Фотограф - Гектор Шульц
– Нет, – покачал я головой. – Член я тоже дома забыл.
Напряжение, повисшее в воздухе, разрядилось диким смехом. Смеялась Четырнадцатая, опершись на мою руку. Смеялся я, вытирая выступившие в уголках глаз слезы. Смеялась какая-то странная женщина на том берегу озера, и её смех плавно перешел в вопль экстаза. Этот вопль вернул нас в реальный мир. Я улыбнулся и вздохнул.
– Хочешь кофе?
– Да, – она улыбнулась в ответ. Я кивнул и махнул в сторону северного выхода из парка.
– Там есть кофейня Пита. Он варит замечательный кофе, и его член не стоит уже двадцать лет. Идем?
– Идем, – улыбнулась она, а я в очередной раз ощутил робкую искорку тепла в груди.
– Значит, ты сидишь на сайтах знакомств и пытаешься найти себе половину? – переспросил я, когда Пит, одноглазый и потрепанный хозяин кофейни, принес нам кофе. Четырнадцатая кивнула, сделала глоток и расплылась в улыбке. – Клевый кофе, да? Что-что, а кофе Пит варить умеет.
– На самом деле, меня подруга там зарегистрировала, – хмыкнула она, грея руки об белую чашку, над которой поднимался ароматный пар. Пахло жареными кофейными зернами, пылью и еле уловимо любимым виски Пита. – Она сказала, что ей надоело смотреть, как я гроблю свою жизнь, сидя дома и пожирая чипсы с мороженым.
– Знакомые речи. И давно ты в поиске?
– Примерно год уже, – пожала она плечами.
– Год на сайтах знакомств? – удивился я и своим удивлением вызвал у неё улыбку. – И никого так и не нашла?
– Нет. То есть, да. Был один парень… но он через месяц попросил засунуть ему в задницу мороженое, а когда оно растает, слизать его.
– Теперь понятно, чего ты так странно у озера говорила.
– А что насчет тебя? Ты женат?
– Нет, – я немного напрягся, и от её внимания это не ускользнуло. – Я не в поиске, если ты об этом.
– Тебе, наверное, искать кого-то и не надо. У фотографа же есть модели, – она грустно улыбнулась и чуть ли не уткнулась носом в свой стакан с кофе.
– Не. Все мои модели – ебанутые. Недавно меня хотел трахнуть мужик с огромным членом. Предлагал сто тысяч, – усмехнулся я. – Но это тайна. Я никому не должен об этом рассказывать. Я вообще о своей работе не должен рассказывать, а то Он сделает мне больно.
– Он?
– Ага. Он – что-то типа моего работодателя.
– Я думала, ты на себя работаешь.
– Брось. Сейчас каждый недоумок, купивший камеру в магазине и посмотревший пару роликов на YouTube, мнит себя фотографом. Поэтому интернет завален одинаковыми восковыми куклами. Гладкая кожа, сияющие носы и глаза. Безвкусица. А если рынок переполнен такими недоумками, то и хорошему фотографу сложно найти работу. Приходится искать работодателя. Того, кто тебе будет подкидывать работенку.
– Тебе нравится фотографировать? – спросила она, когда я замолчал.
– Да, – кивнул я. – Я это умею и люблю. Но я недавно возобновил практику. Я… хм… долгое время не занимался фотографией.
– Почему?
– Потому.
– Прости.
– Нормально, – я допил кофе и поднял руку, чтобы повторить заказ. Четырнадцатая потерла край стола, потом достала из кармана смятую салфетку и шумно высморкалась. Но мне почему-то было плевать. Не было отвращения. Вообще.
– Знаешь, а я не просто так пошла на сайты знакомств.
Спину вдруг пронял холод, и я сжал зубы. Фотоаппарат в рюкзаке за спиной ожил и подтолкнул Четырнадцатую к исповеди, как делал всегда. Каждая модель делилась со мной своими секретами. Но я не хотел знать секретов Четырнадцатой. Я просто хотел пить кофе и смотреть на неё. Однако она уже начала. И остановить её сейчас значит сильно обидеть. Черт! И почему меня это так волнует?
– Когда-то у меня были отношения. Ну, отношениями это сейчас сложно назвать, – усмехнулась она, не поднимая на меня глаза. Так всегда, когда правда лезет наружу. Стыд. Стыд мешает это сделать. Ты боишься увидеть реакцию человека, слушающего твою исповедь. Поэтому монотонно бубнишь дальше.
– Сколько вы были вместе? – решил помочь я. Она благодарно улыбнулась, потом как-то странно нахохлилась, словно воробушек, и тихо продолжила:
– Двадцать лет.
– В смысле? – удивился я.
– В смысле, что мы с детства были знакомы, – рассмеялась Четырнадцатая. – Он был моим первым и… единственным. Знаешь, я в него влюбилась сразу, как только увидела. Эти огромные зеленые глаза. Бутылочное стекло. Они сияли и манили. Я в них утонула. Наверное, он сразу это понял. Понял и решил обратить это себе на пользу. Через неделю после нашего знакомства он заставил украсть для него конфету.
– Вот же ублюдок! – громко возмутился я, заставив её снова рассмеяться. – Прости. Не могу сдерживать эмоции. Это всегда было проблемой. Каким же надо быть обмудком, чтобы заставить девушку воровать для себя конфеты. Надеюсь, что он сдох потом от диабета?
– Нет. Живет и радуется жизни, – веселье исчезло из её голоса, а в глазах мелькнула боль. – Конфета – это было самое невинное, что я для него украла. Но я была ребенком. Маленькой, глупой девчушкой. А он был умелым манипулятором. Всегда им был. Даже в пятилетнем возрасте. Знаешь, я тогда так восторгалась его умением выходить чистеньким из любых ситуаций. Он разбил окно соседке, а потом, как ни в чем ни бывало, наврал матери с три короба, пустил слезу и с видом невиновного ангелочка указал пальцем на меня.
– И ему поверили? – хмыкнул я.
– Конечно. Ты не видел, сколько правды горело в этих зеленых глазах. Для всех он был ангелочком, не способным разбить окно. А я была сорвиголовой, крадущей конфеты из шкафа и мелочь из кошелька бабушки. Ему верили, а он этим пользовался. Всегда пользовался. Конечно, он потом объяснялся со мной, а я… я была настолько влюблена, что прощала ему всё. Когда нам стукнуло четырнадцать, он стал частью моей жизни. Причем, я сама не понимала, как так получилось. Он залез по пожарной лестнице в мое окно ночью, произнес какой-то жаркий монолог. Нет, я его не помню уже. Но помню, что он был очень жарким. Помню, как у меня сердце скакало в груди, когда его губы шепотом говорили мне о любви. Помню, как весь мир исчез. Только его зеленые, блестящие глаза остались. Кто же знал тогда, что ему просто нужна домашняя собачка, которая будет его ждать и любить всегда, несмотря ни на что.
– Он тебя сломал, да? – спросил я, понимая, каким будет ответ. Она кивнула и криво улыбнулась.
– Сломал. Но я не сразу это поняла. Я была его послушной собачкой двадцать лет. Он решал, какой
