Джо Фауст - Дьяволы Фермана
Вудстокский Приют Альтернативного Образа Жизни Повышенной Комфортности, отделение Повышенной Заботы выглядело не так, как бы вы ожидали. Наверняка вы читали в книгах о домах престарелых, и у вас сложилось о них определенное впечатление. Место с однообразными белыми стенами, где изможденные старики в инвалидных креслах собираются в холле возле единственного телевизора, поскольку это — их единственная отрада. Иные уже слишком дряхлы, чтобы адекватно воспринимать окружающую действительность. Они неподвижно сидят в своих креслах, полностью погруженные в собственное прошлое. Некоторые пытаются перехватить вас, когда вы проходите мимо, с единственной целью: попросить поговорить с ними о чем-нибудь. Мрачная, гнетущая атмосфера и ощущение безысходности… Я не знаю, существуют ли где-нибудь подобные места, но Вудсток точно на него не похож. Мама и дядя Кент платили немалые деньги за содержание бабушки Мизи. Я думаю, они чувствовали себя виноватыми, избавившись от нее, и посему попытались по крайней мере обеспечить ей максимальный комфорт.
К тому же и персонал Вудстока имел большой опыт. Они были профессионалами и знали, как заботиться о людях вроде Мизи.
Вестибюли зданий казались высокими и светлыми. Благодаря специальному покрытию рассеянное солнечное сияние проникало через крышу, освещая холлы. Звучала музыка; жизнеутверждающие, оптимистичные песенки и мелодии сменяли друг друга. Повсюду стояли диванчики, стулья с высокими спинками и терминалы для чтения журналов. Здесь же располагались два гигантских аквариума и столько растений, что вестибюль напоминал небольшие джунгли. Все это преследовало единую цель: создать спокойную, веселую и жизнерадостную атмосферу.
Бэйнбридж проследовала за мной в приемную, где я огласил намерение повидать Мелиссу Мерчесон. После того как служитель проверил наши имена (мы ни в чем вас не подозреваем, но осторожность прежде всего), мы вошли в лифт и поднялись на этаж, где располагалась комната бабушки Мизи. Здесь музыка гремела еще громче. Некоторые из обитателей Вудстока бродили по коридору, подпевая серенаде.
— Что такое «радарный любовник»? — спросила Бэйнбридж по пути к комнате.
— А?
— Вон тот старичок пел что-то про радарную любовь[5]. Я пожал плечами.
— Это музыка, которую они слушают. Для меня это просто шум.
Песня сменилась другой мелодией. Мы остановились перед дверью комнаты бабушки. Я постучался и окликнул ее по имени, затем вошел. В комнате царила полутьма, но я уловил движение в районе кровати. Я подошел поближе и заметил странные манипуляции, которые она совершала. Правая рука двигалась над животом, зажав что-то невидимое отсюда между большим и средним пальцами.
Бэйнбридж посмотрела на меня. Я пожал плечами и двинулся внутрь.
— Бабушка Мизи?
Она прекратила свои движения и глянула на меня. Бабушка принадлежала к той категории людей, которых старость облагораживает. Злоупотребления психотропами, которые она позволяла себе в молодые годы, не оставили следов на ее лице. Глаза бабушки оставались ясными и живыми, что позволяло предполагать, будто она находится полностью в здравом уме. Однако это не вполне соответствовало действительности. Улыбка демонстрировала великолепные зубы: все до одного — ее собственные. Наследство ее родителей, принадлежавших к поколению, родившемуся после Второй мировой войны. Лицо бабушки обрамляли длинные белые волосы, ниспадавшие на плечи.
Интерьер комнаты был выполнен в естественной гамме; пахло натуральной сосной, клонированные ветви которой росли в горшках, развешанных по стенам. Шторы опущены, видеоэкран темен, и всепроникающая музыка льется из динамиков под потолком.
Бабушкины губы сложились в ее фирменную улыбку.
— Ну, здравствуй, здравствуй. Подойди, дай-ка я на тебя посмотрю.
Я покосился на Бэйнбридж.
— Кажется, она сегодня в хорошем настроении, — прошептал я. Затем подошел к кровати и взял старческую руку в свою. — Как поживаешь, бабушка?
— Почему ты не пишешь? — спросила она.
— Не пишу? — промямлил я.
— Да-да. Сейчас все делается через эти маленькие экраны, верно? Что ж, я могла ждать, что ты хотя бы напишешь? Могла?
— Бабушка…
Ее голос сделался мрачным и угрожающим.
— Хоть дождалась, что приехал — в кои-то веки!
— Бабушка, я приезжал две недели назад.
С ошеломляющей быстротой она выдернула руку из моей ладони и стиснула мое запястье. Острые ногти врезались в кожу так, что я невольно вскрикнул.
— Не лги мне!
— Я не лгу. Вспомни, я сидел здесь, и ты мне рассказывала, как вы с друзьями развели костер на…
Ее пальцы продолжали сжиматься, пока боль не сделалась нестерпимой.
— Кент Стейт Мерчесон! Сколько раз я говорила тебе: нельзя лгать матери!
Я покосился на Бэйнбридж.
— Она принимает меня за своего сына…
Бабушка проследила за моим взглядом, и лицо ее просветлело.
— Солнышко! Это и впрямь ты? Иди сюда и поцелуй свою мамочку!
— Не делай этого, — прошептал я, и бабушка дернула меня за руку так, что едва не оторвала ее.
— Не слушай этого жалкого негодяя, — сказала она Бэйнбридж. — Вообрази: недавно он сообщил мне, что собирается голосовать за Джорджа Буша!
Бэйнбридж сделала шаг вперед. Я попытался ее отодвинуть.
— Миссис Мерчесон, это не ваш сын. Это ваш внук… Бабушка отпустила запястье, но в следующий же миг
ухватила меня за ухо:
— Послушай ее! Послушай-ка, что говорит твоя сестра! — Она вопила, мое ухо горело огнем, и я едва не охнул от боли. — Вы — гадкие, гадкие дети. Вы опять лазали в мамину заначку?! Я ЖЕ СКАЗАЛА ВАМ, ЧТОБЫ НЕ СМЕЛИ ТРОГАТЬ МОЙ ПОРОШОК! — Она потянула мою голову вниз, приблизив к своим губам. — Я ЖЕ ГОВОРИЛА: ЕСЛИ ЖЕЛАЕШЬ ШИРЯТЬСЯ — КУПИ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ!
Уголком глаза я видел, как Бэйнбридж попятилась к двери, а потом повернулась и кинулась вон. Бабушка кричала:
— СОЛНЫШКО, НЕМЕДЛЕННО ВЕРНИСЬ! ГАДКИЕ ДЕТИ РАСТУТ, ЧТОБЫ СТАТЬ ПОХОЖИМИ НА РИЧАРДА НИКСОНА!
— Бабушка! — взвыл я, молясь, чтобы она перестала орать мне в ухо. — Это я…
Внезапно бабушка охнула и согнулась пополам. Рука, стискивающая мое ухо, задрожала. Бабушка резко дернулась, ее колено угодило мне в висок. В голове вспыхнули яркие звезды…
— Оуууууууууааааааааааааа!
— Бабушка, что…
— Я НЕ МОГУ ВСПОМНИТЬ! — выкрикнула она. А потом заскулила. — Не могу вспомнить, не могу вспомнить, не могу вспомнить…
— Что ты не можешь вспомнить?
Бабушка схватила меня за щеки и повернула мою голову к себе, принуждая встретиться с ней глазами.
— Один День из Жизни, — сказала она.
— Один день из жизни?
— Я не могу вспомнить, Кент. Это из «Эбби Роад»? Или из «Белого Альбома»? — Свободной рукой бабушка принялась колотить себя по лбу. — «Эбби Роад»? «Белый Альбом»? «Эбби Роад»? «Белый Альбом»? «Эбби Роад»? «Белый Альбом»…
Из холла донесся грохот, и в комнату ворвалась невысокая коренастая женщина. За ней по пятам следовала Бэйнбридж.
— В чем дело?
— Она чуть не оторвала мне ухо…
Женщина обогнула меня и заглянула бабушке в глаза.
— Мелисса, в чем дело?
— Оливия. — Бабушка улыбнулась. — Это «Эбби Роад»? Или это из «Белого Альбома»?
Женщина одной рукой погладила бабушку по волосам, порылась в кармане своего халата и извлекла тонкую серебристую трубочку.
— Что это, дорогая?
– «Один День из Жизни», — сказала бабушка. — Это из «Эбби Роад» или из «Белого Альбома»?
— Мое ухо… — вставил я.
— Это из «Клуба Одиноких Сердец Сержанта Пеппера»[6], — отозвалась Оливия. — Я дам тебе лекарство, и ты все вспомнишь.
— Хорошо, — сказала бабушка. — Спасибо, Оливия.
Женщина прижала трубочку к бабушкиной шее. Раздался щелчок; послышалось негромкое шипение. Хватка цепких пальцев заметно ослабла.
— Теперь оставь в покое сына.
Внезапно ощутив свободу, я поспешно отскочил от кровати, запнулся о край ковра и растянулся на полу. Бэйнбридж присела на корточки возле меня; я осторожно коснулся пострадавшего уха.
— Я внук, — сообщил я.
Оливия покачала головой, не переставая поглаживать бабушку по голове.
— Она не единственная. Время от времени с нашими пациентами случаются подобные вещи — особенно когда в репертуар попадают песни Джимми Хендрикса. Я даже жаловалась менеджеру.
Бэйнбридж посмотрела на Оливию.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Просто у нее неважное настроение, — сказал я. Бэйнбридж по-прежнему не отводила глаз от Оливии.
— Видите ли, он приехал из Нью-Йорка, чтобы повидать ее…
Медсестра пожала плечами:
— Нью-Йорк не так уж далеко. У нас здесь полно пациентов, чьи…
— Все в порядке, — сказал я. — У нее просто выдался плохой день. Такое может случиться с каждым из нас.
