Дзиро Осараги - Возвращение
— М-да, это так, — радостно кивнул головой художник.
— Так что даже с моей эгоистичной точки зрения я не настолько обескуражен, как господин Онодзаки деморализацией японцев. Я уверен, что японцы смогут возродиться, если им даже придётся начинать с нуля. Сейчас дела, действительно, плохи, но в этом виноваты не люди, а общая обстановка. Я пережил более худшее. Когда я сейчас ложусь спать, я выключаю свет и лёжа перечисляю причины, из-за которых я счастлив. Я вновь в Японии. Я сплю на кушетке. Над моим домом есть крыша, так что мне не надо вставать, когда пойдёт дождь. Это всё делает меня счастливым. Глупые простые мелочи, но жизнь в армии учит простоте.
Юкити сопроводил Онодзаки на холмы Яматэ, откуда он мог делать наброски будущих картин, и Томоко пошла вместе с ними. Они помогли ей забыть неприятности с Тосики.
Дорога вела мимо ипподрома в сторону от океана через холмы и в бесчисленное множество маленьких долин. С холмов с высоты птичьего полёта открывался вид на Иокогаму, раскинувшуюся на низменной равнине, пересекаемой каналами и автомобильными дорогами. Художник периодически останавливался, чтобы сделать зарисовки, а Томоко и Юкити стояли на краю дороги или садились на траву в тени деревьев и ждали, когда он кончит.
Пейзаж постоянно менялся. Некоторые холмы были похожи на покрытые травой круглые горбы, как бы сошедшие с гравюр Хиросигэ, другие резко обрывались вниз, как отвесные скалы, а внизу в туманной дымке лежал город.
— Все склоны холмов в этом месте назывались по имени животных, — сообщил им Юкити. — Склон Свиньи, склон Быка, склон Обезьяны, склон Барсука. До того как этот район был заселён, здесь, действительно, водились обезьяны и барсуки, склоны были покрыты густым лесом и выглядели довольно мрачно даже в дневное время.
Крутые склоны спускались в расположенные внизу долины. В некоторых из них были вырублены ступеньки, а на других были построены из камня маленькие храмы, посвящённые божествам, охраняющим дороги. Внизу в долине виднелись соломенные крыши старых фермерских домов, окружённые зарослями бамбука, с которым переплетались красные цветы камелий. Современный город, который простирался дальше внизу с высокими зданиями, в беспорядке разбросанными по улицам, отсюда с холмов выглядел безжизненным — кладбище бетона и камня. Томоко едва могла представить себе, что сотни тысяч людей жили там внизу каждый своей личной, индивидуальной жизнью. Онодзаки говорил о жизни этих людей в послевоенном городе, лишённой элементарного комфорта, большей частью в лачугах и хилых деревянных домах, каждый их которых был наполнен болью живущих, плачем детей, пронзительными криками женщин, постоянными очередями за нормированными продуктами и кучей проблем, не поддающихся решению.
— Я родился вон там внизу у подножия этого холма. — Юкити указал на место. — Дома уже нет — сгорел во время войны. Он стоял рядом с храмом, который называли Красные Ворота. Всё полностью изменилось, — сказал он, счастливо улыбаясь.
Томоко заметила, что Юкити, казалось, бессознательно вырывал пригоршнями траву со склона. Он, должно быть, чувствовал себя как человек, который только что выздоровел после долгой и тяжёлой болезни и который только в эту минуту осознал, что он больше не на полях сражений, а вернулся в свой мирный дом и сидит на траве под лучами весеннего солнца. Поэтому он и выглядел таким счастливым.
— Что за прекрасный день сегодня! — крикнул им Онодзаки с того места, где он рисовал.
Он смотрел на эскиз, над которым в этот момент работал, и его лицо выглядело пугающе напряжённым. В небе над горой лениво кружил единственный коршун, демонстрируя им на каждом круге своё коричневое брюшко.
После того как Саэко высадила Томоко и Тосики в Иокогама, её автомобиль продолжал свой путь по широкому шоссе вдоль берега моря. По левую сторону то появлялся, то исчезал широкий залив, который высадившееся здесь в эпоху Мэйдзи иностранцы прозвали Заливом Миссисипи. Через проложенный под горой туннель автомобиль выскочил на широкую автостраду, ведущую к военно-морской базе в Иокосука, которая была построена для использования также и в военных целях и являлась одной из лучших в Японии с покрытием из армированного бетона.
Сразу за туннелем местность стала гористой с пологим спуском к морю. Появившиеся вскоре вдоль дороги дома представляли собой деревенские постройки в старом стиле с толстыми соломенными крышами и раздвижными бумажными дверями, обращёнными в сторону гор и скрытыми за живыми изгородями из коралловых кустов и камелий. На юго-восточных склонах, закрытых горами от северных ветров и имеющих круглый год умеренный климат, виднелись оранжереи, в которых выращивали гвоздику, а выше на холмах, обильно покрытых деревьями, дома западной постройки. Ровные участки слева от шоссе, граничащие с морем, были застроены виллами, которые в послевоенное время трансформировались в обычные жилые дома. На вершине одной из гор, густо покрытой лесом и спускающейся как морю, как перевёрнутая чашка для риса, виднелся деревенский храм.
Машина остановилась, и Саэко вышла из неё, сказав шофёру, чтобы он приехал за ней на следующий день в девять часов утра.
Покрытые чёрным лаком деревянные ворота выходили на улицу. Саэко толкнула маленькую боковую дверь и вошла внутрь. Хрупкая молодая женщина, одетая в кимоно, из-под которого были видны белые носки, открыла раздвижную бумажную дверь и быстро спустилась вниз, упав на колени, в знак приветствия Саэко.
— Добро пожаловать домой.
— Прошу прощения, что долго не была у вас. — Саэко улыбнулась и взглянула сверху вниз на содержанку своего мужа.
— Я зайду с бокового входа.
— О, пожалуйста, заходите здесь.
— Нет, я обойду дом.
Саэко прошла мимо кухни и остановилась около бокового входа, глядя в сад. Отанэ, содержанка, бросилась через дом, чтобы впустить её. Открыв дверь, она спустилась вниз. На ногах у неё были надеты деревянные гета.
— Как пионы? Они уже распустились?
— Только два или три цветка. Сейчас ещё немного рано.
— Но давайте всё равно посмотрим.
Отанэ с преданным видом сопровождала Саэко.
— У вас в этом году будет много цветов?
— Похоже, что это так.
— Что ж, желаю успеха. — Отношение Саэко к молодой женщине продолжало оставаться холодно-равнодушным.
— Как его здоровье?
Саэко спросила о своём муже Нобу. До войны Отанэ была зарегистрированная гейша в развлекательном центре Акасака и, когда Саэко узнала об её интимных отношениях со своим мужем, она при посредничестве родителей Отанэ выкупила её из дома гейш, и с тех пор она официально является служанкой в доме Саэко.
Дом был построен торговцем шёлком в качестве его загородной резиденции. Однако он оказался в трудном материальном положении, когда с началом войны торговля резко упала, и Саэко, предвидя возможную необходимость переселения из Токио, сумела купить дом за недорогую цену вместе с небольшим участком земли с садом и видом на море. В саду были высажены пионы, которые якобы насчитывали своё происхождение из сада пионов в Канадзава, знаменитого своими цветами, пока он не перестал существовать в прошлом столетии. Когда они въехали в дом, кусты были в плохом состоянии, но Нобу, чьё здоровье было в неважном состоянии, превратился в садовода-любителя и сумел настолько восстановить их, что они каждый год стали приносить большие красивые цветы. Сад был разбит на двух уровнях, и все кусты были посажены таким образом, что, несмотря на обилие ветвей, они не касались друг друга. В сезон на каждом кусте расцветало более двенадцати цветов, но сейчас распустились только три и все наполовину.
С того места, где стояли Саэко и Отанэ, сквозь ветви кустов, ещё не покрытых цветами, открывался вид на океан, сверкающий яркой голубизной в лучах послеполуденного солнца. От мыса Хоммоку в сторону моря направлялся большой океанский лайнер, сверкая своими свежеокрашенными боками.
— Как тихо, — неожиданно прошептала Саэко и взглянула на стоящую рядом Отанэ.
Отанэ имела правильные кукольные черты лица и пышное молодое тело. Жизнь в этом доме не изменила её красоты, но у неё исчезла прежняя живость, превратив её в заурядную личность.
— У него со здоровьем всё в порядке? — вновь спросила Саэко о своём муже.
— Да. Но он не хочет покидать дом. Ненавидит переполненные поезда.
— Ты должна его немного омолодить, — рассмеялась Саэко. — Ему ещё слишком рано становиться стариком. В студенческие годы он участвовал в соревнованиях яхтсменов.
Тени от гор вытянулись уже до самого берега моря, и подул холодный ветер. Они отправились в дом, чтобы поздороваться с Нобу, нашли его лежащим на диване в холле и читающим старый роман в дешёвом издании. Он встал, когда увидел их, и приказал:
