Терри Сазерн - Кэнди
— О, Господи!
— Да, но с огнем надо бороться огнем. Они хотят ограничить вашу физическую свободу, а вы ускользнете от них физически.
— Ой, — тихо ойкнула Кэнди. — Я даже не знаю, что на это сказать.
— Тому, кто знает, нет нужды говорить; кто говорит, тот не знает, — сказал Пит Аспай. — Давайте ключи от квартиры.
Кэнди неуверенно достала ключи из сумки. Она подумала, что, наверное, надо сказать Питу Аспаю про Дерека — может быть, передать для него записку, — но потом решила, что напишет Дереку большое письмо, сразу, как только приедет в лагерь «Молодых и трудолюбивых».
— Самый маленький — от почтового ящика, — сказала она, передавая ключи Аспаю. — Я буду писать… одному другу. Если он вдруг зайдет, вы передайте ему мои письма, ладно? Его зовут Дерек.
— Ну, конечно, — уверил ее Пит Аспай, — обязательно передам. А сейчас надо найти для вас что-нибудь из одежды.
Он поднялся, подошел к стойке, быстро переговорил с женщиной и вернулся обратно к Кэнди.
— Сейчас она все принесет, — сказал он.
— Замечательно, — отозвалась Кэнди.
Она думала, что Пит Аспай снова сядет, но он остался стоять.
— Ну, мне пора, — сказала он. — Очень много работы.
— А как я узнаю вашего друга? Там, в лагере? — забеспокоилась Кэнди.
— Вы его сразу узнаете, — сказал Пит Аспай, — он сам вас узнает, можете не сомневаться. Ни о чем не волнуйтесь. Я с ним свяжусь и скажу, что вы едете.
— Хорошо, — Кэнди встала и пожала ему руку — Большое спасибо. За все.
Пит Аспай пожал плечами.
— Не за что, — сказал он.
— Ну, как же: вы спасли меня от тюрьмы. И от всего остального, — сказала Кэнди.
— Да пожалуйста, — сказал Пит Аспай. — А теперь до свидания. Мне пора. Вы мне напишите, когда соберетесь возвращаться.
— Я обязательно напишу, — сказала Кэнди. — Я напишу сразу, как только приеду туда.
— Хорошо, — сказал Пит Аспай и развернулся, чтобы уйти. — До свидания и bon voyage!
— До свидания, — ответила Кэнди с тоскующим сожалением, которое она испытывала всегда, когда ей приходилось с кем-то расставаться. Она пару секунд смотрела ему вслед, и только потом заметила, что женщина за стойкой пытается активно привлечь ее внимание. Она подошла к ней.
— Вот вам сухая одежда, — сказала женщина и передала Кэнди аккуратно сложенное то ли платье, то ли рубашку. — Раздевалка вон так. — Она кивком указала на дверь рядом с нишей, где были стол и стулья.
— Большое спасибо, — сердечно поблагодарила ее Кэнди и пошла в раздевалку. Ее охватило радостное волнение — она уже предвкушала, как она будет работать вместе с «Молодыми и трудолюбивыми». Прикрыв за собой дверь раздевалки, она сняла мокрую юбку и трусики.
— Вот блин, вы так и не высохли, — она скомкала мокрые трусики в крошечный шарик и зачем-то их поцеловала. Потом она сняла свитер и лифчик и надела простое платье, которое выдала ей женщина за стойкой. Да, оказалось, что это все-таки платье — такой бесформенный мешок с тремя пуговицами наверху. В раздевалке было зеркало, и Кэнди внимательно изучила свое отражение. Она любила простую одежду. Она подумала, что, наверное, Жанну д’Арк вели на костер точно в таком же платье. В таком одеянии она себя чувствовала чуть ли не святой. Она аккуратно сложила свою одежду, снова вышла в фойе и застыла на месте, как бы красуясь перед женщиной за стойкой и ожидая, что она скажет.
— Вам очень идет, — сказала та, оглядев Кэнди с большим интересом. Может быть, даже с большим, чем следует.
Не в силах сдерживать свою радость, Кэнди подпрыгнула на месте и сделала пируэт.
— Я себя чувствую такой молодой! — воскликнула она. — Я давно себя так не чувствовала. И еще — живой, то есть живой по-настоящему. В первый раз в жизни!
Она протянула женщине за стойкой свою одежду.
— Вот, возьмите. Мне оно больше не нужно! Отдайте их кому-нибудь… какой-нибудь старой тетке, которая до сих пор живет в каменном веке!
Ей было так радостно в этой новой одежде. Простое платье, сшитое из мешковины, по фасону оно напоминало перевернутую воронку и доходило Кэнди почти до лодыжек.
— А теперь расскажите мне про «Молодых и трудолюбивых». Расскажите мне все! — попросила она.
— Боюсь, я уже не успею ничего рассказать, — сказала женщина за стойкой. — Машина уже у подъезда. Вам пора в аэропорт. Но вот… — Она достала из ящика стола пачку буклетов и вручила их Кэнди. — Можете почитать в самолете.
— Ой, замечательно! — воскликнула Кэнди и открыла верхний буклет. Она собралась зачитать вслух избранные места, но женщина за стойкой ее перебила:
— Вам пора ехать. Иначе вы опоздаете на самолет.
— Да, — Кэнди закрыла буклет. Ее буквально распирало от радости. — Большое спасибо за помощь… ну, и вообще, за все!
Она перегнулась через стойку и чмокнула женщину в щеку.
— До свидания, — сказала та, — и удачи!
— До свидания, — Кэнди чуть ли не бегом направилась к выходу, но остановилась, не доходя до двери, обернулась и помахала женщине рукой. — До свидания, до свидания!
Она выбежала на крыльцо Фонда и крикнула водителю машины, что ждала у подъезда с включенным двигателем:
— Подождите меня! Я иду!
Глава 13
В самолете Кэиди все думала о событиях прошедшего дня. Это был очень длинный день, насыщенный и утомительный, и она была очень довольна, что теперь можно расслабиться и спокойно подумать. Пит Аспай произвел на нее впечатление: особенно ей запомнились его большая голова и тихий голос. Он казался таким спокойным, таким уверенным — в нем была какая-то тайна и скрытая сила. Кэнди даже подумалось, что она, может быть, начинает влюбляться в этого человека, и она сразу же мысленно переключилась на Дерека Нет, она не изменит Дереку, она просто не может его предать.
Она достала буклеты, которые ей дала женщина из фонда «Молодые и трудолюбивые» и принялась их просматривать. Но уже очень скоро она поняла, что ужасно устала, и что ей хочется спать, и она закрыла свои прелестные глазки, и заснула почти мгновенно, и ей даже приснился сон:
Ей приснилось, что они с папой гуляют по лугу, который был весь в цветах. В погожий летний денек. Папа прилег на траву и стал читать вслух стихи Малларме, только во сне это были как будто его собственные стихи; и Кэнди была гораздо моложе — совсем еще девочкой. Она носилась по лугу и рвала цветы, и хотя она отбежала достаточно далеко, она все равно слышала каждое слово из тех стихов, что читал папа. Он читал замечательно: с чувством и правильной интонацией. Иногда, закончив очередное стихотворение, он говорил:
— Очень даже неплохое стихотворение. А вот еще одно — я написал его для тебя, солнышко; оно зажглось у меня в голове, точно вспышка, — страшная и прекрасная вспышка, как это было, когда я излил свое сладкое мощное семя из семенников, что породили тебя.
— Нет, папа, — она обиженно топала ножкой, — это стихотворение не для меня, а для какой-то другой девочки! — И ей было так грустно, и она стояла перед ним, склонив голову, такая несчастная, и прижимала к груди свой крошечный букетик цветов, и все казалось таким печальным, таким безнадежным. А потом она медленно поднимала голову, и по ее нежной щечке стекала большая золотистая слезинка, и она говорила: — Оно для мамочки!
— Ах ты, глупышка! — весело отвечал папа и протягивал ей руки. — Оно для тебя! Для тебя одной! Ты моя мамочка, и мое солнышко, и моя радость, и моя маленькая дочурка! — И она бросалась к нему в объятия, и он ласково гладил ее по головке… он гладил ей шею, плечи… а потом Кэнди проснулась, свежая и отдохнувшая — никогда в жизни ей не было так хорошо, — она только немного смутилась, когда вспомнила папину фразу из сна: «когда я излил свое сладкое мощное семя из семенников, что породили тебя». Это была истинная поэзия, и Кэнди очень пожалела, что нельзя разделить ее с папой. Она ему, может быть, позвонит. Из лагеря «Молодых и трудолюбивых». Но нет: он ничего этого не поймет, никогда в жизни. Тем более — в его теперешнем состоянии. Но у нее есть, кому обо всем рассказать. У нее есть Дерек. Он все поймет. При одной только мысли об этом у нее потеплело на сердце. «Ты это запомни», — сказала она себе.
В самом начале десятого самолет приземлился в Мохоке, штат Миннесота. Кэнди оправила платье, быстренько глянула на себя в зеркальце; она смыла с лица все косметику, но ее губы были яркими от природы — такими красными и выразительными, словно алый глубокий разрез, — тряхнула головой, чтобы ее прелестные локоны легли в художественном беспорядке, встала с кресла и вышла из самолета.
Кэнди очень обрадовалась, когда увидела, что ее приехали встретить на джипе. Аэропорт был совсем небольшим, и джип стоял на краю летного поля. У него на боку было написано большими буквами: МОЛОДЫЕ И ТРУДОЛЮБИВЫЕ, — и в машине уже сидело несколько молодых людей. Когда Кэнди спустилась с трапа, они все вышли из машины и поспешили ей навстречу. Они представились Кэнди и помогли ей забраться в джип.
