Джонатан Летем - Люди и комиксы
Меня интересовало, что мог преподавать человек, бывший некогда Призраком. Может, он учил системе опознания андроидов?
— Только Барт. Тот самый, которого убили. Остальных я сама не знаю. Роберта и Адам знакомятся с людьми из разных частей города.
— Они не любят представлять своих знакомых, не так ли? Похоже, хозяевам нравится окружать людей ореолом таинственности и тем самым влиять на них.
— По-видимому, они считают нас взрослыми людьми, вполне способными позаботиться о себе.
Дау явно демонстрировала свою лояльность хозяевам и одновременно предостерегала. Мне это нравилось.
— Да, разумеется, — согласился я. — Вот мы с вами, например, заботимся друг о друге.
Дау лишь высокомерно прищурилась. Видимо, я задел ее мафиозный статус. Над нашими головами застучали и заскрипели стулья. Деревня сократилась в размерах или окончательно прекратила свое существование. Я шагнул вперед и взял Дау за руку, полагая, что в моем распоряжении всего одна минута. На деле времени оказалось еще меньше. Великанша Роберта Джар появилась в дверях, и ладонь Дау выскользнула из моей руки, словно ящерица, скрывающаяся из виду на лесной тропе.
— Игра закончилась? — спросил я.
— Да, — ответила Роберта с видом кошки, проглотившей канарейку. — Мафия победила.
— Мафия всегда побеждает, — заметила Дау, как мне показалось, с некоторым раздражением в голосе, принимая во внимание то обстоятельство, что она сама принадлежала к криминальной организации.
— Нет, не всегда, — опровергла ее Роберта.
— Прекрасно обошлись и без моей помощи, — задумчиво проговорила Дау.
Вот, оказывается, в чем причина ее недовольства. Она хотела бы стать полезной.
Мы вновь поднялись наверх, чтобы выпить еще пива. Курильщики уже вернулись с крыльца. Теперь мафиози и деревенские жители совместными усилиями анализировали структуру игры. Каждый с пылом защищал свою правоту. С энтузиазмом обсуждалась возможность проведения новой партии. Но тут Вэл и Айрин, семейная пара, у которой дома остался маленький ребенок, сообщили, что им пора уходить. Вслед за ними удалились еще несколько дезертиров. Внезапно обнаружилась нехватка необходимого количества игроков для создания деревни.
— Останьтесь хоть кто-нибудь, — уговаривал Адам гостей, расходящихся один за другим под тем или иным предлогом. — Вечер еще только начался.
Семеро из нас остались. К счастью, в эту семерку входила и Дау. Несколько молодых людей соревновались между собой за право привлечь внимание смуглянки по имени Фло. По всей вероятности, остались в основном одиночки, которым некуда спешить. Мы сидели среди множества пустых бутылок и покинутых стульев. Деревня-призрак. Тем не менее Адам Кресснер и Роберта Джар радовались тому, что хоть кто-то задержался. Адам спустился вниз, и вскоре из колонок, стоящих в углах гостиной, раздался голос Чета Бэйкера. Роберта уменьшила свет.
— Я знаю неплохую игру, — заявил я.
— Интересно, — сказала Роберта.
— Она называется «Я никогда». Только для игры необходим достаточный запас алкогольных напитков.
Адам принес коробку с дюжиной бутылок светлого эля и поставил ее у наших ног. Я объяснил правила: каждый из нас по очереди выступает с правдивым сообщением, начинающимся словами «Я никогда». Те из участвующих, которым приходилось делать то, чего никогда не совершал выступавший, должны сообщить о своем опыте, отхлебнув пива.
Таким образом более опытные среди присутствующих придут в замешательство, опьянеют и выболтают все свои секреты.
— К примеру, начнем с меня, — сказал я. — Я никогда не занимался сексом в самолете.
Адам и Роберта улыбнулись друг другу и чокнулись пивными бутылками. Фло облизнула губы. Так же поступил один из ее ухажеров. Дау и второй поклонник Фло оказались вместе со мной в лагере людей, не имеющих подобного сексуального опыта.
— Отлично, — констатировал я. — Остается лишь придумать хорошие вопросы.
Совершенно неожиданно игра стала казаться мне чрезвычайно притягательной. Хотелось, чтобы Адам с Робертой, да и Дау тоже поняли, насколько фальшив надуманный драматизм игры в мафию по сравнению с реальной жизнью. Разумеется, после моего примера нам пришлось предпринять целый ряд расследований, связанных с сексом в поездах, гардеробах ресторанов, будках киномехаников и так далее. Когда вновь пришла моя очередь, я слегка изменил тему.
— Никогда не занимался сексом ни с кем в этой комнате, — заявил я.
Адам и Роберта стукнулись пивными бутылками, как бы выпивая за полнокровную семейную жизнь.
Дау подняла бутылку и сделала большой глоток с закрытыми глазами.
— Да-а, — протянул один из холостяков.
Все стало предельно ясно. Я внимательно посмотрел на Роберту. Определенно признание Дау не оказалось для нее сюрпризом.
— Я… никогда… — Фло раздумывала, стараясь сказать что-то по делу и нарушить многозначительную тишину. Мы все с нетерпением ждали ее высказывания. — У меня… никогда… не было секса с человеком, состоящим в браке.
— Отлично сказано, — поздравил девушку один из ее кавалеров.
Мне пришлось выпить за утверждение Фло. Так же поступили наши хозяева-сибариты и Дау. Ее глаза с длинными ресницами смотрели в пол. Порой она щурилась, как бы испытывая приступ боли.
Пришла очередь Адама.
— Никогда не убивал никакую тварь, размерами превышающую таракана, — заявил он.
Я тоже. Равно как и Роберта Джар, девушка по имени Фло и два ее похожих друг на друга обожателя. А вот Дау попала в ловушку в результате такого странного признания. Она вновь прижала бутылку к своим тонким губам. Мне показалось, что Дау не сделала ни единого глотка, однако мне не хотелось упрекать ее.
Природа игры «Я никогда» схожа с другими сферами человеческой деятельности: в правилах ничего не сказано об объяснениях, однако люди зачастую чувствуют себя обязанными как-то интерпретировать свои поступки. Наш кружок, безусловно, хотел услышать от Дау толкование ее признания.
— Мне было пять лет, — начала она, и сразу же почувствовалось нечто зловещее в том, что Дау точно назвала свой возраст. Не четыре-пять лет и не пять-шесть. — Дядя подарил мне котенка, и я в одиночестве играла с ним во дворе. — Дау посмотрела на Адама Кесснера так, словно он изменил весь ход игры, задав этот жуткий вопрос. — Во дворе росло дерево, которое и по сей день еще стоит там. — Она говорила словно под гипнозом и, очевидно, видела перед глазами дерево, шумящее зеленой листвой. — Мои родители по-прежнему владеют этим домом. Я часто забиралась на дерево, а тут мне пришло в голову залезть на него вместе с котенком. Я обвязала веревку вокруг его шеи, — Фло тяжело вздохнула, — и стала тянуть его за собой вверх, пробираясь среди ветвей…
Апогей истории в духе Клинта Иствуда был навеян вопросом Адама, и Дау позволили уклониться от описания кульминации.
— За происходящим следил из окна сосед. Ему показалось, что я проделала все это специально, и он рассказал моим родителям.
— Они поверили тебе? — спросила Роберта Джар, сохраняя полную невозмутимость.
— Не знаю, — ответила Дау, поднимая вверх брови. — Да и не важно. Только с тех пор что-то внутри оборвалось… Всякий раз, когда родители давали мне понять, что котенка нет в живых, я… словно теряла частичку себя.
— Ужасно, — заметил один из почитателей Фло.
— Тем не менее я все еще могу быть счастливой, — сухо отрезала Дау.
Казалось, теперь она хотела защитить от нас свою историю и жалела о том, что рассказала ее.
В полной тишине мы размышляли об услышанном. Кто-то потягивал пиво, теперь уже исключительно ради удовольствия, не повинуясь правилам игры: в перерыве между песнями Чета Бейкера «Я слишком легко влюбляюсь» и другой, опровергающей предыдущую, «Всякое случается со мной», раздавалось характерное бульканье. Мне очень хотелось обнять Дау за плечи или даже увести ее из комнаты. Если бы только она посмотрела мне в глаза… Однако этого не происходило. А вот из глаз Фло вдруг потекли слезы и хлынули по бледным щекам.
Заговорил Адам Кресснер. Сначала его речь казалась не очень искренней попыткой отвлечь наше внимание от откровенного рассказа Дау.
— Во время последней поездки в Германию я посетил музей скульптуры в Мюнхене, — говорил он. — Там много статуй, вывезенных европейцами из разграбленных старинных храмов. Мое внимание привлекла римская копия греческого мраморного изваяния работы Боэция — оригинал находится в Ватикане, — изображающего мальчика с гусем. Птица по размерам практически не уступает малышу, и они борются друг с другом. Ребенок держит гуся за шею. Увидев мой восторг, ко мне подошел служитель музея и прошептал слова, которые я никогда не забуду. «Spielend, doch, mit toedlichem Griff». To есть: «Он думает, что играет, а на самом деле душит гуся». На «хох-дойч» служителя эти слова звучали более выразительно: «Играет, но держит мертвой хваткой».
