Стюарт Хоум - Медленная смерть
— Мне надо срочно увидеть доктора Уокер! — хрустнул Худой.
— Мария сегодня утром не принимает, она заполняет бумаги, — чопорно ответила регистраторша. — Эй, вернитесь!
Худой не обратил на приказ внимания, он шёл по коридору к кабинету Марии Уокер. Бутбой не потрудился постучаться, он распахнул дверь и ворвался внутрь. Мария подпрыгнула, увернувшись от кулака, летящего в нос. Одновременно правой ногой она поставила Худому подножку. Скинхед упал, ударился лбом об угол стола и отрубился дрожащей грудой на полу.
Уокер работала быстро. Она раздела Худого и затащила его на кушетку. Потом приковала бут-боя наручниками, которые купила своему брату-мазохисту на день рождения. Так удачно сложилось, что завёрнутый подарок лежал у неё в портфеле. Достав из ящика марлю, Мария перевязала гениталии Худого, потом сделала шаг назад и оценила свою работу.
— Очнись! — бубнила Уокер, шлёпая бутбоя по щекам. — Очнись, идиот!
— Ууууууууйййййяааааа! — застонал Худой. — Где я? Что случилось?
— Ты прикован у меня в кабинете! — триумфально объявила Мария. — Ты пытался напасть на меня, но сам получил по ушам!
— Что случилось? — повторил скинхед.
— Посмотри вниз на свой хуй! — приказала доктор.
— Я его не вижу, — пробормотал Худой. — Вижу только бинты.
— Это потому, что я отрезала тебе хуй и яйца! — радостно прокудахтала Уокер.
— Не может быть! — заорал бутбой. — Я чувствую, как у меня встаёт!
— Это фантомная эрекция, — опровергла его Мария. — Ты наверняка слышал о людях с ампутированными конечностями, они потом долгие годы страдают от фантомных болей.
— О нет! — заплакал скинхед и потерял сознание.
— Возьми себя в руки! — обратилась к нему доктор, прежде чем плеснуть в лицо стакан воды.
Хотя бутбой вернулся в сознание, он страшно побледнел. Он смотрел на Уокер как ребёнок, не способный поверить в жестокость этого мира.
— Что же мне теперь делать? — спросил скинхед слабым голосом.
— Сядь на диету, — предложила Мария. — Как сбросишь десяток-другой килограммов, начнёшь страдать из-за того, что если бы у тебя ещё был хуй, ты мог бы вовсю трахаться.
Доктор расковала свою жертву. Худой встал, оделся и вышел из кабинета. Скинхед не смирился с унижением, пострадав от рук Уокер. Однако теперь он понял, что надо действовать умом, а не силой, если он хочет перехитрить своего злобного врага. Дорога до местного отделения полиции не заняла много времени, и, войдя внутрь, Худой попросил помощи.
— Я хочу сообщить об ужасном преступлении, — обратился бутбой к сержанту на приёме. — Доктор Уокер только что меня кастрировала! Вы найдёте её в местной поликлинике. Я хочу, чтобы сука была арестована немедленно.
— Вы должны пройти в комнату для дачи показаний, — голос копа сочился жалостью, — чтобы я мог выяснить подробности вашего дела.
Худой уже почти двадцать минут заполнял заявление, когда приехал доктор осмотреть его рану. Бутбой стянул штаны. Медик развязал бинт, который Уокер навертела вокруг паха скинхеда, и обнажился идеально здоровый набор семейных драгоценностей. Пару минут спустя Худому предъявили обвинение в напрасной трате времени полиции.
Дональд Пембертон проснулся поздно, но такой же злой, как Худой. Вчера он обнаружил, что его девушка — развратница, шлюха и блядь. Пенелопа Эпплгейт всегда клялась, что считает акты воспроизводства отвратительными — но теперь-то Дон знал, что она лжёт. Если Пенни чем и отличалась от нимфоманки, то исключительно неспособностью признать свою болезнь. Пока Пембертон поднимался над физическим, чтобы отдаться метафизическому, эта тёлка, похоже, больше хотела тусоваться с дегенератами, нежели приобщаться к искусству.
— Пенни! — завопил Дон в гостиную. — Приготовь мне чашку чая, пока я одеваюсь!
— Твоя очередь делать чай! — продекламировала Эпплгейт. — Я делала, когда мы вернулись вчера вечером.
— Я страдаю творческим недержанием! — принялся отчитывать её Пембертон. — Мне надо, чтобы кто-то ухаживал за мной, пока я думаю о высоком.
— «Эстетика и Сопротивление» являются партнёрами, — возразила Пенни. — Если хочешь, чтобы за тобой ухаживали, найми служанку. Мне нужно не меньше времени, чтобы объять духовное, чем тебе!
— Не смеши меня! — ухмыльнулся Дон. — Вчера я видел, как ты кричишь в экстазе, пока разные животные спускают тебе в дыру. Тебе не нужно время на погружение в высшие материи, ты простая нимфоманка!
— Эти ребята не были животными! — принялась спорить Эпплгейт. — Мы все занимались любовью. С тобой так не получается, ты слишком занят собственным эго, чтобы потянуться и коснуться другого человека. Но вчера я осознала, что нет никакой бездонной пропасти между духовным и физическим, эти явно несоизмеримые проявления вместе составляют единый континуум!
— Почему бы тебе не признать, что ты не смогла подняться над своей животной природой? — проповедовал Пембертон, направляясь в гостиную. — Если учесть этот факт, становится очевидно, что ты — моя помощница в арт-проекте. Это я привношу в работы «Эстетики и Сопротивления» глубокую одухотворённость. Если ты заваришь чай, я воздержусь от комментариев на тему того, как ты в течке набрасываешься на каждого встречного-поперечного мужика!
— Я не буду делать чай! — заорала Пенни. — Твоя очередь, давай, тащи сюда мой завтрак!
— Слушай, блядь! — крикнул Дон. — Мы распределяем работу согласно духовным способностям, а я в этой квартире единственный гений! Так что марш на кухню!
— Ну всё, я ухожу! — бросила Эпплгейт. — Иди ты в пизду, не хочу тебя больше видеть!
— Ты не можешь так меня оставить! — проскрежетал Пембертон. — А как же твоя карьера в арт-мире? Как же то, что я помогаю тебе деньгами, которые получаю от своей семьи? К тому же, Спартак примет мою сторону, тебя вышибут из Ложи, и ты никогда не подпишешь контракт с крупной галереей!
— Ну ладно, — вздохнула Пенни. — Ладно, остаюсь. Но только если ты сделаешь чай!
Джок Грэхем вошёл в христианскую группу под названием «Крестоносцы Христа». Эти ребята считали себя потомками одновременно и тамплиеров, и госпитальеров, просто потому что выходили на улицу и пытались обратить простых людей в нелепое мистическое вероучение. Поль Парвеню, основатель секты, не понимал, что прежние крестоносцы куда активнее старались перенять секреты капитализма у так называемых язычников, нежели обеспечить безопасность паломников, идущих в Святые Земли.
— Как я всегда говорю в конце наших встреч, — объявил проповедник Поль, — мы выходим на улицы в крестовый поход за душами людей. Так мы помогаем Иисусу. Мы боремся с дьяволом, когда стоим на улице и спрашиваем, пустил ли человек Спасителя в сердце своё. Хорошо, я на сегодня закончил, но прежде чем мы разойдёмся, Джок Грэхем выступит с сообщением о культе Сатаны, известном как Неоизм. Джок, передаю тебе слово…
— Работы Неоистов, — встав, прошепелявил Грэхем, — несут в себе зёрна зла. Неоизм — последний оплот сатанинской секты, чьи корни потеряны в тумане времени. Прежде чем обрести Иисуса, я был арт-критиком, и могу немало рассказать вам об отношениях между Неоизмом, ситуационизмом и масонством. Но на сегодняшний день важным пунктом является то, что мы мобилизуемся, дабы не дать Неоизму перейти из арт-мира в мейнстрим. Мы обязаны исключить его из контекста нашей культуры, а для этого жёстко разобраться с поддерживающими Неоизм людьми в лондонском Сити. Мы должны заявить, что сам факт войны между Гильдией Торговцев Тканями и Ганзейским Союзом — фальсификация, организованная с целью обмана общественности. На самом деле обе группировки представляли одну организацию. Мы должны показать, какими путями сатанизм, будучи практичной религией поклонения богатству, передавался от розенкрейцеров, тамплиеров и рыцарей Святого Фомы…
— Богохульство! Богохульство! — в унисон запела собравшаяся паства. — Изыди, демон, изыди! Как осмеливаешься ты извергать клевету на крестоносцев, в честь которых мы названы!
— Дослушайте! — заорал Джок. — Я сейчас докажу вам, что есть демоническая связь между тамплиерами и Хасаном-ибн-Саббахом. Видите ли, Старец Горы заключил пакт с крестоносцами…
Арт-критик закончить выступление не смог. По всему помещению загрохотали стулья, и христианские фундаменталисты бросились на него. Поль Парвеню одним из первых достиг вероотступника. Раздался приятный хруст дробящейся кости, когда кулак проповедника встретился с челюстью Грэхема. Джок отшатнулся назад, а в стороны полетели брызги крови и кусок зуба. Сильные руки ухватили его и держали, пока Парвеню выбивал из него сознание. К счастью для себя, бывший марксист отрубился быстро. Потом крестоносцы воздели его податливое тело над головами и передали к выходу на улицу, где бросили на мешки с мусором. Они не собирались терпеть хулу в адрес христианских героев, в прежние века спасших множество паломников!
