Александр Уваров - Михалыч и черт
«Боже мой! Ебать твою!..»
Глаза эти не поразили даже, а напугали Дмитрия. Не странный наряд карлика, не путанные, безумные его речи, не поведение его (мало ли какие чудаки на свете живут!), а именно глаза, именно эти глаза!
Только сейчас, окончательно очнувшись от дремотного морока, холодным страхом согнав душную его пелену, понял Дмитрий окончательно и отчётливо, что не человек (пусть даже чрезвычайно низкорослый и довольно уродливый… и с необычайными экстрасенсорными способностями), не человек стоит сейчас перед ним, не с человеком сидел он за одним столом, не с человеком вёл он затянувшийся и путанный разговор, не человек читал и читает мысли его, не человек смотрит сейчас прямо ему в глаза, а…
Существо. Никогда ранее им (и, быть может, никем из людей) не виданное. Существо, которое может быть странным и забавным только на вид, а внутри может таить такое, что…
— Испугались, Дмитрий Петрович? — насмешливо спросил карлик. — А всё почему? Потому что к словам моим не прислушивались. Не вполуха даже слуша-ли, а и четверти не подставляли. И не кушали при том. Даже чаю пока не попили. Отчего так? Оттого, что, как привыкли время терять, так его терять и продолжаете. Даже здесь, в лучшем из жилищ. Да, лучшем. Для вас. А вот хорошо ли это, временем так разбрасываться? Нехорошо. Знали бы вы, сколько его у вас осталось…
— Сколько? — хриплым голосом спросил Дмитрий (губы его неожиданно пересохли).
— А хрен его знает, — Игнатий развёл руками. — Тут не я решаю, а вы.
— Я? — удивился Дмитрий.
— Вы, — подтвердил Игнатий. — Как решите, что с Клоциусом встретиться пора — так и встретитесь. Он то ни на минуту не запоздает, уж будьте уверены. Так всё от вас зависит, всё от вас…
— С Клоциусом? — переспросил Дмитрий, чувствуя, что голова его начинает потихоньку распухать. — Кто это? Зачем встречаться?
— Вот, — медленно, с расстановкой (словно констатируя лично ему очень приятный факт) произнёс Игнатий. — Не готовы. Пока. Зачем встречаться? А это вы сами скажете. Это вам лучше известно. Как только к встрече будете готовы — так сами всё себе и скажете. Я то что… Я то так, по чаепитиям больше.
Карлик вздохнул.
— Душно здесь. Проветрить надо…
И, не успел Дмитрий и слова вымолвить в ответ, как карлик взмахнул руками — и подлетел в воздух, зависнув метрах в двух от пола.
— Ни х-х!.. — только и смог выдавить Дмитрий.
Он, казалось бы, видел сегодня достаточно для того, чтобы и самый крепкий ум поехал слегка на сторону. Но такого откровенно волшебного безобразия!
Нет, так нельзя. Это же не средневековый замок, не пещера колдуна, не дворец феи…
Феи! Что он там о фее говорил? Неужели и впрямь его матушка — фея?
Да нет же, это бред какой-то.
«Хорошо» подумал Дмитрий. «Скажем, я и вправду надышался чем-то. И вот сплю теперь, сплю… А если он ещё и превратиться в кого-нибудь? В ящерицу, например. Или в комара. Хотя, какой там комар. Март ведь, не сезон… Что я несу, какой сезон! Что я несу! Что у меня с головой?! С мозгами то у меня что?!»
— Вы, верно, выспались уже, и ко сну вас часа три ещё не потянет, как минимум, я так думаю, — тихо, еле слышно пробормотал Игнатий, покачиваясь под потолком диковинным воздушным шаром. — А я вот…
Он, подгребая воздух руками, подплыл к форточке и, повернув ручку…
«Да здесь окна не открываются!» мысленно воскликнул Дмитрий. «Я же пытался уже!»
…открыл форточку.
— Отчего же, — спокойно возразил Игнатий. — Как видите, очень даже открываются. Я вот, к примеру, открыл. Прямо на ваших глазах. Если у вас открыть не получилось, так и вовсе не значит, что не открываются. Может, вы просто не умеете. Не знаете, как правильно открывать.
«Издевается» подумал Дмитрий. «Как их правильно открывать? В воздух, что ли, подлетать?»
— Очень может быть, — ответил карлик, медленно опускаясь на пол. — Вполне так может и оказаться, что всенепременно надо в воздух подлетать. Так что напрасно думаете, будто я издеваюсь. Я, может, именно что подсказку хочу дать, а не поиздеваться над вами. Незачем дурное то про меня думать.
«Да пошёл ты».
Дмитрий почувствовал вдруг, что сильно ослабел, да так, что стул качнулся вдруг, словно от набежавшей волны, и пелена, прежняя, сонная, дневная стала густеющей завесью затягивать взгляд.
«Он так быстро меня замотал… замотал… Что же это за тварь такая? Что же за тварь?»
— Я то спать пойду, — бормотал карлик, копошась возле стола (Дмитрий не мог толком рассмотреть и понять, что он там делает… похоже было, что подбирает что-то с пола… или наоборот, бросает на пол… в общем, совершенно непонятно). — Мне отдохнуть надо. А вы тут сидите, кушайте, пейте. Время у вас есть. До рассвета уж точно никто не побеспокоит.
«До рассвета?» мысленно переспросил его Дмитрий. «А потом?»
— А потом — утро будет. Утром то, может, и придёт кто. Так всегда бывает. Ночью, скажем, никого, а утром кто-нибудь да приходит. Тут, главное, к завтраку не опоздать. А то ведь и такое бывает, что гость голодным остаётся. Это уже никуда не годится. Гость — он сытым должен быть. Я вот всегда неловко себя чувствую, если гость голодный. Голод — это ведь…
Карлик вдруг замолчал на мгновение и, повернувшись к Дмитрию и уставившись на него неподвижными кругами огромных свих зрачков, закончил:
— Голод — это грех. Самый большой грех на свете. На этом и на всех прочих.
«Ну я то безгрешен. Есть что-то совсем не хочется. Хотя чаю, пожалуй, вы-пью… Ну и что, что он остыл?»
И ещё Дмитрий подумал, что интересно было бы этой ночью не спать, а просто прилечь на кровать и наблюдать. Смотреть за тем, что происходит в загадочной этой квартире, в которой, по словам карлика Игнатия, целых пятьсот комнат (из которых, правда, никак больше трёх разглядеть не удаётся).
А что, если притвориться спящим? Только притвориться. Прикрыть глаза, оставив только узкие щёлки — и смотреть. Смотреть. Наблюдать.
Ещё в детстве (давно, давно это было) слышал он, что всё самое интересное происходит тогда, когда мы спим.
Мы закрываем глаза, и ночь, услышав размеренное сопение наше, открывает двери лунного своего дома, выпуская на короткую полночную прогулку странные, призрачные, причудливые создания, которые рассеются бесследно не только от самых слабых солнечных лучей, но даже и от мимолётного, едва брошен-ного на них взгляда.
Ночь любит их. Эти слабые, прозрачные, тихо плывущие на землёй существа — любимые дети её. И если убить их любопытным и неурочным взглядом своим — как жестока может быть месть ночи!
В детстве он знал — надо спать. Надо закрывать глаза. Опасно ночью держать их открытыми.
Но теперь… Что тут опасно, что нет — кто знает? Кто может сказать, есть ли у ночи власть над этой квартирой? И есть ли тут вообще ночь?
«Не буду спать».
Надо только притвориться.
Только прикрыть глаза.
Надо только понять, откуда появился этот карлик.
Откуда он возник. Как он пробрался сюда. И тогда, быть может…
— Я окно оставлю, — предупредил его Игнатий. — Проветрить надо кухню. Воздух здесь… Душно. Дышать тяжело.
Странно. С улицы потянуло прогретым, сухим, жарким воздухом. Словно и не март был (там, за окном), а середина июля.
Дмитрий потянул воздух ноздрями (совеем по собачьи), надеясь (не слишком сильно, конечно) хотя бы по обрывкам залетевших запахов определить, с чего это вдруг так поменялось всё там, на улице.
И послышался ему (или почудился только) тонкий, сладковатый, разбавленный ночным ветром аромат луговых цветов.
«Бог ты мой» мелькнула у него шальная мысль. «А ведь форточка то открыта! А если закричать?»
— А если… — прошептал, явно передразнивая его, Игнатий. — И не вздумайте! Налетят тогда… Не прогонишь потом…
— Кто? — спросил его Дмитрий.
— Узнаете, коли крикните, — загадочно ответил Игнатий. — Сами потом все щели закрывать будете. Да их потом не выгонишь… Нет, не выгонишь. Всю ночь уснуть не дадут.
«Комары, что ли?» подумал Дмитрий и сам удивился тому, какие же глупые, странные и совершенно бессвязные мысли лезут ему в голову.
Потом, подозрительно глянув на карлика, подумал другое:
«Врёт, небось. Отговорить хочет. А если…»
— Воля ваша, — просопел карлик. — А я вот пойду, постели подготовлю. Вам то в спальне, конечно. А я уж так, по походному. Я то на дежурстве здесь, мне особых то удобств не полагается. Да уж привычный, обойдусь. Вы заканчивайте, доедайте тут всё… Пойду я.
«Воздух тёплый» Дмитрий отчего-то поверил карлику (видно, смутило его спокойствие и даже какое-то усталое равнодушие… и воздух, необычный, не тот, не тот…). «Там не улица! Там не город!»
Дмитрий встал. Подошёл к окну.
Всё тот же город, дома с бледно-медовыми окнами; всё тот же двор с потем-невшим снегом и устало осевшими под затяжным весенним дождём сугробами; всё та же дорога у дома, сплошь заставленная припаркованными машинами, похожими на выброшенных вечерними, длинными, медленными волнами на берег-обочину разноцветных рыб с мокрыми, лоснящимися от воды, покатыми спинами.
