Грегори Галлоуэй - Простой, как снег
Моя мать посмотрела на полицейского.
— Что вы об этом думаете? Он не ответил.
— Может, вам следует сходить к Каинам и их поспрашивать?
— Мы беседуем со всеми, — ответил он.
Мама собиралась сказать что-то еще, но отец положил руку ей на плечо, и она промолчала.
— Что вы мне можете рассказать? — спросил я. Полицейский что-то писал в небольшом блокноте, листки которого скреплялись спиральной проволокой. Он не поднял головы и продолжил писать. Затем он закрыл ручку и вставил ее в спираль, после этого убрал блокнот в карман кожаной куртки. Я понял, что тоже не снял верхнюю одежду. Мне не было жарко, на самом деле я ощущал холод. Мне хотелось выпить кофе, хотя я никогда не пил его раньше, и я не мог заставить себя попросить его. Мне требовалось дождаться ответа полицейского. Он положил правую руку на стол и оперся об нее. Он смотрел на нее так, слово думал, выдержит ли она вес его тела. Затем он посмотрел на меня, потом на моих родителей.
— Я говорю неофициально/ — начал он. — Мы считаем, что Анна Кайн утонула в реке. Мы начали поиск тела.
— Что? Я думал, что вы нашли тело!
— Нет. Мы его не нашли.
— Тогда что было там, на льду?
Значит, они все-таки не нашли ее тело. Они только обнаружили ее одежду, аккуратно сложенную перед полыньей, причем так, словно человек лежит на льду лицом вниз и смотрит в воду.
— Это странно! — выпалила мать.
Полицейский ничего не сказал. Он просто перевел взгляд с матери на меня.
— Значит, она покончила жизнь самоубийством, — сказал мой отец.
— Мы не высказываем версии на этом этапе, — объявил полицейский. — Нам нужно найти тело, и только тогда мы сможем что-то сказать.
Полицейский ушел, и мама отнесла его чашку в мойку. Отец сидел за столом, сжав ладони перед собой.
— Ты об этом больше ничего не знаешь? — спросил он.
— Мне сказали, что ее тело нашли, — заявил я.
— Ты считаешь, что его найдут?
— Я ничего не считаю. Я ничего не знаю. Мне бы очень хотелось знать.
— Это твоя версия?
— Это не версия. Это правда, — сказал я.
— Я видел, как ты врал Каинам с утра. Я очень надеюсь, что ты сегодня вечером не врал полиции.
— Это была правда, — сказал я. — Все, что я об этом знаю, и то, что случилось.
— Давай надеяться на это.
* * *Мне снился сон об Анне. Или — о книге. Или — об Анне и о книге. Во сне была книга, и имя Анны то и дело появлялось в самых неожиданных местах на странице, а потом исчезало. Я перевернул страницу, и ее имя, как кажется, перепрыгнуло туда, как лучик, который ускользает каждый раз, когда ты пытаешься на него взглянуть, и все время остается чуть-чуть впереди, неуловимый и исчезающий. Книга казалась бессмысленной, главы и страницы все находились в разных местах. Но я все равно листал книгу, надеясь, что уловлю какой-то смысл, какое-то значение. Во сне также появлялись Карл и Клер. Они внезапно спросили меня, чем я занят, а я попытался рассказать им про Анну, но, похоже, они не знали, о чем я говорю.
— Ты не читаешь, — сказала Клер.
— Ты не умеешь читать, — сказал мне Карл во сне.
— Это неправда, — ответил я Карлу. — Мы вместе читали про Шерлока Холмса.
— Это я помню. Как ты думаешь, кто умнее — Шерлок Холмс или сэр Артур Конан Дойл?
— Ты не можешь вообразить себе никого умнее себя самого, не правда ли? — спросила Клер.
— Нет, — сказал я, а когда взглянул на страницы книги, они оказались чистыми.
Проснувшись утром, я удивился. Я поразился тому, что мир продолжает существовать, что я могу просыпаться, как и раньше каждое утро. Проснувшись, я не думал, будто день мне снится или что-то в этом роде. Я слишком остро осознавал случившееся. Она ушла. Ее забрали. Ее больше нет. Она мертва — или не мертва. Но ее все равно больше нет. Из-за этого меня все и шокировало. Все казалось слишком обыденным, вот что беспокоило. Как после такого ужасного события все остальное идет, как обычно? Казалось, все должно остановиться и подождать, пока случившееся не проясниться, — и только после этого можно будет продолжать жить, как всегда. Все должны быть у реки, искать, разбивать лед до последнего куска, просматривать воду до последней капли, пока не найдут Анну. Но все оказалось совсем не так. Отец заканчивал утренний туалет в ванной, как делал каждое утро. Он расчесывал оставшиеся волосы и укладывал их так, чтобы, по возможности, прикрыть лысину, поправлял галстук, стряхивал пылинки с пиджака. Мать находилась в кухне, пила кофе из кофеварки, которую отец запрограммировал вчера вечером, чтобы включилась ровно в 7.30. Отец принял душ, побрился и отправился на работу, как и обычно. Мать, как и обычно, или делала что-то, или не делала. А мне пришлось идти в школу. Вчера в окружающей действительности пробили дыру, но сегодня жизнь продолжалась, как раньше. Может, мир привык к подобным вещам.
Для меня мир стал безрадостным. Я боялся и чувствовал себя несчастным.
* * *До этого дня я считал, что для продолжения существования после трагедии нужна сила, но теперь понял, что на самом деле нужна слабость. Я не хотел смотреть в лицо фактам, я не хотел принимать случившееся или представлять, что могло случиться, поэтому старался все игнорировать. Я не отправился на третий этаж перед занятиями, я не желал слышать, что скажет Брюс. Вместо этого я стал на первом этаже искать Билли Годли. Он направлялся в так называемую домашнюю комнату[31]. Я остановил его и спросил, что ему известно.
— Я и в самом деле знаю совсем немного, — заявил он. Правда, он знал больше, чем кто-либо. Он сказал, что на реке ведутся работы, в них участвуют полицейские, члены добровольческой пожарной команды и пара спасательных команд из района. Все они ищут Анну в реке. По словам Билли, его отец считал странным то, что они нашли одно ее платье.
— Ни пальто, ни обуви, — сообщил Билли. — Она что, шла из дома босиком?
Горе на самом деле может тебя доконать
Я даже не был там, но не мог отделаться от образа в сознании. Если бы снимался фильм или готовился роман в картинках, то случившееся представили бы, как вид сверху на покрытую снегом реку. На льду идеально ровно выложено платье Анны, подол изогнут вычурной дугой, рукава вытянуты в стороны под прямым углом. Зрелище напоминало бы черного ангела на снегу, шея которого замерла как раз перед полыньей с неровными краями. В полынье видна бурлящая вода.
Это был великолепный образ. Зная Анну, я мог сказать, что она бы его оценила. Я размышлял о том, как отлично была оформлена сцена, как хорошо создан образ. Однако он все еще ставил меня в тупик. Почему там не оказалось ее пальто и сапог? Она не пошла бы от дома по снегу и по замерзшей реке без пальто и уж точно шага не сделала бы без сапог.
— Может, она ушла в них, — высказал предположении Билли.
Конечно, он имел в виду, что она, возможно, сбежала. Но я не мог не думать о том, как она проваливается в эту дыру, словно Алиса сквозь зеркало, медленно пронзает холодную воду, — а сапоги тянут ее вниз.
* * *После школы я отправился пешком вдоль реки. Карл сказал, что пойдет со мной, но в последнюю минуту у него появилось какое-то дело. Брюс повез на машине Клер и еще нескольких ребят. Я не хотел ехать с ним. Все машины поворачивали в одном направлении. Туда двинулись и старшие ученики, и родители, и все остальные, которым ехать в ту строну совсем не следовало. Они все собирались увидеть происходящее, но смотреть было практически не на что. Платье убрали, лед разбили, даже не осталось полыньи, в которую упала Анна. Была только желтая оградительная лента. Полиции потребовалось установить ограждения, чтобы сдержать толпу. Спасатели пригнали экскаватор для пробивания льда. Они собирались пробить его весь, чтобы спустить на воду лодки и начать поиски. Когда я добрался до реки, лодки уже спустили на воду, и мужчины в красных куртках исследовали шестами дно и вглядывались в воду. Кто-то сказал, что они работают уже целый день. Кто-то еще сказал, что завтра они не придут. Я не знаю, кого он имел в виду — спасателей или себя. Еще кто-то заявил, что река к утру снова замерзнет. Они ошиблись, но через два дня она и на самом деле замерзла. Проходя мимо нее, нельзя было догадаться, что что-то случилось. Толпы исчезли, ограждения и желтую ленту сняли, полыньи отсутствовали. Был только лед и снег, и мороз. Все выглядело так, как раньше, словно часы вернулись к седьмому числу, или раннему утру восьмого, — перед тем, как все изменилось.
* * *Шкафчик Анны стал своего рода памятником. К нему клейкой лентой прикрепляли стихи и молитвы, кругом лежали и висели желтые ленты. На полу перед шкафчиком выложили цветы и поставили незажженные свечи. Гора росла вверх и вширь на протяжении дня, пока администрация не потребовала прекратить загораживание коридора. Перед кабинетом директора выделили специальное место, где школа могла выражать беспокойство. Там стояла большая картонная коробка с написанной от руки табличкой над ней: «А.Кайн». Мне хотелось смеяться. Карл рассказал мне, как сторож лопатой перекладывал кучу перед ящиком в коробку.
