Чарльз Буковски - Музыка горячей воды
— Ничего не было, Мария.
Мы оделись, и я отвел ее в кафе за углом. Она взяла сосиску с омлетом, пшеничный тост, кофе. Я выпил стакан томатного сока и съел булочку с отрубями.
— Никак не могу привыкнуть. Ты вылитый он.
— Только не сегодня, Мария, прошу вас.
Я смотрел, как Мария сует омлет с сосиской и пшеничным тостом (намазан малиновым джемом сверху) себе в рот, — и тут понял, что сами похороны-то мы и пропустили. Забыли поехать на кладбище поглядеть, как старика кидают в яму. Мне хотелось это видеть. Единственный плюс всей этой бодяги. А мы не влились в траурную процессию — вместо этого поехали в отцовский дом, курили его сигареты и пили его вино.
Мария положила в рот особо крупный кусок ярко-желтого омлета и сказала:
— Наверное, ты меня выеб. Твоя сперма течет мне по ноге.
— А, это просто пот. Сегодня очень жарко. Она полезла рукой под стол и себе под платье.
Вытащила палец. Понюхала.
— Это не пот, это сперма.
Мария доела, и мы вышли. Она мне дала свой адрес, и я ее туда отвез. Остановился у обочины.
— Зайти не хочешь?
— Не сейчас. Надо делами заняться. Наследство. Мария нагнулась и поцеловала меня. Глаза у нее были круглые, ушибленные, черствые.
— Я знаю, что ты гораздо младше, но я бы могла тебя любить, — сказала она. — Точно могла бы.
Дойдя до двери, она обернулась. Мы оба помахали. Я доехал до ближайшей винной лавки, взял полпинты и сегодняшнюю «Программу бегов». Мне предстоял хороший день на скачках. После выходного мне всегда больше везло.
Смерть отца 2
Мать у меня умерла годом раньше. Через неделю после смерти отца я стоял у него дома один. Дом был в Аркадии, и раньше я приближался к нему, разве только проезжая по трассе к Санта-Аните.
Соседи меня не знали. Закончились похороны, я подошел к раковине, налил себе стакан воды, выпил, затем вышел на улицу. Не зная, чем еще заняться, подобрал шланг, включил воду и стал поливать кустарник. Я стоял на газоне, а вокруг отдергивались занавески. Потом из домов стали выходить. Через дорогу перешла женщина.
— Вы Генри? — спросила она. Я сказал ей, что я Генри.
— Мы с вашим отцом были знакомы много лет. Затем подошел ее муж.
— Вашу мать мы тоже знали, — сказал он. Я наклонился и перекрыл кран.
— Не зайдете? — спросил я. Они представились: Том и Нелли Миллер, — и мы зашли в дом.
— Вы похожи на отца.
— Да, мне говорили.
Мы сели и посмотрели друг на друга.
— Ой, — сказала женщина, — у него столько картин. Наверно, очень любил картины.
— Любил, ну да.
— Я обожаю вон ту, с мельницей на закате.
— Можете себе взять.
— Ой, правда?
Позвонили в дверь. Пришли Гибсоны. Сказали, что и они много лет были отцовскими соседями.
— Вы очень похожи на отца, — сказала миссис Гибсон.
— Генри отдал нам картину с мельницей.
— Как это мило. А мне вон та нравится, с синей лошадью.
— Забирайте, миссис Гибсон.
— Ой, вы серьезно?
— Да, берите на здоровье.
Опять позвонили в дверь, и вошла еще одна пара. Дверь я закрывать не стал. Вскоре внутрь просунул голову мужчина.
— Меня зовут Даг Хадсон. Моя жена ушла в парикмахерскую.
— Проходите, мистер Хадсон.
Явились и другие — большей частью парами. Начали бродить по дому.
— Собираетесь продавать?
— Продам, наверное.
— Тут у нас славный район.
— Да, я вижу.
— Ох, как мне нравится вот эта рама — только сама картина так себе.
— Забирайте раму.
— А что мне с картиной делать?
— Выбросьте на мусорку. — Я огляделся. — Если кому-то нравится какая-то картина, забирайте, пожалуйста.
Они так и поступили. Вскоре стены оголились.
— А стулья эти вам нужны?
— Да не особенно.
С улицы заходили прохожие и даже не беспокоились представляться.
— А диван? — очень громко спросил кто-то. — Нужен вам?
— Нет, диван мне не нужен, — сказал я. Забрали диван, потом кухонный стол с табуретками.
— У вас же тут где-то есть тостер, правда, Генри? Забрали и тостер.
— А тарелки вам не понадобятся?
— Нет.
— А приборы?
— Нет.
— А кофейник и блендер?
— Берите.
Одна дама открыла буфет на задней веранде.
— Что вы будете делать с фруктовыми консервами? Все равно ведь сами всего не съедите.
— Ладно, люди, разбирайте. Постарайтесь только, чтобы поровну.
— Ой, мне клубнику!
— Ой, мне фиги!
— Ой, мне конфитюр!
Люди уходили и возвращались, приводили с собой новых.
— Эй, тут в буфете квинта виски! Вы пьете, Генри?
— Виски оставьте.
В доме становилось тесно. В туалете спускали воду. Кто-то уронил в раковину стакан, и тот разбился.
— А пылесос, Генри, вы лучше оставьте себе. Дома уборку делать будете.
— Хорошо, оставлю.
— У него в гараже садовый инвентарь был. Как с инвентарем?
— Нет, его я лучше себе возьму.
— Я тебе пятнадцать долларов дам за инвентарь.
— Ладно.
Он дал мне 15 долларов, а я ему — ключ от гаража. Через некоторое время он уже тарахтел газонокосилкой через дорогу к себе домой.
— Не надо было ему все отдавать, Генри, за каких-то пятнадцать долларов. Техника стоила гораздо больше.
Я не ответил.
— А машина? Ей четыре года.
— Машину я, наверное, оставлю.
— За нее я вам пятьдесят долларов дам.
— Машину я, наверное, оставлю.
Кто-то скатал ковер в гостиной. После чего всем стало уже не так интересно. Вскоре по дому бродило лишь трое-четверо, потом и они ушли. Не взяли только садовый шланг, кровать, холодильник и плиту да рулон туалетной бумаги.
Я вышел на улицу и запер гараж. Мимо ехали двое мальчишек на роликах. Остановились, когда я запирал ворота.
— Видишь мужика?
— Ну.
— У него отец умер.
И поехали дальше. Я подобрал шланг, повернул кран и стал поливать розы.
Гарри Энн Лэндерз[29]
Зазвонил телефон. Звонил писатель — Пол. У Пола была депрессия. Пол был в Нортридже.
— Гарри?
— Ну?
— Мы с Нэнси расстались.
— Ну?
— Слушай, я опять хочу с ней сойтись. Можешь мне помочь? Если только ты сам с ней опять сойтись не хочешь?
Гарри улыбнулся в трубку.
— Я не хочу с ней опять сходиться, Пол.
— Сам не знаю, что пошло не так. Начала она с денег. Как давай орать про деньги. Телефонные счета мне под нос совала. Слушай, ну я же старался. У нас номер был такой. Мы с Барни одевались пингвинами… он одну строчку стишка читает, я другую… четыре микрофона… а фоном джаз…
— Телефонные счета, Пол, иногда очень расстраивают, — сказал Гарри. — Ты б лучше не выходил на связь, когда надираешься. У тебя в Мэне, Бостоне и Нью-Гемпшире слишком много знакомых. А у Нэнси невроз тревожности. Она машину завести не может, чтоб ее не скрутило. Все время пристегивается, ее трясет, на клаксон давит. Чокнутая, как тот шляпник. И в других областях то же самое. Только в «Трифти» на распродажу зайдет, как обижается на мальчишку за кассой, если он жует батончик «Марса».
— Она говорит, что тебя три месяца кормила.
— Хуй мой она кормила. Преимущественно кредитными карточками.
— А ты и правда такой герой? Гарри рассмеялся.
— Я им душу даю. В дюймах не измеряется.
— Я опять хочу с ней сойтись. Скажи, что мне делать?
— Либо пизду соси, как мужчина, либо найди себе работу.
— Но ты же не работаешь.
— Не меряй себя по мне. Это распространенная ошибка.
— Ну а где мне капусты срубить? Я честно старался. Что же мне делать?
— Дыши ровнее.
— Ты не ведаешь милосердия, да?
— В милосердии разбираются только те, кому оно нужно.
— Тебе тоже когда-нибудь понадобится.
— Мне оно сейчас надобится — только не в той форме, в какой тебе.
— Мне капуста нужна, Гарри, как мне заработать?
— Попади в корзину с тридцати футов. Трехочковый бросок. Попадешь — гуляй. Промажешь — парься на киче: ни тебе счетов за свет, ни за телефон, ни за газ, никаких стервозных фемин. Научишься чему-нибудь полезному и станешь зарабатывать четыре цента в час.
— Вот умеешь ты хуйню пороть.
— Ладно, вытаскивай из жопы шоколадку, и я тебе кой-чего скажу.
— Вытащил.
— Я бы решил, что Нэнси тебя бросила из-за кого-то другого. Черного, белого, красного или желтого. Запомни это правило, и всегда будешь на коне: фемина редко уходит от одной жертвы, если рядом не маячит другая.
— Мужик, — сказал Пол, — мне помощь нужна, а не теория.
— Если не овладел теорией, тебе помощь нужна будет всегда…
Гарри взял трубку, набрал номер Нэнси.
— Алло? — ответила она.
— Это Гарри.
— А.
— Мне птичка на хвосте принесла, что тебя в Мексике сняли. Он всего добился?
— А, это…
— Испанский тореадор на пенсии, так?
