Женя Гранжи - Нефор
– Ну что, нашёл что-нибудь?
Вентиль появился вместе с запахом дорогого афтешейва. Гарик ткнул пальцем в лежащую особняком корочку. Вент раскрыл её и хмыкнул:
– Само собой. Хороший парень, кстати, был. По ошибке грохнули – не за того приняли.
– Да ну? Не за того? – попытался сыронизировать Гарик.
– Бывает и такое.
– Как вообще все эти рожи можно различать? Они ж как китайцы все, только русские.
– Жил бы ты в Китае – различал бы, – улыбнулся Вентиль.
Он сгрёб в стопку оставшиеся гербы.
– А они чистые? Не в розыске? Или, может, «без вести»?
– «Ушли из дома и не вернулись». Но не твой. Ладно, завтра приходи, забирай. Вечерком. А сейчас извини, опаздываю.
Опаздывающий Вент закрыл за гостем дверь, но Гарик успел ощутить на себе пытливый прищур.
На всякий случай стоило позаботиться кое о чём ещё. Нужен человек, который не просто подтвердит алиби, нужен тот, в чьих словах никто не усомнится. После недолгого перебирания вариантов, Наумов представлялся единственно подходящей кандидатурой.
Во-первых, Марк славился честностью и пользовался уважением не только в неформальной среде. Во-вторых, как живущего вне времени художника, Наумова отличала рассеянность, которой можно было воспользоваться. И, наконец, это был единственный, к кому Гарик мог заявиться в любое время суток, не вызывая вопросов. А действовать предстояло, само собой, в промежутке от позднего вечера до раннего утра.
План вырисовывался такой: он переведёт единственные часы в квартире Наумова на пару кругов назад. Когда всё закончится, Гарик придёт к нему и останется до утра. Нужно было только застать Марка трезвым, не спящим, и сакцентировать его внимание на времени. Простая фраза вроде «Всего одиннадцать, а ты уже дрыхнешь!» или «Боялся разбудить, но вспомнил, что в двенадцать ты с детства не ложился» обеспечивала – вкупе с переведёнными часами – вполне приемлемое алиби, которое вряд ли понадобится, но… Лучше пусть будет.
Через сутки паспорт на имя Яна Клока лежал в кармане косухи. Теперь оставалось только дождаться звонка от Загорского.
15
В дни выхода дебютной пластинки «Placebo» с одноимённым названием, когда неформальное население Градска девяносто процентов времени обсуждало только что прошедшую «Альтернативную Коммуникацию», в отдел культуры при городской администрации вошли четверо молодых людей, лет примерно двадцати.
Первый – с мелированными волосами – напоминал участника MTV-шного бойз-бэнда. Второй выглядел как брейкдансер под кайфом. Третий питал отчётливо выраженную слабость к гранжу и рейву одновременно. Четвёртого отличал интеллигентный вид и стильные очки с лёгким плюсом. Он постучал в дверь с табличкой «Управляющий по делам молодёжной культуры и спорта» и квартет уверенным шагом вошёл в кабинет.
Четверо парней, когда их видели вместе, назывались группой «Detra». Играли они, как и многие звёзды периферийного масштаба, музыку, замешанную исключительно на речитативе и бодрых гитарных рифах. (Мода на эту схему не пройдёт и через двадцать лет, пережив свой пик, но оставаясь в топах под разными названиями – от ню-метала до рэпкора).
Особую популярность «Detra» снискала у тинейджеров Градска, которые слэмились под них до сломанных носов. Случались даже сотрясения – от столкновений в разгаре сейшна – подростковых голов.
Как группа, играющая модную альтернативу (а под это определение в Градске попадал любой звукосодержащий продукт, имеющий в своём составе речитатив, разбавленный гитарным дисторшном), парни из «Detra» пользовались популярностью у тусовщиков, но среди музыкантов имели вес, сравнимый разве что с попсовыми однодневками. Остальные группы города относились к ним с видимой учтивостью, но это было скорее данью некой корпоративной этике. На локальные гулянки, типа пьянки по случаю выпуска чьего-нибудь сборника стихов, парней никто и никогда не звал.
Между тем, парни из «Detra» обладали великолепным коммерческим нюхом. Что и определяло их стиль во всём: они гармонично смотрелись вместе, как могли вылизывали свой звук, двигались на сцене как «Pearl Jam» и заводили публику с первых же фидбэков.
На легенду они работали грамотнее многих столичных альтернативщиков первой величины. Все градские тусовщики «знали», что в трусах красавчика вокалиста всегда вшит презерватив, басист когда-то лежал в психушке и бреется всякий раз перед тем, как встать на весы, у гитариста нет одного лёгкого, а барабанщик знает хинди.
Все эти слухи участники «Детры» запускали сами. И, хотя, вопреки их ожиданиям, на вокалиста не вешались девушки, а у музыкантов не брали интервью с вожделенными «а правда ли, что у вас…» и «ходят слухи, что вы…», популярность у «Детры» всё же была, и тексты песен публика знала наизусть.
Лишь однажды, когда у барабанщика спросили, действительно ли он владеет хинди, тот скороговоркой процитировал последний куплет из песни «7 Seconds» Youssou N’Dour and Neneh Cherry, – попугаем копируя звуки, – чем вызвал удивлённо-восторженные взгляды.
Именно этот полиглот и постучался к управляющему всеми молодёжными делами.
За свежеокрашенной чиновничьей дверью лежало то желаемое, что мог взять любой. Но верная мысль посетила голову барабанщика «Detra» раньше, чем любую другую неформальную голову Градска.
Всё случилось быстрее, чем протрезвилась добрая половина публики с последней «Альтернативки». Музыканты популярной молодёжной группы явились в городской культотдел с бумагой, в которой ясно излагалось бескорыстное рвение обеспечивать для родного города развитие молодёжной культуры. Будь то огненное шоу на городской площади, фестиваль брейк-данса, или любые музыкальные мероприятия, направленные на освоение бюджетных средств администрацией города, – четверо парней брались обеспечить всё, что угодно.
На оформление бумаг ушла всего неделя и предприимчивые неформалы получили в свободное пользование второй этаж старейшего ДК Градска и приличный аппарат для проведения концертов и репетиций.
Назвав пространство, состоящее из фойе, огромной уборной и зала на полтысячи человек, словом «CUBA», детровцы решили не тянуть с коммерцией и стали продавать музыкальным коллективам репетиционное время, предоставляя для этих целей – за отдельную плату – инструменты и аппаратуру. За ещё более отдельную плату они записывали чужие репетиции на мини-диск, чем безмерно радовали молодые коллективы и вызывали недовольный ропот старых неформалов, нарекших коммерческий квартет халявщиками и халтурщиками.
Впрочем, очень скоро все привыкли к тому, что в Градске появилась альтернатива «Поиску», в котором можно было просто выпить и послушать музыку. В «Кубе» к этому прибавлялась возможность репетировать, записываться и критиковать работы молодых художников в рамках какого-нибудь единого с брейк-дансерами фестиваля под названием «Эклектика», и прочего похожего.
«CUBA» официально стала «городским проектом», творческим центром, где в первой половине вечера читали со сцены стихи мечтательные девушки в шёлковых шарфах, а во второй половине – с той же сцены – на руки зала падали пьяные металлисты.
Очень быстро «Detra» стала первой группой города. Они играли слаженно, отточено, и отрабатывали каждый сейшн без единой сбивки. Но то, что рядовыми тусовщиками принималось за исполнительское мастерство, остальным виделось жульничеством и мелочностью: на всех концертах за звукорежиссёрским пультом сидели участники «Detra». Когда на сцену выходила молодая команда, звук из мониторов пропадал. Музыканты слышали свою игру, отражавшуюся от противоположной стены зала, и возвращавшуюся с опозданием на полсекунды, и, как следствие, изрядно лажали, не попадая в ритм. Только детровцы слышали себя на сцене. От тех, кто заявлял о неисправности мониторов, они отмахивались, ухмыляясь: «Всё у нас пашет, просто плохому танцору яйца мешают».
Спустя два месяца после открытия «CUBA», в дни выхода в Америке трижды платиновой пластинки «Ænima», которая так никогда и не дойдёт до широкого российского слушателя, Гарик, с «Babylon Zoo» в наушниках, направлялся в новый клуб.
Афиша у входа в ДК гласила: «21 сентября. Моноспектакль-презентация дебютного романа Марка Наумова «Йонара!». Плата за вход – разум и 50 000 рублей». Как говорил Наумов Гарику за несколько часов до этого:
– Никакая не презентация, забудь это слово. Будет перформанс.
– Пер что?
– Форманс. Есть инсталляция, и есть перформанс.
– И разница тоже есть?
– Конечно.
– Сильно большая?
– Огромная! Если на сцене лежит труп – это инсталляция, а если у него при этом опорожняется кишечник, и сам труп бурлит и попёрдывает – это перформанс. Дошло?
– Очень уж тонкая разница.
Зал верхнего этажа дворца культуры был заставлен стульями – впервые за два месяца существования «творческого пространства».
