Владимир Козлов - Варшава
– А как вас зовут?
– Сергей Борисович. Костыленко Сергей Борисович.
* * *Захожу в 12–01 к Андрюхе Конькову – он учится на моем потоке, в двести восьмой.
Андрюха сидит на кровати с конспектом. Его сосед, Сим, – высокий, с длинными волосами, в рваных джинсах – за столом.
Здороваемся. Андрюха жмет руку сильно, а у Сима ладонь вялая, мягкая.
В комнате полно музыкальной аппаратуры и полок с кассетами и книгами. Бобинник «Ростов» и кассетник «Вега», усилитель, большие колонки «С-50». Двухтомник Ницше, четыре тома Кортасара в клетчатых обложках, как у меня. Куча книг на английском и на немецком. Обоев не видно вообще: между полками висят коллажи из голых девок, фотографий Сталина, Ельцина, Горбачева, газетных заголовков, листов отрывного календаря, новогодних открыток пятидесятых годов. Третий чувак, Димм, сейчас на стажировке в Штатах. На его кровати свалены книги, журналы и кассеты.
– Водку будешь? – спрашивает Андрюха.
– Буду.
Он достает из-под стола бутылку, двухлитровую банку соленых помидоров и литровую с домашним овощным салатом.
– Поставь музыку, Сим.
– А что поставить?
– Что хочешь, только чтобы под водку шло хорошо.
– «Гражданскую оборону»?
– Давай. Кстати, как ты, Вова, относишься к «Гражданской обороне»?
– Я ее мало слышал.
– Значит, услышишь много, – говорит Сим. – Андрюха у нас большой поклонник товарища Игоря «Егора» Летова.
– «Гражданская оборона» – это мрачная мощная депрессивность. И ты не можешь этого не признавать.
– Я признаю, вернее, раньше признавал, а потом разочаровался – когда Янка погибла. Летов – шарлатан. Говорит, что самоубийство – это круто, и люди его слушают и убивают себя, а он остается жить.
– Никого нельзя заставить себя убить. У Янки были свои причины. И вспомни, что сам Егор сказал в интервью – что продолжать жить и что-то делать – это круче, чем суицид.
– Ну, он много чего сказал в интервью. Жизнь меняется, все меняется. Идеология «Обороны» – издевательство над коммунистической системой, а система рухнула – и все, это уже не актуально.
– А ты что, слушаешь только то, что актуально? Или то, что цепляет?
– То, что цепляет. Только Летов меня уже не цепляет.
Водки в бутылке – на дне. Андрюха разливает остаток по стаканам.
Я выпиваю, цепляю вилкой мягкий, водянистый помидор. Он падает на накрытый газетой стол, расплескивается.
– Все заебало вообще, – говорит Андрюха. – Полный мрак и беспросветность. Кругом – сплошная лажа. Все думают только про бабки, как побольше заработать. А ведь это, в сущности, херня…
Сим смотрит на него, хмыкает.
– Да, началось. Подсел чувак на измену.
– …Я не представляю себя в этой системе, не представляю, как буду, например, копить на машину. Квартиру, конечно, хотелось бы свою, но это сейчас нереально, кончилась халява…
– На самом деле, капитализм – не так уж и плохо, – говорит Сим. – Просто у нас все через задницу делается, и у обычного простого человека – не бандита и не партийного босса – шансов мало. Но если бы не капитализм, ты б даже «сникерсов» не попробовал, или попробовал бы лет через пять.
– Знаешь, где я твои «сникерсы» видел? Ты еще скажи, что итальянский унитаз – это классно. Такое впечатление, что эти крутые торгуют между собой. Один продает джип, а за навар покупает себе итальянский унитаз. А тот, кому он продал джип, спекулирует итальянскими унитазами.
Я смотрю на свое отражение в темном окне. За ним светятся окна в дальних девятиэтажках. Играет «Оборона»:
Мы в глубокой жопеВсе мы в глубокой жопеМы в глубокой жопеВсе мы в глубокой жопе
Я поднимаюсь.
– Ну, я, наверно, пойду.
– Ладно, пока, – говорит Андрюха.
Сим улыбается, кивает.
– Счастливо.
Захожу в туалет. От вони хочется блевать. Унитазы забиты говном, один писсуар завешен тряпкой, второй наполнен до краев. Становлюсь у стены, расстегиваю молнию. Желтая моча стекает по плиткам на пол, лужа движется к ботинку. Я отдергиваю ногу.
* * *Перевожу инструкцию к сигнализации «Premier Hazard».
Шеф базарит с клиентами – двумя мужиками в спортивных костюмах «Puma». Один говорит:
– Три месяца назад угнали «девятку» – и с концами. Пошли к ментам – не чешутся. Коньяк отнес, бутылку водки дорогой…
Второй перебивает:
– С этими козлами бесполезно, вообще с любыми госами бесполезно: сколько не давай взяток, сколько не подмазывай – все равно сделают по-советски. Я весной лежал в больнице – операция, киста мениска. Сколько коньяков отнес, коробок конфет… Ну и что вы думаете? Лежу, блядь, голый на столе, мерзну, а они все «Марию» смотрят…
– А к бандитам не ходил? – спрашивает шеф. – Ну, насчет машины тогда?
– Ходил – хули толку? Они столько бабок заломили, что проще новую купить, чем с ними связываться. Вот, купили. Лучше сигнализацию нормальную поставить, а то скупой платит дважды. Да, Колян?
Клиенты выходят, хлопает дверь. Шеф идет следом, задвигает засов, возвращается, подходит ко мне, смотрит на листы с переводом.
– Молодец, быстро у тебя получается. Что значит – пацан. А то баба эта – ну, которая секретарша была… У нее медленно было вообще. То ее звонками отвлекают, то на обед пойдет, то в туалет, бля, затычки менять…
– А где она сейчас? Уволилась?
– Ну да, можно сказать.
– А сколько ей платили, если не секрет?
– Не секрет. Сорок долларов. Но за полный день.
* * *Дрон проглатывает водку, ставит рюмку на стол, нюхает кусок хлеба.
– Вот сейчас хорошо пошло, заебательски. Все-таки водочка – это кайф, то, что человеку надо. А кто этого не понимает, те – люди неполноценные. Скажи, Вован?
Я молчу.
– Не, правда. Нам все время говорили – родаки там, в школе учителя: водка, типа, это плохо, вредно для здоровья и вообще… Хуйня. Я так понимаю – или люди пытаются нас наебать, или они ни хера не понимают. Если человек не понимает, что самое главное – это кайф, то он или идиот, или притворяется…
Я говорю:
– Но это вроде как не настоящий кайф, искусственный…
– Ну и что, что искусственный? Да, давайте сейчас будем все раскладывать по полочкам – вот это, бля, искусственное, а это неискусственное. Раз мне нужен такой кайф, значит, мне не хватает кайфа настоящего. Вот у тебя, Вован, много настоящего кайфа в жизни, а? Только честно, без пизды?
– Ну, так…
– А я тебе скажу, что немного. И у меня тоже, и у Дэмпа. Поэтому и надо бухать. Да, Дэмп?
– Само собой. Вообще, я бы людей стрелял. Столько кругом идиотов – просто пиздец какой-то. Страна дураков, блядь. Девяносто пять процентов – уроды, я бы их всех – в концлагерь.
– Не, ну это ты чересчур, конечно… – Дрон берет кусок хлеба, отламывает половину, начинает жевать.
– Ни хуя не чересчур. Куда ни приди – кругом одни козлы. В трамвае – пенсионеры всякие, едут без билета. Не то, что сесть – стать из-за них негде. В магазинах мозги ебут, на улице. Тупое быдло, бля, вот это кто.
– Тогда мы ничем не отличаемся от быдла, – говорю я. – Мы тоже пьем водку, как какие-нибудь пролетарии.
– А меня это не волнует, кто что пьет и чем отличается. Мне – до жопы, ясно?
– Ладно, давай разольем, – говорит Дэмп. – За третьей пойдем?
Дрон пожимает плечами, берет бутылку.
* * *Шеф выключает компьютер. Он минут сорок играл в «формулу-1».
– Все, хватит на сегодня. – Он подходит к окну, завешивает штору. – Запомни главное правило: вечером, когда горит свет, окна должны быть занавешены – чтоб ни одна собака не видела, что у нас здесь и как. Понял?
Я отрываю глаза от перевода.
– Понял.
Шеф достает из пакета банку пива «Holsten», открывает. Банка щелкает, выливается пена. Он садится в компьютерное кресло, отпивает, откидывается на спинку.
– Работай, студент, работай. Это я могу расслабиться – за день три сигнализации ушло. Завтра Петрович установит в гараже… – Шеф улыбается. – Идет неплохо бизнес, надо тебе сказать. Миллионов не обещаю, но если все будет нормально… Надо крутиться, лезть во все, а то пока будешь думать, целиться… – он отхлебывает пива.
– А какое у вас образование?
– Никакого. Десять классов. И училище на сварщика. Главное – не образование, а то, что здесь. – Шеф тычет пальцем в лоб. – Я в восемнадцать лет зарабатывать начал. В училище еще. Дискотеки там крутил – нормальные были деньги по тем временам. Тогда и женился – своего ничего не было, только велосипед старый и фотоаппарат. Зато сейчас – все в порядке: квартира, машина… А учиться, диплом – это все говно. Я что, на работу устраиваться пойду? На хер мне это упало? Лучше буду сам себе начальник. Ну, получил бы я диплом – а сейчас диплом можно сделать без проблем, только так, – любой, какой хочешь… И куда его, на жопу повесить? Так что, мотай на ус, я плохому не научу. Начать можно и так, как сейчас – переводить там, а потом…
Звонок в дверь. Шеф идет в прихожую.