столько пользы. Ноги молодого человека буквально пылали огнем, и он неуклонно мчался к финишу, предоставив Патрулю заново сплачивать команду. Разрыв доходил уже до семи минут. Азафран со товарищи сокращали его на одну минуту за круг, что оставляло Жакоби верных три минуты лидерства.
И тогда Патруль заговорил. Злые языки утверждали, будто бы на сей раз он расщедрился, как никогда. Назывались даже конкретные кругленькие суммы. Азафран мог возразить лишь одно: пожелай он заняться спортом, где все решают мускулы, а не мозги, пошел бы в команду любительской гребли. Но велогонки — другое дело, они зеркало нашего общества. Щедрость, доверие, мнение расхожей молвы замешаны здесь не менее, чем грубая сила.
