Алистер Кроули - Дневник наркомана
Таким образом Лу была в моем распоряжении вплоть до завтрашнего дня, когда он явится с маскарадными костюмами. И я не собирался терять ни минуты.
Признаюсь, я чувствовал себя паршиво от того, как подвело меня белое облако. Я бы погнался за этим глупым старым солнцем и сам, не будь я женат.
Как бы то ни было, мы были одни, одни навсегда, Лу и я, на Капри, и все это было слишком здорово, чтобы в это поверить! Свет солнца и свет луны, и свет звезд! Все они читались в ее глазах. И с каким вызывающим жестом она вручила мне кокаин! Я знал, что значит быть сумасшедшим. Я мог превосходно понять, отчего глупые шуты, которые не лишены рассудка, боятся его потерять. Я и сам был таким, пока не знал ничего лучшего.
Этот паршивый народишко измеряет мир на свой аршин. Он затерян в необъятных просторах Вселенной, и в следствии этого боится всего, чему случается превзойти его собственные пределы.
Мы с Лу отбросили в сторону жалкие мерила человечества. Подобные вещи хороши только для ученых мужей и портных; но мы одним прыжком отождествили себя со Вселенной. Мы были также несоизмеримы, как отношение окружности к ее диаметру. Мы были столь же выдуманы и нереальны с их точки зрения, как квадратный корень из минус единицы.
Человечество не имело никакого права нас судить. Ошибкой было уже рассматривать нас как простых бесперых двуногих. Возможно мы и выглядели человеческими существами в их глазах; присылали же они нам счета и все прочее, как будто мы и в самом деле были людьми.
Но я отказываюсь отвечать за ошибки посредственных животных. Я потакаю им в их заблуждениях, потому что они - лунатики, а лунатикам не надо противоречить. От этого, однако, очень далеко до признания, что за их галлюцинациями стоит какая-либо фактическая основа.
Я бывал в их дурацком мире здравого смысла где-то миллион лет тому назад, когда меня еще звали Питер Пендрагон.
Но зачем вспоминать болезненное прошлое? Разумеется сильными не становятся за одну минуту. Возьмем к примеру орла. Кто он такой, пока пребывает в яйце? Ничто, всего лишь яйцо с возможностями. И вы не ждете, что вылупившись из яйца он в первый же день слетает на Нептун и обратно. Ведь не ждете!
Но день ото дня, во всех отношениях, он становится лучше и лучше. И если я когда-нибудь шлепнусь и вспомню о своем происхождении от раздвоенной редиски, все, что мне будет нужно - это поцелуй из уст Лу или понюшка кокаина, чтобы вернуться туда, где мой дом родной - в Рай.
Не смогу вам ничего рассказать о последующих двадцати четырех часах. Достаточно будет сказать, что все мировые рекорды были побиты, и еще раз побиты. И мы дышали просто как пара голодных волков, когда заявился Фекклз со своими косттюмами и пистолетами!
Он повторил прежние инструкции, присовокупив к ним почти отеческий совет, сказанный весьма доверительным тоном.
- Я знаю, что вы меня простите; я ни на секунду не ставлю под сомнение вашу абсолютную способность постоять за себя, но вы никогда раньше в этих местах не бывали, и не должны ни на миг не забывать о резком и бурном нраве обитателей итальянского Юга. Он подобен внезапному шквалу, которого так опасаются рыбаки. Часто это просто выплеск эмоций и выглядит страшно только со стороны, но вам следует держаться подальше от любых ссор. В "Пьяном Фавне" может быть полно пьяных хулиганов. Сядьте у двери; и если кто-нибудь начнет приставать, тихонько улизните и гуляйте, пока все не прекратится. Вам ни к чему связываться с полицией.
Мне была очевидна мудрость его указаний, хотя с другой стороны, лично сам я не прочь был подраться. Единственной мухой в аптечном настое медового месяца, пусть я этого и не замечал, было как раз некоторое отсутствие возбуждения от азартной игры со смертью, к которому меня приучила война.
Достаточно было мимолетного напоминания об этих диких страстях - ссоры двух лодочников, бранящегося по пустяковому поводу туриста, - чтобы кровь ударила мне в голову. Я только и хотел, что законного предлога для умерщвления нескольких сотен человек.
Но природа мудра и снисходительна, и мне всегда удавалось избавиться от этого с помощью Лу. Тяга к убийству и тяга к сексу нераздельно связаны в нашем прошлом. Все, чего цивилизации удалось добиться, так это научить нас притворяться, будто мы этого не замечаем.
План стартовал без малейшей заминки. Наша комната выходила на террасу, погруженную в густую тень. Вряд ли в отеле мог быть кто-нибудь еще, учитывая время года. Небольшой ряд ступенек, сбоку от террасы, вывел нас под арку, увитую виноградной лозой, а затем - на ослиную тропу, которая на Капри считается дорогой.
Никто не обратил на нас никакого внимания. Прогуливались влюбленные парочки, ватаги крестьян, на ходу поющие под гитару, да двое-трое счастливых рыбаков, плетущихся домой из винной лавки.
Мы нашли катер на причале, и тотчас впали в восторженное состояние. Нам показалось, что и минуты не прошло, а мы уже очутились в Сорренто, где уселись в поджидавший нас громадный родстер. Без единого слова мы тронулись с места на предельной скорости. Красота этого маршрута общеизвестная; и все-таки:
We were the first that ever burst Into that silent sea.
Мир был сотворен заново ради нас. Он возник в виде калейдоскопических фантасмогорий восхитительных звуков, картин и запахов; и все они казались простыми украшениями для нашей любви, обрамлением для бриллианта нашей сверкающей страсти.
Даже те несколько миль на въезде в Неаполь, где дорога проходит через унылые, омраченные торгашеским духом пригороды, приняли новый вид. Это были простые очертания зданий на фоне неба. Но нам они каким-то образом напомнили выщербленный контур партитуры Дебюсси.
Но все эти красоты, какими бы изысканными и захватывающими они ни были, содержали в себе нечто поверхностное. На дне наших сердец, вот где бурлило и вздымалось добела раскаленное озеро расплавленного инфернального металла.
Мы еще не знали, какие ужасные, чудовищные гадости поджидают нас в "Гатто Фритто".
Я установил, что действие наркотиков частично стирает свежие пласты памяти. Ими же достигается сходный результат и в плане морали, только еще более эффективный. Труды бесчисленных поколений, потраченные на эволюцию, оказались загублены в один месяц. Мы все еще сохраняли до некоторой степени условности приличия; но мы понимали, что это с нашей стороны только искусное обезьянничание.
Мы вернулись к горилле. Любой акт похоти или насилия казался всего лишь естественным способом выплеснуть нашу энергию!
Мы ничего друг другу об этом не говорили. Оно было, воистину глубиннее и темнее всего, что может быть передано членораздельной речью.
Ну да, человек отличается от низших животных, и прежде всего в вопросе языка. Использование языка вынуждает оценивать свои мысли. Вот почему великие философы и мистики, те, кто имеют дело с представлениями, которые не могут быть выражены в каких-то терминах, постоянно вынуждены употреблять негативные прилагательные или одергивать разум, формулируя свои мысли в виде серии противоречивых заявлений. В этом объяснение "Символа Веры" Афанасия Великого, чьи пункты озадачивают простого человека.
Для понимания божественного, нужно быть божественным самому.
Но в равной степени верно и обратное. Страсти преисподней находят выход только в шумном безумстве скотства.
Автомобиль затормозил в конце грязной улочки, где и притаился "Пьяный Фавн". Водитель указал на полоску света, что зигзагом исходила от него, бросая зловещий отблеск на противоположную стену.
В дверях стояла нахальная черноволосая девица в короткой юбке, с кричащей шалью на плечах и золотыми сережками в ушах. Мы были немного пьяны от быстрой езды, наркотиков и всего остального - ровно настолько, чтобы сознавать, что это - часть нашей политики, казаться чуточку пьянее, чем мы были на самом деле.
Мы прошли к двери, шатаясь и вертя головами из стороны в сторону. Мы уселись за столик и заказали выпивку. Нам подали одну из тех гнусных итальянских подделок под ликер, что на вкус отдают шампунем.
Но вместо тошноты это пойло вызвало у нас восторг, мы наслаждались им, как одним из условий нашей игры. Одетые под неополитанскую чернь, мы с головой ушли в нашу роль.
Мы влили огненную жижу себе в глотку, будто это был "Курвуазье `65". Напиток подействовал на нас с удивительной быстротой. Он словно выпустил наружу роящийся караван тех муравьев, что прогрызают себе дорогу сквозь джунгли бытия, он подействовал точно серная кислота, выплеснутая на женское лицо.
