Иное мне неведомо - Элиса Леви
Бесстрашному Эстебитану становилось тесно в нашем посёлке, и, устав от жаркого солнца, однажды он объявил отцу: «Я уезжаю отсюда, уезжаю, уезжаю». И стремясь как можно быстрее покинуть эти места, он погрузил в машину все свои пожитки и уехал без гроша в кармане, со своей собакой Лимой, в направлении приморского города. Но по дороге, должно быть, у него закончился бензин или разрядился аккумулятор, и он заблудился, сбитый с толку тем, что лес находился от него слева. Эстебитан не совсем понимал, идёт ли он не в ту сторону или в правильном направлении, поэтому шагал без передышки, надеясь достичь какой-нибудь деревни. Однако, поскольку никто не знает о нашем существовании, ведь мы – конец света, который всё никак не наступит, на шоссе Эстебитану не встретилась ни одна живая душа. И он, с пересохшим ртом, шёл несколько часов, пока ужасная жажда не сгустила его слюну, которая перестала выделяться, а его лицо и тело постепенно начали покрываться морщинами, как чернослив. Он не решился искать воду в лесу, потому что, когда смерть замаячила за его спиной, он начал бояться всего, даже своей любимой Лимы. А когда солнце уже почти скрылось, он упал замертво, причём половина его тела оставалась на дороге, а другая – на лесной земле. Лима прибежала в посёлок неизвестно через какое время, и, словно она сообщила все подробности этой истории, жители бросились искать Эстебитана. И его нашли – с побелевшими губами, сеньор, – но никто толком не понял, что же с ним стряслось. Я доверяю версии случившегося, которую только что рассказала вам слово в слово, ибо мне нравится думать сеньор, что самый бесстрашный человек на свете боялся смерти. Хотя некоторые считают: не ведая страха, Эстебитан съел какой-то коварный плод из тех, что встречаются в лесу, и что он, как и его мать, перестал дышать, и через короткое время упал замертво. На его надгробии начертали: Эстебитан, самый бесстрашный человек в мире. Хотя я всегда считала, что надо было написать: Эстебитан, человек, который испугался только смерти. Эстебан впал в отчаяние и провёл пару лет с таким сильным сердцебиением, что его было слышно по всему посёлку. Самой мне не довелось убедиться, но говорят, что его сердце переполняли одиночество, страдания и несчастья.
И ведь именно несчастье, сеньор, вернуло Каталине её слёзы. Потому что почти в самом конце июля Эстебан, который ещё в день случившегося с моим отцом прострелил себе ногу, однажды, возвращаясь под вечер с пастбища с вечно серьёзным выражением лица, ощутил, что его бешеное сердцебиение вдруг прекратилось. И, вцепившись в левую руку с криком «ой, ой, ой», он рухнул с широко открытыми глазами на свой половик. А Мигель, возвращавшийся домой с сыроварни вместе с бойкой Каталиной, увидев его, бросился на помощь Эстебану и пытался успокоить: «Не волнуйся, врач сейчас прибудет». Но Каталина, зарыдав, сказала: «Врач появляется здесь только по пятницам, а сегодня вторник». Тогда Мигель, сильно расстроившись – наверное, он подумал: «И что занесло меня в эту глухомань?» – пошёл за машиной. А Эстебан, ещё способный говорить, произнёс: «Я боюсь, боюсь, боюсь», потому что, несмотря на все несчастья, жить ему хотелось. И Каталина, которая так любит разные горести, всю дорогу до ближайшей больницы повторяла «боже мой, боже мой, за что нам такое наказание, о боже, боже, нашему миру пришёл конец».
Они оставили Эстебана в больнице, а в деревне, узнав эту новость, начали готовиться к его кончине. Хавьер потратил несколько ночей, отделывая резьбой добротный гроб; Антон распорядился установить плиту рядом с надгробиями сына и жены Эстебана и выгравировать на нём: Эстебан, самый боязливый человек в мире. Потому что, сеньор, в маленьких селениях происходит не так много событий, а когда они случаются, нам нравится, если они взаимосвязаны. Но, так или иначе, сеньор, шли дни, а нас никто не извещал о его кончине. На десятый день Эстебан снова появился в деревне – бодрый, похудевший на несколько килограммов, с румянцем на щеках. «Кого я вижу!» – воскликнул Антон, заметив, как он пересекает площадь. «Сорняки неистребимы!» – ответил Эстебан, улыбаясь. «Да вы не похожи на сорняк, вы бык из тех, каких мы не видим в этих краях». «Твой бог дал мне здоровье, которым обделил мою жену и сына», – сказал Эстебан, взял ружьё и отправился на пастбище.
А Каталина на самом деле плакала при нас в баре не только из-за испуга, вызванного у всех случаем с Эстебаном. Она лила слёзы ещё и потому, что поведала нам: когда они с Мигелем отвезли Эстебана в больницу, то от плача, печали, отчаяния она потянулась прямиком к лицу Мигеля и дерзко поцеловала его взасос. А он, хотя и помышлял только о том, как бы раздеть Каталину, забивал ей голову всякими красивыми словами и смотрел на неё сладострастными глазами, рассказывая о своей сыроварне, вдруг отстранился и изобразил из себя порядочного мужчину, женатого отца ребёнка.
Сеньор, я могла бы снова проявить к ней жестокость, вы же знаете, как меня раздражают ее слёзы. Сказала бы ей: «Хромоножка, я уже предупреждала тебя, но ты ничему не учишься, с тобой происходит что-то подобное в шестой, седьмой, восьмой раз – не знаю, а ты заладила своё и всё с тем же припевом и с таким же избытком эмоций, как всегда. Пора тебе усвоить, что в любовь играют, сдерживая чувства, и что если ты выпустишь их на волю, то убьёшь себя, как машина без тормозов, как разгневанное море». Я могла бы всё это ей выложить, ибо обратите внимание, сеньор, какая я умная, и хотя мало знаю о любви, все эти вещи мне известны просто из наблюдений, только из наблюдений. Но вместо этого я заявила ей: «Мужчины, Каталина, хотя они скорее свиньи, чем ягнята, не знают, откуда дует ветер, и им не свойственно проявлять благородство. Каталина, они не разбираются в ценностях, и Мигель не понимает, что ты женщина, которая для него – даже слишком. И что как раз тебя ему и не хватает. Я же говорила тебе, что он из тех, кто лишь болтает и трогает за голую ногу, а потом
