Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia)
Встаю, иду за большим ножом, что висит вместе с прочей кухонной утварью над мини-плиткой с двумя горелками. Подсовываю под дыню пятничный номер «Джапан тайме» и с силой вонзаю в нее нож – он аккуратно рассекает кожуру, мякоть и сердцевину. Косточки разлетаются во все стороны, одна прилипает к моей щеке точно лаковая «мушка». Наружу густой сладкой волной выплескивается фруктовый аромат. Вычищаю чашевидные половинки прямо руками, каждый раз, прежде чем вывалить косточки на газету, стискиваю кулак, чтобы теплый сок вытекал промеж пальцев. Золотистая мякоть такая мягкая и нежная, что ее тоже можно зачерпнуть рукой и набить ею рот до краев, чтобы сок бежал по подбородку, растекался по шее, приклеивал рубашку к соскам.
* Источник обогрева японского дома: деревянная рама, накрытая толстой, теплой скатертью до пола, поверх которой кладется столешница; внутри рамы – электрическая или инфракрасная печка.
Объевшись дыней, засыпаю, уронив голову на стол. Просыпаюсь уже в девятом часу. Вытряхиваю косточки из волос, переодеваюсь в одежду, приличествующую учительнице, чищу покрытые начетом зубы. Несусь сломя голову по коридору по направлению к моей классной комнате, когда из-за угла выруливает мадам Ватанабе. Она тоже бежит, тем самым способом, что японские женщины отточили до идеального совершенства: верхняя часть тела неподвижна и пряма – смотрите, я вовсе и не бегу! – а ступни и лодыжки так и мелькают, точно лапы пресловутого песика на футуристической картине. Она тормозит – причем беднягу слегка заносит – и кланяется.
– Ваш класс ждать-ждать.
– Спасибо вам большое, что приглядели за моими ученицами, мадам Ватанабе. Я задержалась.
Она поправляет пук черных волос, сползший на один глаз.
– Задержка для учениц «Чистых сердец» не есть хорошо. Учитель подавай пример. Не плохой пример. Хороший пример.
– Меня задержал мистер Аракава. – Некая толика правды в этом есть. Аракава вызывал меня в пятницу перед началом занятий – тогда я тоже опоздала.
– О, Аракава-сан. – Мадам Ватанабе кланяется так низко, что рукава ее блестящего черного платья – нечто среднее между шелковым парашютом и мусорным мешком – касаются оранжево-розового ковра на полу. – Он вам говорить, что вы делывать неправильно?
– Не то чтобы.
– Новая учительница необходим руководство, всегда руководство, особенно учительница гайдзин, которая японского обычая не разуметь.
– Мистер Аракава сказал, что очень мною доволен. Мадам Ватанабе улыбается.
– Очень вежливый человек, Аракава-сан.
– Он спрашивал, не возьмусь ли я подготовить со своими ученицами небольшое музыкальное шоу. Что-нибудь на английском, для школы, не для широкой публики.
– А. – Улыбка растягивает лицо мадам Ватанабе, деформирует его до неузнаваемости, бледные десны настолько скошены назад, что крупные лошадиные зубы повисают на самых кончиках корней. – Меня он просить то же самое. Какой шоу вы ставить? С шестерьмя девочки много не поставишь, держу пари. «Звукомузыки»? Нет, слишком большой. «Окрахома»? Тоже не есть хорошо. Что вы делать?
Хрена лысого я знаю. Я как раз собиралась пораскинуть мозгами на уик-энде, да вот Оро вмешался.
– -Секрет, – улыбаюсь я. – Нечто совершенно оригинальное.
– Оригинальное. – Это понятие ей явно не по силам. – Вы писать музыка, слова, стихи, все? Вы очень талант. – Она поворачивается идти.
– Не одна я. Мы с моими ученицами будем все делать вместе. Вы знаете, они такие творческие натуры.
– Творческие, – фыркает она. – Они тут не творить, они тут учиться.
Я безмятежно проплываю мимо нее.
– Мы учимся через творчество, мадам Ватанабе. – Она бурчит себе под нос нечто неразборчивое. Я оборачиваюсь. – Что такое?
Она приглаживает блестящее платье черными наманикюренными когтями.
– Труппа «Воображаемый театр», Торонто. Это вы так творить?
Ноги мои прирастают к полу.
– Ну да.
– Я звонить в справочная служба Торонто. Нет номера «Воображаемый театр».
Вот злобная тварь.
– Мы на рекреации.
– Что это быть?
– Ну, у нас перерыв. Иссяк источник финансирования, поэтому нам пришлось временно закрыть офис.
Некую часть меня так и подмывает заорать: «Никакого телефона нет и быть не может, потому что «Воображаемый театр» – он воображаемый, ты, старая свиноматка!» Вместо того я мысленно беру за руководство книгу хороших манер Гермико и низко кланяюсь мадам Ватанабе.
Явно сбитая с толку, она отступает на шаг.
– Мадам Ватанабе, нам просто необходимо познакомиться друг с другом поближе. Мне бы хотелось рассказать вам про труппу «Воображаемый театр», а также побольше узнать о вас. Я уверена, мы можем сообщить друг другу столько всего нового. Ведь женщина вашего возраста… о, у вас гораздо, гораздо больше опыта, чем у меня. Мне было бы крайне интересно послушать о вашей сценической подготовке, если, конечно, таковая имеется.
Ее очередь кланяться.
– Скоро все так.
Распахиваю дверь классной комнаты – девочки носятся как оглашенные. Кеико, вытянув руки параллельно полу, кружит по комнате. Мичико, Норико, Фумико и Хидеко бегают за ней, прыг-скок с подушки на подушку, и все гудят себе под нос: «Мокка-мокка-мокка, мокка-мокка-мокка». Акико, староста до мозга костей, стоит в стороне, руки в боки, и наблюдает за происходящим. Она замечает меня первой, за ней – все остальные. Кеико самозабвенно вертится волчком.
– Что происходит? – Пинком отбрасываю подушки с дороги, выхожу на середину комнаты. Теперь и Кеико меня видит, однако продолжает крутиться как сумасшедшая. Вихрем кружит вокруг меня, так, что кончики ее пальцев едва не оцарапали мне щеку.
– Кеико спятила, – сообщает Мичико, отгрызая добрую толику ногтя. Можно подумать, сама только что не носилась по комнате туда-сюда. – Мне остановить ее?
– Если она спятила, ее уже не остановишь. Она так и будет вращаться, вращаться, пока сама себя не собьет в масло.
– В масло? – повторяет Фумико. – Теперь и вы спятила.
– Спятили – множественное число, Фумико.
– Я спятили, – со смехом говорит Норико. И вот уже они все повторяют то же самое – все, кроме старосты группы Акико, которая не в силах не супиться, и Кеико, которая униматься и не думает.
– Кеико просто изображает, – поясняет Хидеко, повыше подтягивая гетру на пухлой ножке.
– Что изображает, Хидеко? Дервиша, ветряную мельницу, волчок или…
– Вертолет! – кричит Кеико и перестает вертеться. Ухмыляется – шире уже некуда. – Учительница приехать в школу в вертолете.
И все начинается сначала. Даже запуганная малышка Мичико вытягивает руки и присоединяется к крутящемуся хору. «Мокка-мокка-мокка, мокка-мокка-мокка».
Акико бегает за товарками, приложив палец к губам и всячески шикая, но тем и дела нету.
– Я уезжала на выходные.
– Куда уезжала? – не отступается Фумико.
– Я ездила в Осаку, а потом – в Токио… за покупками.
– За покупками! – Пухленькое личико Хидеко так и светится.
– Вы ездить за покупками в вертолете? – уточняет Норико, локтем подталкивая Фумико.
– Я уехала на поезде, а вернулась на вертушке.
– На вертушке? – Мичико закусывает нижнюю губку.
– Мокка-мокка-мокка, – шепчет Фумико на ухо Норико.
– Ктошный вертолет? – любопытствует Кеико.
– Одного друга Гермико.
– Богатый друг, – вздыхает Хидеко.
– По-моему, нам пора начать урок.- Я словно вернулась в гребаный Летбридж, такой маленький и тесный, что каждая собака знает все на свете еще до того, как это «все на свете» произошло. – Мы припозднились.
– Ктошный вертолет? – не отстает настырная Фумико.
Я бы подыскала ей пластического хирурга, чтобы тот родинкой занялся и заодно рот ей зашил.
– Подарок для вас, когда вы возвращаться, – вступает Норико. – На столе.
Кеико подкрадывается поближе и шепчет мне на ухо:
– Мокка-мокка.
С меня довольно. Хватаю ее за плечо и толкаю на подушку. Подушка выскальзывает, Кеико ударяется задницей об пол. Мичико вскрикивает, как будто это я ее опрокинула. Акико заламывает руки.
– А ну, прекратили гребаный бардак и сели по местам, о’кей?
Мичико плюхается на ближайшую подушку, запихнув в рот все пальцы сразу. Норико, Акико и Хидеко следуют ее примеру. Только Фумико канителится: то туда подвинет подушку, то сюда затянутым в чулок пальчиком, пока не находит для нее идеальное место, между подушкой Норико и подушкой Кеико, которая пустует: Кеико предпочла остаться на полу.
– Я – ваша учительница, но из этого вовсе не следует, что я – ваша собственность. Я никак не в силах помешать вам шпионить за мной, – Мичико опускает голову, – однако я имею право на личную жизнь. Что я делаю в свободное время, вас никоим боком не касается, ясно?
Долгое молчание.
Наконец Хидеко – бурундучиные щечки закраснелись – выдавливает из себя:
– Шпионить нет.
– Нет-нет, мы вовсе не шпионили, – подхватывает Акико. – Утром была наша очередь подстригать кусты на шахматной доске рядом с парковочной площадкой.
