Валерий Сегаль - Петербург, 1895 год
— Я дам вам его адрес, — Аркадий Симонович порылся в каком-то ящике под стойкой и протянул Ульянову маленькую белую карточку с надписью:
Л.Д. БЕРНШТЕЙН. СВЕЖИЕ ГВОЗДИКИ
Вознесенский пр., 32
— Я сейчас же отправлюсь к Льву Давидовичу Бронштейну…
— Лев Дмитриевич Бернштейн! — терпеливо поправил Прадер.
— Да-да, простите. Я сейчас же пойду к нему… Большое вам спасибо, Аркадий Симонович… Но сейчас меня другое беспокоит… Вы знаете, что Арина много работает, устает… Как вы думаете: удобно пригласить ее сегодня вечером на студенческий бал в Дворянское собрание?
— А почему нет, Володенька? — обрадовался добрый старик. — Кто это устает в ее годы?! Да и когда ей ходить на балы, если не сейчас?! Ариночка может стать королевой любого бала! Мне бы ваши годы! Все удобно. На бал — хорошо, в оперу — отлично! Вы знаете, Володенька, Ариночка очень любит оперу. Она иногда бывала там с мамой. В воскресенье в Мариинском театре будут давать «Ночь перед Рождеством» г-на Корсакова. Как я уже говорил вам: все — отлично, только, ради бога, держитесь подальше от политики…
* * *Вскоре после полудня в рюмочную «У Арины» вошел г-н Ульянов с роскошным букетом алых гвоздик. Посетителей в этот час не было, а сама красавица из-за стойки приветствовала Ульянова милой улыбкой. На Арине было простое красное платье, а ее прекрасные черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она не нуждалась ни в дорогих туалетах, ни в гриме, ни в услугах цирюльника. Как правильно заметил мудрый Прадер, Арина и без этого могла стать королевой любого бала.
— Что за чудесный букет! — воскликнула она.
— Это вам, дорогая Арина! Я узнал, что у вас сегодня день рождения. Желаю вам счастья.
— Спасибо. Какие прекрасные гвоздики!
— Действительно чудо! — согласился Ульянов. — Ранее такие гвоздики я видел только в Швейцарии.
— А вы были в Швейцарии?
— Да. Прошлым летом.
— Говорят, там очень красиво… А я не была нигде, — сказала Арина с некоторой горечью.
— В следующий раз я возьму вас с собой.
— Хорошо. С вами, г-н Ульянов, я поеду куда угодно!
— Даже в воскресенье в Мариинку на «Ночь перед Рождеством»? — обрадовался Ульянов.
— Конечно!
— И даже сегодня вечером в Дворянское собрание на бал?
— Сегодня я закрываюсь в десять часов.
— А бал почти до самого утра!
— Но мне еще надо будет заехать домой и переодеться. Это займет немало времени.
— Я заеду за вами в полночь!
— Ну хорошо, — согласилась, наконец, Арина.
В этот момент дверь с шумом распахнулась, и в рюмочную ввалился в жопу пьяный полковник. Ульянов обернулся и сразу узнал Бздилевича. «До чего же не вовремя! — подумал Ульянов. — Все так хорошо складывалось. Черт бы побрал этого мудака.»
С минуту молодые люди мерили друг друга злобными взглядами. Затем вдруг полковник трусливо отвел глаза, развернулся через правое плечо на сто восемьдесят градусов и, пробормотав себе под нос что-то типа «кругом одни евреи», освободил помещение.
Ульянов вздохнул с облегчением…
* * *Студенческий бал в зале Дворянского собрания ежегодно устраивался петербургскими курсистками. К 1895 году этот бал имел уже богатые традиции, но ему еще только предстояло войти в российскую историю: именно здесь, семь лет спустя, Блок вновь встретит свою давно знакомую «незнакомку».[23]
Ульянов никогда еще не бывал на этих балах. Подходя к мрачноватому зданию на Большой Итальянской улице, он испытывал некоторое волнение. Как Арина воспримет блестящее петербургское молодежное общество? И, что не менее важно, как это общество воспримет ее?
Действительность, впрочем, оказалась несколько иной, чем ожидал Ульянов. Арина вполне могла бы стать королевой красоты студенческого бала, если бы это кого-нибудь здесь волновало. В огромном, тускло освещенном зале блядоватые курсистки трясли своими сомнительными прелестями, но мужская половина общества практически не обращала на это внимания, занимаясь исключительно пьянством. Уборная была вся заблевана, а из курительной комнаты доносилась площадная брань: там худосочная молодежь неумело размахивала хиленькими кулачками.
На Арину эта обстановка произвела шокирующее впечатление, и Ульянов чувствовал неловкость за то, что привел ее сюда. Надо было незамедлительно уходить. Но куда? Нельзя было испортить вечер. Ведь сегодня у них первое свидание, а у Арины еще к тому же день рождения. Ульянов мучительно пытался сообразить: куда можно пригласить девушку в столь поздний час.
Внезапно он увидел Малиновского, спешившего к нему навстречу с радостной улыбкой на устах.
— Добрый вечер, г-н Ульянов! Очень рад вас видеть.
Малиновского сопровождали две пахнущие потом шкурки, от которых он вот уже с полчаса тщетно пытался отделаться.
— Здравствуйте, Роман. Как поживаете?.. Кого-нибудь здесь встретили?
— Никого… Добрый вечер, сударыня.
Малиновский галантно поклонился Арине. Перепуганная девушка с трудом выдавила из себя улыбку. Шкурки смотрели на нее с пьяной неприязнью.
— У вас есть что-либо для меня, Роман? — осведомился лидер «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
— Пока нет, но к пятнице все будет готово, — ответил автор профсоюзной и юридической колонок.
Ульянова несколько удивило, что Малиновский по-видимому был абсолютно трезв. Не считая Ульянова и Арины, Роман Малиновский был едва ли не единственным трезвым человеком в этом борделе. Ничего удивительного в этом, впрочем, не было, поскольку мнимый студент находился здесь «на работе». А занимался он преимущественно (а, возможно, и исключительно!) тем, что шарил по карманам своих ближних. Поэтому он был рад, когда лидер «Союза» поспешил откланяться.
Ульянов же, осененный блестящей идеей, предложил Арине выйти на свежий воздух. Ему не пришлось долго уговаривать девушку. Она была готова уехать куда угодно из этого вертепа.
Они вышли на улицу. Стояла одна из тех прекрасных зимних ночей, какие иногда выдаются на севере: безветрие, умеренный морозец и яркие звезды в черном-черном небе.
— Арина! — начал Ульянов. — Помните, вы мне рассказывали про волшебный трактир на опушке Пулковского леса, куда по ночам заходят влюбленные?
— Конечно помню! — обрадовалась Арина. — Ведь это моя любимая легенда.
— А может быть это вовсе даже и не легенда! — Ульянов смотрел девушке прямо в глаза. — Хотите сейчас поедем туда?
— Конечно хочу, г-н Ульянов!
— Не называйте меня «г-н Ульянов», милая Арина. Зовите меня по имени. Меня зовут Владимир.
— Пока для меня естественнее называть вас — г-н Ульянов. Всему свое время.
— А когда наступит мое время? — не унимался Ульянов. — Может быть в воскресенье в опере вы назовете меня по имени?
— До воскресенья еще надо дожить, — очень серьезно сказала Арина.
— Что такое? — встревожился Ульянов. — У вас дурные предчувствия?
— Мне не нравится окружающее вас общество, г-н Ульянов.
— Мне оно самому не нравится.
— Я о другом… Вы давно знаете этого Романа?
— По правде говоря, нет. Но я знаю, что он студент-юрист, мой единомышленник, очень способный юноша.
— Мне он почему-то не понравился.
— Возможно, он не понравился вам, потому что вы встретили его в этом отвратительном месте, — предположил Ульянов.
— Не в этом дело, но дай бог, чтобы я ошибалась.
— Ариночка, сегодня такая чудесная ночь! Не будем мучиться сомнениями. Нас ждет волшебный трактир!..
… И вот запряженные резвой парой сани уже мчатся по пустынному ночному Забалканскому проспекту и через Московские ворота вывозят наших молодых людей за пределы великого города.
Бедная петербургская окраина… Непролазная тьма. На фоне черного-черного неба все-таки чернеют смутные очертания Пулковского леса… Отдаленный унылый вой волков и тревожные крики неведомых лесных птиц… Холодно, неуютно, страшно…
И только в одном месте, на обочине уходящей на Москву дороги, горит одинокий газовый фонарь, а под ним стоит дом. Там не то трактир, не то просто изба — издали не разобрать. Туда и несут сани Владимира Ульянова и его прекрасную возлюбленную.
— Вам сюда, господа! — вежливо говорит питерский извозчик. — «Охотничий трактир». Раз фонарь горит, знать будут вам там рады. Коль хочете, я вас здесь обожду. А нет, так тоже не беда. Рассветет — воротитесь в город запросто.
— Ты уверен? — спросил Ульянов.
— Да я это место як свои пять, сударь! — почти обиделся мужик. — Я ж родом из Пулково, из крестьян буду. Вот увидите, господа, будет вам в трактире том и жаровня, и постель. А як рассветет, будет тут полно извозчиков и прочего люду.
Молодые люди отпустили извозчика и приблизились к трактиру, который вблизи, при свете фонаря выглядел несколько старомодным, но очень ухоженным и добротным. Извозчик назвал трактир «Охотничим», но вывеска над массивной дубовой дверью давала иное название — «Пулковский лес».
