Ясутака Цуцуи - Паприка (Papurika)
– Знаете, я штатный сотрудник Института клинической психиатрии.
– Да, я догадывался.
– И частная практика нам воспрещается. Носэ рассмеялся:
– Вот ты о чем беспокоишься! Конакава не чурбан. К тому же, если кто-то узнает, у кого и от чего он лечится, в первую очередь не поздоровится ему самому.
– Это я понимаю. Но он не твердолобый служака?
– Что ты! Человек благоразумный и сентиментальный. В обычной жизни даже компанейский – и вообще нормальный мужик. Часто мне помогал, еще со студенчества. И став полицейским, не отказывал в совете, часто разрешал кое-какие инциденты мне по работе.
– Тогда другое дело.
Ацуко несколько успокоилась, но совсем стряхнуть с себя бдительность не могла. При всей своей понятливости крупный полицейский чин вряд ли станет закрывать глаза на то, к каким серьезным волнениям в обществе может привести утрата МКД.
21
Паприка пришла в «Радио-клуб» минут за двадцать до одиннадцати.
Стоило ей появиться однажды на Роппонги, как, со слов молодого журналиста Мацуканэ, в прессе тут же поползли слухи. Хотя она вела себя крайне осмотрительно. Но Ацуко не представляла Паприку без красной майки и джинсов, поэтому решила не изменять стилю. Только теперь уже не бродила в поисках «Радио-клуба», поэтому обошлось без лишних свидетелей.
– Здрасьте.- Куга помнил Паприку и почтительно поклонился.- Давно не виделись.
– Добро пожаловать! – улыбнулся из-за стойки Дзиннай.
За стойкой сидел одинокий посетитель. Увидев девушку сомнительной внешности, он несколько опешил и стал о чем-то расспрашивать Дзинная.
– Господина Конакавы пока нет,- сообщил Куга, провожая Паприку к прежней кабинке.- А господин Носэ недавно звонил. Сегодня прийти не сможет, просил вас позаботиться о господине Конакава.
– Да-да.
Паприка расстроилась. Носэ осторожничает, поняла она. Или это обычная порядочность – не навязывать ей встречу под предлогом разговора с Тосими Конакавой. Этим он ей и нравился. Да и при полицейском обращаться к нему за советом не выйдет.
Улыбчиво жмурясь, как Будда, рядом стоял Куга и доброжелательно посматривал на Паприку. Та улыбнулась в ответ. Почему же после единственного вечера здесь ей так хорошо в этом баре? Звучала «Satin Doll».
Паприка попросила «что-нибудь вкусненькое», и Куга дважды ходил к стойке советоваться с барменом. Казалось, это официанту совсем не в тягость. Клиент у стойки очень удивлялся.
Сошлись на «Черном Джеке» из семнадцатилетнего «Баллантайна», и пока Паприка, щурясь от удовольствия, потягивала напиток, отворилась дверь. Вошел человек, в котором по описаниям Носэ она сразу узнала Тосими Конакаву. А по реакции Куги и Дзинная поняла: Конакава здесь завсегдатай.
– Здравствуйте, я – Паприка.- Она встала и вежливо поздоровалась первой. Сразу стало ясно – в отличие от Носэ разбитные девицы Конакаву не прельщают.
– Моя фамилия Конакава.- Вид Паприки удивил его не так, как других мужчин, и он ответил любезно. Паприка решила разговаривать почтительно. С пожилыми мужчинами ей было так проще.
С первого взгляда ее очаровала мужественность Конакавы. Носэ говорил, что его другу часто приходилось замещать начальника, и теперь она поняла почему: крепкий, подтянутый, лицо рубленое и смуглое, аккуратные усы. С такой внешностью – хоть в Голливуд на главные роли. Паприка повидала на своем веку мужчин, и этот ей понравился. Хоть и больной, но полицейский что надо.
– Господин Носэ сказал, что прийти не сможет.
– Вот как? – Конакава остался бесстрастен. Окинув Паприку жестким взглядом, он, похоже, потерял к ней всякий интерес и принялся обсуждать с Кугой, дожидавшимся рядом, какую выпивку заказать.
Заметив, что Конакава заказал то же, что и она, Паприка начала расспрашивать его:
– Вы, наверное, очень занятой человек?
– Да так…- усмехнулся Конакава.
– Это и немудрено. Только не подумайте, что я задаю глупые вопросы. У нас же не полицейский допрос.
– Вот как? – Конакава посмотрел на Паприку совсем другими глазами.
– Я знаю о вас только то, что рассказывал господин Носэ.
Конакава несколько растерялся. Почтительность этой девчонки сбила его с толку. Непонятно вообще, сколько ей лет.
– Тогда спрашивайте на здоровье. Постараюсь ответить,- произнес он.
Было заметно, что он вообще разговаривает через силу. Наверняка базовые приемы психотерапевта расслабить собеседника казались ему заурядными и потому не действовали. Паприка задумалась. Птица такого полета попадалась ей впервые.
Тогда она решила первым делом изгнать из него страх. Если у него действительно депрессия, рассуждала она, по своей натуре он должен отличаться высоким самомнением и требовать обильной поддержки от других.
– Не думала, что мне придется иметь дело с полицейским… да еще суперинтендантом-супервайзером. Лечить такого… будет непросто.
– Правда? – Конакава наконец-то слегка улыбнулся.
– Правда.
Вот ему принесли бокал. Разговор прервался, пара пила молча.
– Должно быть, интересная работа – быть психотерапевтом? – нарушив молчание, осведомился Конакава. Возможно, он это спросил, только чтобы успокоить Паприку: такие мужчины редко интересуются занятиями собеседника. Паприка решила, что собственную работу он интересной уже не считает.
– А у вас?
В ответ Конакава лишь ухмыльнулся, и она поняла, что была права. Накануне встречи она выяснила: суперин-тендант-супервайзер* – полицейский чин, но он не совпадает с должностью, как, например, у генерал-суперинтенданта – начальника Конакавы. Это значит, что ему приходится выполнять разные дополнительные поручения начальства.
* В полиции Японии за основу принята английская табель о рангах.
– Наверное, вам не хватает покоя? – спросила Паприка, переходя к главной теме.
– Да, это так.
– И такое у вас… впервые?
– Впервые.
– Говорите, и аппетит пропал?
– Да, и аппетит.
– И что – это как-то сказывается на работе? Тосими Конакава надолго задумался. Но думал не о том, что сказать, а как.
– Сам я,- заговорил он,- молчалив и вовсе не красноречив. Но когда надо замещать шефа, мне приходится выступать перед людьми. А из-за этой бессонницы… к несчастью… не получается говорить с вдохновением… остроумно. А от меня требуют именно этого.- Он умолк.
– Вам не нравится этим заниматься?
– Нет, но я должен.- Острый взгляд Конакавы скользнул по лицу Паприки.
Типичный характер человека, склонного к депрессии. Завышенные требования к себе, бремя заведомо недостижимых целей, стремление исправно выполнять любую . работу выше необходимого уровня. Это и есть перфекционизм. И сколько ни говори такому человеку, что это скверно, он не послушает, потому что не воспринимает работу без результата, а то, что она удалась, считает вполне естественным следствием.
– Почему вам не спится? Сами догадываетесь?
– Да. По правде говоря, не выходит из головы всякая дребедень.
– Что за дребедень? Например?
– Да пустяки,- рассмеялся он.- Такие глупости, что даже говорить не хочется.
«Так, хорошо. Возможно, для таких, как Конакава, в порядке вещей, что им стыдно говорить о таких пустяках». По другим больным депрессией Паприка знала: если, например, раздается посторонний звук, когда засыпаешь, тебе интересно, когда он повторится, и уже не до сна. Такие вот «пустяки».
Паприка пока ничего не знала о личной жизни Конакавы. Сам он неразговорчив, а если задавать вопросы, одним тут не отделаешься – будет и впрямь выглядеть как допрос. "Ладно, спрошу-ка я первым делом что-нибудь одно, а дальше – по ситуации«,- решила Паприка и поинтересовалась:
– Господин Конакава, а где вы живете?
– Тут неподалеку, в ведомственной квартире. В многоквартирном доме.- Повисла пауза, но Конакава уловил замешательство Паприки и добавил: – Мы живем с женой. А сын снимает комнату… недалеко от университета.
Выросли дети, покинули родительский дом. Канули в прошлое былые хлопоты. Супруги остались вдвоем… Все это часто предшествует депрессии. Конакава почти наверняка болен, и Паприка растерялась: его лечение займет у нее немало времени. А институт раздирают распри, у нее самой полно другой работы. Найдутся ли силы на него? С другой стороны, оставлять его в таком состоянии тоже нельзя.
– Обычно лучшее средство от болезни наподобие вашей…- Паприка запнулась.
– Какое? – По глазам Конакавы было видно, что он очень надеется на мнение специалиста.
– Это покой… несколько месяцев.
– Нет-нет.- Конакава отвел взгляд, в котором читалось: «Это даже не обсуждается».
– Не получится, да?
– Нет, никак.
– Самое простое – не пытаясь бороться с бессонницей и меланхолией, просто отстраниться от обычного жизненного уклада. Хотя вам, говорите, это не подойдет.- И Паприка опять задумалась.
Трюки вроде отдыха без отрыва от работы с такими, как Конакава, не проходят. Можно сказать, именно тут и кроются истоки заболевания. И Паприка приняла решение: не оставалось ничего другого, как встречаться с ним.
