Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)
Во время второго боя парень поместил колено у меня между лопатками. Парень соединил обе мои руки у меня за спиной и вдавил мою грудь в бетонный пол. Я слышу треск моих рёбер.
Я обрабатываю Элджин Маблз отбойным молотком и вытираю свою задницу Моной Лизой.
Госпожа Патрик Мэдден держит свои пальцы в том же положении, кровь растекается по её зубам, кровь стекает по её пальцам, по её запястью, по бриллиантовому браслету и по её локтю, откуда она капает.
Бой номер три, я просыпаюсь, и подошло время для боя номер три. В бойцовском клубе больше нет имён.
Ты — не твоё имя.
Ты — не твоя семья.
Номер три, кажется, понял, что мне нужно, и держит мою голову в темноте и тумане. Это специальный усыпляющий захват, который даёт тебе воздуха как раз достаточно, чтобы не заснуть. Номер три держит мою голову в сгибе своей руки, как обычно держат ребёнка или мяч для игры в американский футбол, в сгибе своей руки, и молотит моё лицо чудовищной машиной своего костлявого кулака.
Пока мои зубы не пробились сквозь мою щёку. Пока дыра в моей щеке не соединилась с уголком моего рта, и они не объединились в провал, идущий из-под носа до самого уха.
Номер три лупил меня, пока у него не заболел кулак.
Пока я не заплакал.
Как всё, что ты когда-либо любил, предаст тебя или умрёт.
Всё, что ты когда-либо создал, будет выброшено прочь.
Всё, чем ты гордишься, закончит на помойке.
Я — Озимандиас, король королей.
Ещё один удар, и мои зубы клацнули по языку. Половина моего языка выпала на пол и была отфутболена куда-то.
Хрупкая фигурка госпожи Патрик Мэдден осела на пол рядом с телом своего мужа, и богатые люди, люди, которых они называли своими друзьями, пьяные, склонились над ней и засмеялись.
Жена выговорила:
— Патрик?
Лужа крови растекалась всё шире и шире, пока не коснулась её юбки.
Она сказала:
— Патрик, достаточно, хватит быть мёртвым.
Кровь стала взбираться по её юбке, принцип капилляра, ниточка за ниточкой взбираться по её юбке.
Вокруг меня мужики из Проекта «Вывих» кричат.
Затем госпожа Патрик Мэдден закричала.
И в подвале бара «Армори» Тайлер Дарден соскальзывает на пол без сил. Тайлер Дарден Великий, который был идеален один момент, но вы сказали, что этот момент был всем, чего можно было ждать от совершенства.
И бой продолжался и продолжался, потому что я хотел быть мёртв. Потому что только в смерти мы обретаем имена. Только в смерти мы больше не часть Проекта «Вывих».
29
Тайлер стоит здесь, идеально красивый, ангел в своём чистеньком смысле. Моя воля к жизни поражает меня.
Я просто образец кровавого куска вяленого мяса, лежащий на разодранном матраце в своей комнате в «Пейпер Стрит Соуп Кампани».
Всё в комнате исчезло.
Моё зеркало с фотографией моей ступни с того времени, когда у меня был рак на десять минут. Хуже чем настоящий. Зеркало исчезло. Дверь чулана открыта, и шесть моих белых рубашек, чёрных брюк, нижнего белья, носков и ботинок исчезли.
Тайлер говорит:
— Поднимайся.
Под, за и внутри всего, что я принимал, как должное, выросло что-то по-настоящему ужасное.
Всё распадается на части.
Космических обезьянок нигде не видно. Всё убрано, отсосанный жир, трехъярусные койки, деньги, особенно деньги. Остался только сад и снятый дом.
Тайлер говорит:
— Последнее, что нам нужно сделать — это твоё типа мученичество. Эта твоя большая смерть.
Не та смерть, которая грустная и поникшая, это должна быть крутая и мощная смерть.
«О-о, Тайлер, мне больно. Просто убей меня здесь».
— Вставай.
«Убей меня, давай. Убей меня. Убей меня. Убей меня. Убей меня».
— Это должно быть круто, — говорит Тайлер. — Представь себе: ты на вершине величайшего здания мира, всё здание захвачено Проектом «Вывих». Дым вьётся из окон. Столы падают на толпу зевак на улице. Настоящая опера смерти, вот чего ты достоин.
Я говорю: «Нет. Ты попользовал меня достаточно».
— Если ты не будешь сотрудничать, мы пойдём за Марлой.
Я говорю: «куда идти?»
— Сейчас вылезай на хуй из постели, — сказал Тайлер, — и засовывай свою задницу в эту ёбаную машину.
И вот мы с Тайлером на вершине здания «Паркер-Моррис» с пистолетом, торчащим у меня во рту.
Пошёл отсчёт наших последних десяти минут.
Здания «Паркер-Моррис» не будет здесь через десять минут. Я знаю это, потому что Тайлер знает это.
Ствол пистолета давит в заднюю стенку моей глотки, Тайлер говорит: — На самом деле мы не умрём.
Я прижимаю ствол языком к уцелевшей щеке и говорю: «Тайлер, ты говоришь о вампирах».
Пошёл отсчёт наших последних восьми минут.
Пистолет просто на случай, если полицейские вертолёты будут здесь раньше.
С точки зрения бога это выглядит как один человек, засунувший пистолет себе самому в рот, но это у Тайлера в руке пистолет и это моя жизнь.
Ты берёшь 98-процентную дистиллированную азотную кислоту и смешиваешь её в пропорции один к трём с серной кислотой.
Ты получаешь нитроглицерин.
Семь минут.
Смешай нитро с опилками и ты получишь отличную пластиковую взрывчатку. Многие космические обезьянки пропитывают нитроглицерином вату и добавляют нюхательную соль в качестве сульфата. Это тоже работает. Некоторые обезьянки используют парафин, смешанный с нитро. С парафином у меня никогда-никогда не получалось.
Четыре минуты.
Мы с Тайлером на краю крыши, пистолет у меня во рту, и мне интересно, насколько он чистый.
Три минуты.
А потом кто-то кричит.
— Подожди, — и это Марла идёт к нам через крышу.
Марла идёт ко мне, только ко мне, потому что Тайлер исчез. Пух. Тайлер — моя галлюцинация, а не её. Быстро, словно карточный фокус, Тайлер растворился. И сейчас я просто один человек, держащий пистолет у себя во рту.
— Мы шли за тобой, — кричит Марла. — Все члены группы поддержки. Ты не должен это делать. Опусти пистолет.
Позади Марлы весь народ из рака желудка, мозговых паразитов, меланомы, туберкулёзники идут, ковыляют, едут в инвалидных креслах ко мне.
Они говорят:
— Подожди.
Холодный ветер приносит ко мне голоса, говорящие: — Остановись.
И:
— Мы можем помочь тебе.
— Позволь нам помочь тебе.
Сквозь небо раздаётся вуп вуп вуп полицейских вертолётов.
Я кричу: «Уходите. Уносите отсюда ноги. Это здание сейчас взорвётся».
Марла кричит:
— Мы знаем.
Это типа совершенно уникальный момент для меня.
«Я не убиваю себя, — кричу я. — Я убиваю Тайлера».
Я — крутые яйца Джо.
Я помню всё.
— Это не любовь, или что-то в этом роде, — орёт Марла, — но мне кажется, что ты мне тоже нравишься.
Одна минута.
Марле нравится Тайлер.
— Нет, мне нравишься ты, — орёт Марла. — Я знаю разницу.
И ничего.
Ничто не взорвалось.
Ствол пистолета прижат к моей уцелевшей щеке, и я говорю: «Тайлер, ты смешал нитро с парафином, не так ли».
С парафином никогда ни получается.
Я должен сделать это.
Полицейские вертолёты.
И я спускаю курок.
30
В доме моего отца много квартир.
Конечно, когда я спустил курок, я умер.
Лжец.
И Тайлер умер.
С полицейскими вертолётами, говорящими в мегафоны, Марлой и всеми ребятами с группы поддержки, которые не могли спасти себя, со всеми ними, пытающимися спасти меня, я должен был спустить курок.
Это было лучше, чем настоящая жизнь.
И твой единственный совершенный момент не будет длиться вечно.
На небесах всё белое на белом.
Фальшивка.
На небесах всё тихо, подбитая резиной обувь.
На небесах я могу спать.
Люди пишут мне на небеса и говорят, что меня помнят. Что я — их герой. Мне станет лучше.
Ангелы здесь по типу ветхого завета, легионы и лейтенанты, силы небесные, работающие по сменам, дни, пересменки. Кладбище. Они приносят тебе еду на подносе с бумажным стаканчиком лекарств. Игрушечный набор «Долина Собак».
Я видел Бога по другую сторону длинного стола орехового дерева, со всеми его дипломами, висящими на стене над ним, и Бог спросил меня: — Зачем?
Зачем я вызвал столько боли?
Я что, не представлял себе, что каждый из нас — это замечательная неповторимая снежинка со специальной неповторимой специальностью?
Разве я не вижу, что все мы — заявления любви?
Я смотрю на Бога за его столом, записывающем что-то у себя в блокноте, но Бог неверно всё это видит.
Мы не есть особенные.
Но мы и не есть хлам и мусор мира.
Мы просто есть.
Мы просто есть, и что происходит — просто происходит.
И Бог говорит:
— Нет, это не так.
Да. Точно. Какая разница. Ты ничему не можешь научить Бога.
Бог спрашивает меня, что я помню.
Я помню всё.
Пуля, вылетевшая из пистолета Тайлера, она продырявила мне вторую щёку, чтоб сделать мне весёленькую улыбочку от уха до уха. Да, точно как у разъярённой тыквы в день всех святых. Японский демон. Дракон алчности.
