Ты против меня (You Against Me) - Даунхэм Дженни
Но ничего. Никто ему не открыл.
Вместо этого за дверью повисла тишина, будто все разом замолкли и прислушались, будто даже мебель внутри шикарного дома затаила дыхание и стала ждать. Он оперся о стену: закружилась голова – и снова постучал.
Дверь открыла девчонка. На ней были юбка и футболка. Руки и ноги почти не прикрыты. – Что вам? – спросила она.
Девчонку он никак не ждал увидеть. Да еще одного возраста с Карин. Он едва нашел в себе силы взглянуть ей в лицо.
– Вы из ресторана? – проговорила она.
– Что?
– Еду привезли?
Может, он не в тот дом попал? На всякий случай проверил номер на двери – номера не было. Заглянул внутрь, в коридор, как будто это могло дать какой-нибудь намек. Коридор был огромный – деревянные полы, роскошные ковры. Стол, скамейка, подставка для зонтиков, место для сапог и ботинок.
– Маму позвать? – спросила девчонка.
Он снова взглянул на нее – коротенькая юбочка, футболка с фиолетово – голубым орнаментом, волосы затянуты в хвостик, подпрыгивающий за спиной.
– Ты сестра Тома Паркера? – спросил он.
– Да.
– Он дома?
Ее глаза сузились до щелочек.
– Нет.
Где-то в доме залаяла собака. Потом перестала. Тишина.
– А где он тогда?
Она вышла на порог, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней:
– Ты друг его, что ли?
– Да.
– Тогда сам должен знать, где Том. Майки нащупал ключ в кармане:
– Ну, я знаю, что сегодня слушание. Просто хотел спросить, когда он дома будет.
– Мы не знаем.
Прошло несколько секунд, а может, и минут. Тут он впервые заметил красный шрам, тянущийся от угла ее губ по подбородку. Она увидела, что он рассматривает шрам, и с вызовом ответила на его взгляд. Он знал девчонок достаточно, чтобы понять: шрама она стыдится.
Он улыбнулся:
– А как тебя зовут?
Она покраснела, но не отвела глаза:
– Папа написал на страничке Тома в «Фейсбуке», чтобы друзья знали, как у него дела.
Майки пожал плечами:
– Я несколько дней компьютер не включал.
– Вы с ним вместе в колледже?
– Ага.
– Что-то я тебя раньше не видела.
В городском колледже он однажды был – ездил узнать про курсы для управляющих ресторанами. Ее замечание его не смутило.
– А у меня времени общаться почти нет: учеба все отнимает. Не хочу напортачить с экзаменами.
Она, кажется, разделяла его волнения, потому что лицо ее смягчилось.
– Мне можешь не рассказывать. У меня экзамены в мае, а я пока вообще ничего не делала.
Май еще через сто лет, чего она беспокоится? Но стоило ей поделиться этим, как что-то в ней изменилось. Она наклонилась к нему чуть поближе, будто вдруг решила, что ему можно доверять.
– Послушай, – сказала она, – у нас тут попозже будет праздник.
Праздник? В честь того, что ее братца отпустили под залог?
– Приходи, если хочешь. Том будет рад сегодня увидеть друзей.
Но не успел он ответить, что думает по этому поводу, как из-за угла дома вышла женщина и энергично помахала.
– Ну, наконец-то, – воскликнула она. – Я уже испугалась, что вы вообще не приедете.
Девчонка смущенно взглянула на него:
– Она думает, ты из ресторана.
Женщина подошла ближе, размахивая папкой с бумагами и глядя на Майки:
– Вы же из «Приятного аппетита»?
– Нет, мам, – со вздохом ответила девушка.
– А откуда тогда? Шатер привезли?
Он знал, что нужно что-то ответить, объясниться, но мог думать лишь об одном: мать сразу поймет, ее не одурачишь, как дочь. И тогда она позовет собаку, охранников, вызовет полицию, наконец.
– Это друг Тома, мам.
– А-а… ясно. Том будет позже.
– Я ему так и сказала.
Мать Тома Паркера повернулась к ней:
– Все нормально, детка. Иди делай уроки. Девчонка улыбнулась Майки, вошла в дом и закрыла
за собой дверь. Он остался наедине с матерью.
– Надеюсь, ты не против, – сказала та. – Мы все сегодня очень заняты.
Он ненавидел ее. За то, что даже она не знала, кто он такой; за то, с какой легкостью развернула его у двери.
– Приходи на праздник. Друзьям Тома мы всегда рады. – Она быстро ушла прочь, прижимая папку к груди; зад у нее был костлявый и почти не раскачивался. Мясца нет, вот и пружинистой походке неоткуда взяться.
Он постоял на пороге еще минуту, думая, не издевается ли над ним Бог. Окинул взглядом дорожку, деревья вдоль забора, изгородь – как все это отличалось от их квартала, где все жили скученно: один дом – много квартир. Где машины, крики, хлопающие двери, звуки чужих жизней…
Ключ в кармане куртки впился в ребра. Майки дважды обошел вокруг «ягуара», улыбнулся. Карин говорила, что у ублюдка крутая машина. И верно: желтая, как канарейка, и так чисто вымыта, что в стеклах отражается небо.
Это было просто, как провести ручкой по бумаге, а когда он представил, сколько денег уйдет на ремонт, у него аж на душе потеплело. Он провел ключом ровную линию, у дверцы описал зигзаг, прорвал обивку на руле и откидной крыше, как будто открыл консервную банку ножом, обведя по окружности, а потом приподнял крышку. Казалось, еще немного – и «ягуар» закровоточит.
Но нет, за кровью он вернется позже.
Три
Оказывается, апельсин можно почистить так, что останется только мякоть, без белых горьких перепонок. Майк этого не знал. А Деке его научил. Он завороженно смотрел, как кожура сходит одной лентой, ни разу не оборвавшись, и ярко-оранжевые завитки летят на пол. Ему нравился липкий сок на пальцах. А еще он знал, что, когда дочистит всю партию, Деке покажет ему, как делать апельсиновую глазурь с бренди.
В пабе было тихо. Обычный день. Джеко засыпал горошек со сладкой кукурузой в кастрюли с кипящей водой. Деке у черного хода чистил картошку, выставив голые но -ги под дождь. Майки, как и каждое утро, сперва занялся салат-баром – коктейль с креветками, яичная «Мимоза», коул-слоу. Втроем им работалось хорошо. Все шло своим чередом. Об остальном мире легко было не думать.
– Что-то вы ребята сегодня притихли… – проговорил Деке. – Опять проблемы с девчонками?
Майки покачал головой:
– Не то, что ты думаешь.
– У меня проблема с девчонкой, – заметил Джеко, – ее просто нет.
– У Сьенны сестра есть, – сказал Майки.
– И как она?
– Не знаю. Ни разу не видел.
– А со Сьенной давно у тебя?
– Пару недель. Джеко рассмеялся.
– Тогда нам с ее сестрой надо срочно познакомиться, – заметил он, – а то две недели для тебя, Майки, мировой рекорд.
Деке погрозил ему картофелечисткой:
– Если бы у меня были дочери, вы двое меня такими разговорами здорово бы напугали.
– Это его надо бояться, – махнул Джеко в сторону Майки. – Он любую девчонку может заполучить, какую захочет, помяните мое слово. Эй, Майки, расскажи Дексу про свой первый раз.
– Со Сьенной-то?
– Да нет. Вообще первый. Майки улыбнулся:
– Не буду я вам ничего рассказывать.
– Она сама ему предложила минет сделать, – продолжал Джеко. – В баре познакомились, он даже имени ее не спросил, а она уж сама его обслужила.
Деке зацокал языком:
– Это личное. Разве можно такое выбалтывать?
– Нет, вы представьте… – не унимался Джеко. – Это ж какая девчонка такое сотворит?
– Вас послушать, так с вами постоянно что-то невероятное творится, – заметил Деке.
Майки представил, как бы отреагировал Деке, узнай он, что Сьенна вчера всю ночь проплакала в подушку. А все потому, что он не хотел ее целовать и не хотел даже раздевать, потому что в последний момент передумал и ушел домой посреди ночи.
Он взглянул на Декса, в который раз пытаясь понять, что у того на уме. У Декса была бритая голова и сильный французский акцент, и со стороны его можно было бы принять за бандита, но Майки ни разу не слышал, чтобы тот повышал голос или выходил из себя. На руках у него были самодельные татуировки – он их наколол булавкой и чернилами – «Я ЛЮБЛЮ СЬЮ», от костяшки до костяшки. Он ради этой Сью много чего делал – потрясные ужины после закрытия, подарки даже не на день рождения. Один раз песню ей написал. Джеко говорил, что Деке ведет себя как коврик, об который впору ноги вытирать. Но что, если это и есть любовь?
