Дженни Даунхэм - Пока я жива (Before I Die)

Я целый день листаю книгу, которую принес мне Кэл. – «Сто необычных способов предстать перед Творцом». Забавно, но ощущение, будто во мне что-то усыхает, все равно не проходит. Я два часа сидела в кресле в углу и размышляла об этом. Я знаю, что это неправильно, что так нельзя, но иначе не могу.

К четырем стемнело, и папа зажигает свет. Приносит блюда со сладостями и орехами. Мама предлагает поиграть в карты. Они переставляют стулья, а я выскальзываю в прихожую. Надоело сидеть в четырех стенах среди книжных полок. Я устала от центрального топления и коллективных игр. Я снимаю с вешалки куртку и выхожу в сад.

Ужасно холодно. Воздух обжигает легкие, дыхание превращается в пар. Я натягиваю капюшон, завязываю тесемки под подбородком и жду.

Медленно, словно выступая из тумана, сад приобретает очертания – куст остролиста, царапающий сарай, птица на столбе забора; ветер распушил ей перья.

В доме сдают карты, передают друг другу арахис, а здесь искрится каждая травинка, скованная морозом. Здесь в небе целые россыпи звезд, как в сказке. Кажется, будто даже луна удивляется.

Топча падалицу, я бреду к яблоне. Прикасаюсь к изгибам ствола, пытаясь почувствовать пальцами его сизый, как синяк, цвет. На ветках уныло висят несколько листьев. Сморщенные яблоки порыжели от гнили.

Кэл утверждает, будто люди сделаны из ядерного пепла потухших звезд. Он говорит, что когда я умру, то вновь обернусь прахом, блеском, дождем. Если так, то я хочу, чтобы меня похоронили здесь, под яблоней. Корни дерева протянутся к месиву, бывшему моим телом,и высосут все соки. Я превращусь в цветок яблони. Весной я опаду на землю, как конфетти, прилипну к подошвам своих близких. Они принесут меня в дом в карманах, просыплют мою нежную пальцы на подушки, и она навеет сон. Что же им приснится?

Летом они меня съедят. Адам перелезет через забор и украдет меня, соблазнившись мои ароматом, круглыми румяными боками, блеском и здоровым аппетитным видом. Он попросит маму испечь со мной крамбль или штрудель и вопьется в меня зубами.

Я лежу на земле и пытаюсь себе это представить. Правда, правда. Я мертва. Я превращусь в яблоню. Это вообще-то сложновато. Я вспоминаю птицу, которую заметила раньше. Интересно, улетела ли она? Что происходит дома, не хватились ли меня?

Я переворачиваюсь и утыкаюсь лицом в траву; она холодно отталкивает меня. Я провожу по ней рукой и нюхаю пальцы. Они пахнут прелой листвой и червями. – Что ты делаешь?

Я медленно оборачиваюсь. Надо мной склонился Адам. – Я решил пойти тебя поискать. С тобой все в порядке?

Я сажусь и отряхиваю землю с брюк: – Все хорошо. Просто мне стало жарко.

Он кивает, как будто это объясняет, почему к моей куртке прилипли мокрые листья. Я знаю, что выгляжу глупо. Еще и капюшон завязан под подбородком, как у старухи. Я быстро его развязываю.

Скрипя курткой, Адам садится рядом со мной: – Покурим?

Я беру предложенную сигарету, и Адам дает мне прикурить. Потом зажигает свою, мы молча выдыхаем дым в сад. Я чувствую, что Адам смотрит на меня. В голове так ясно, что я не удивилась бы, если бы мысли сияли надо мной, словно неоновая вывеска над лавкой, где продается рыба с жареной картошкой. Ты мне нравишься. Ты мне нравишься. Щелк. Щелк. Щелк. Рядом со словами загорается красное неоновое сердечко.

Я ложусь на траву, чтобы крыться от его взгляда. Холод просачивается сквозь брюки, точно вода.

Адам ложится рядом со мной, близко-близко. Так близко, что от этого даже больно. Я мучаюсь. – Это пояс Ориона, – произносит Адам. – Где?

Он указывает в небо: – Видишь те три звезды рядышком? Минтака, Альнилам, Альнитак.

Адам перечисляет их и звезды вспыхивают на кончике его пальца. – А ты откуда знаешь?

В детстве папа рассказывал мне о созвездиях. Если посмотреть в бинокль чуть ниже Ориона, увидишь гигантское облако газа, где рождаются все новые звезды. – Новые? Я думала, Вселенная умирает. – Зависит от точки зрения. Она еще и растет.

Он переворачивается на бок и приподнимается на локте: – Твой брат проболтался мне о том, как ты прославилась. – Он сказал, что это был полный кошмар?

Адам смеется: – Нет, но теперь ты просто обязана мне все рассказать.

Мне нравится смешить Адама. У него красивый рот и так я могу лишний раз полюбоваться им. Поэтому я рассказываю Адаму о нелепом выступлении на радио, выставив все в более забавном свете, чем это было на самом деле. Можно подумать, что я героиня, мятежница, прорвавшаяся в эфир. Адам с таким интересом меня слушает, что следом я рассказываю ему про то, как взяла папину машину и отвезла Зои в отель. Мы лежим на мокрой траве, над нами нависает тяжелое небо, яркая луна стоит низко, а я говорю о гардеробе и о том, что мое имя стерли с лица земли. Я даже признаюсь в привычке писать на стенах. Я и не думала, что в темноте так легко болтать. – Тесс, тебе нечего бояться, что тебя забудут, – говорит Адам, когда я заканчиваю свою речь, и добавляет: – Как думаешь, нас хватятся, если мы минут на десять зайдем ко мне?

Мы улыбаемся друг другу.

Щелк, щелк, вспыхивает вывеска над моей головой.

Мы перелезаем через сломанный забор, шагам по тропинке к задней двери; Адам легонько трогает меня за руку. Мы едва касаемся друг друга, но я вздрагиваю.

Я иду за ним на кухню. – Подожди минутку, – просит Адам, – я приготовил тебе подарок.

С этими словами он выходит в прихожую и взбегает по лестнице.

Стоило ему уйти, как я начала по нему скучать. Когда он не со мной, мне кажется, будто я его выдумала.

– Адам! – Я впервые зову его по имени. Оно звучит непривычно, точно заклинание – ели повторить его несколько раз, что-то наверняка произойдет. Я выхожу в прихожую и оглядываю лестницу: – Адам! – Я тут. Если хочешь, поднимайся.

И я поднимаюсь.

У него такая же комната, как и у меня, только в зеркальном отражении. Он сидит на кровати. У него какой-то непривычный смущенный вид. В руке – серебристый сверточек. – Даже не знаю, понравится ли тебе.

Я сажусь рядом. Каждую ночь нас отделяют во сне друг от друга лишь стена. Я проделаю за шкафом дыру в стене и устрою потайной ход в его мир. – Вот, – произносит Адам. – Открой.

В оберточной бумаге лежит пакет. В пакете коробочка. В коробочке браслет – семь разноцветных камней на серебряной цепочке. – Я знаю, ты стараешься не заводить новых вещей, но мне показалось, это должно тебе понравиться.

Я немею от изумления. – Хочешь, я помогу тебе его надеть? – предлагает Адам.

Я протягиваю руку, и Адам застегивает браслет у меня на запястье. Потом переплетает свои пальцы с моими. Мы смотрит на наши руки, которые лежат на кровати между нами. Я не узнаю свои пальцы – с новым браслетом, в ладонях Адама они выглядят непривычно. Руки Адама тоже кажутся незнакомыми. – Тесса, – окликает он.

Мы в его комнате. Наши кровати разделяет лишь стенка. Мы держимся за руки. Он подарил мне браслет. – Тесса, – зовет Адам.

Я поднимаю на него взгляд и вздрагиваю от испуга. Зеленые глаза Адама подернулись дымкой. У него красивый рот. Адам тянется ко мне, я все понимаю. Я знаю.

Это пока не случилось, но непременно произойдет.

Восьмым пунктом идет любовь.

Двадцать восемь

У меня замирает сердце. – Я сама. – Нет, – возражает Адам, – позволь мне.

Он аккуратно расстегивает обе молнии, снимает с меня ботинки и ставит рядышком на ковер.

Я сажусь на пол рядом с ним, развязываю шнурки, кладу его ноги к себе на колени и стаскиваю кроссовки. Поглаживаю его щиколотки, залезаю под штанины, провожу ладонью по икрам. Я ласкаю Адама. Трогаю мягкие волоски на его ногах. Я и подумать не могла, что способна на такое.

Мы как будто играем в покер на раздевание, только без карт и костей. Я расстегиваю куртку Адама, и она соскальзывает на пол. Он расстегивает мою куртку и стаскивает с плеч. Вынимает из моих волос листок из сада. Я глажу его по жестким черным кудрям, наматываю их на пальцы.

С Адамом все кажется важным, и я не торопясь расстегиваю пуговицы на его рубашке. Последняя под нашими взглядами превращается в планету – мелочно-белую, идеально круглую.

Невероятно, но мы оба знаем, что делать. Я не задумываюсь ни на минуту. Не медлю. И дело не в ловкости или опыте. Такое ощущение, будто мы вместе выбираем путь.

Я по-детски поднимаю руки над головой, и Адам стаскивает с меня свитер. Мои волосы, новые короткие волосы, потрескивают от статического электричества. Меня это смешит. Кажется, будто мое тело плотное и здоровое.

Пальцы Адама через лифчик гладят мою грудь. Мы не сводим друг с друга глаз, и он видит, что мне это нравится. Меня столько раз трогали другие люди, ощупывали, кололи, осматривали и оперировали. Я думала, что мое тело онемело, стало нечувствительно к прикосновениям.

Мы снова целуемся. Долго-долго. Покрываем друг друга быстрыми поцелуями. Адам слегка прикусывает мою верхнюю губу, я облизываю его губы. Кажется, будто с нами в комнате призраки, деревья, небо.