Дарен Кинг - Жираф Джим
— А я и не знал, что ты служил в армии.
— Я не служил. Я сдал все тесты на физическую подготовку, даже тот, где тебе привязывают к копытам мешки с песком и заставляют карабкаться на гору. А потом был медосмотр. Мне натерли бока чесноком, и у меня началось жуткое раздражение. Вот, собственно. Так меня и не взяли в армию.
— А как бы они тебя взяли? Где это видано, чтобы солдат не мог есть чеснок!
— Я лично не видел. И даже не слышал.
Я киваю. Все же приятно, что в чем-то мы с ним соглашаемся, пусть даже и в ерунде. Самое главное — что он здесь и что мы остаемся друзьями. Ну, знаете, как говорят. Всякое в жизни бывает, и вполне может так пол учиться, что твой друг-извращенец однажды спасет тебе жизнь.
— Ну чего, будем заказывать пиццу?
— Что-то не хочется.
— А чего хочется?
Джим ухмыляется.
— Чеснока.
— Но, Джим, у тебя же аллергия на чеснок.
— Я уже мертвый. Чего мне терять?
— Ну ладно. У меня есть банка чесночного супа. Пойдем на кухню, — говорю я и первым спускаюсь по лестнице. — Правда, есть одна маленькая проблема. Хозяйством у нас ведает Воздержанья, и я не знаю, где что лежит. Может, она вообще его выкинула, этот суп. Она ненавидит чесночный суп. Говорит, это единственное, что ее радует в том, что мы спим на разных кроватях. — Я захожу в кухню. — Кстати, Джим, а что ты думаешь по поводу разных кроватей? — говорю я, пытаясь поднять тему секса. Джим как-то не реагирует, и я продолжаю: — Как ты думаешь, может быть, нам с Воздержаньей надо спать вместе, в одной кровати?
— Это не мое дело.
Это совсем на него не похоже. Наверное, он просто голодный. Еда — это единственное, что интересует его больше секса. Еда и пиво.
— Джим, — говорю я, открывая кухонный шкаф. — Ты выше меня. Посмотри на верхней полке.
Он сует голову в подвесной шкафчик, всю голову целиком. Сбивает какие-то банки, и они с грохотом падают на разделочный стол.
— Видишь банку, на которой написано: «Чесночный суп»? Там еще есть картинка с миской горячего чесночного супа.
— Не вижу.
Иногда я задаюсь вопросом, а есть ли мозги в этой призрачной голове?
— Посмотри слева, — говорю я ему. — Теперь видишь?
— Нет.
— Справа?
— Нет, — говорит он. — Никакого чесночного супа. Гм.
— Поднять перископ. Банки могут стоять друг на друге, и она может быть в самом верху.
Он тянет шею.
— Ага, нашел.
— Давай сюда.
Он выныривает из шкафчика, склоняет шею и ставит банку на разделочный стол.
— Спасибо, Джим. — Я вынимаю из ящика открывашку для консервных банок. — У вас в джунглях есть консервы, Джим? Конечно, нет. Это было бы нелепо и странно, да? М-м-м, ты понюхай, какая вкуснятина. — Я выкидываю крышку в мусорное ведро и подношу открытую банку к носу призрачного жирафа. Глаза у него зеленеют. — Да, реакция налицо. Мне подогреть его в микроволновке или на плите, прямо в банке, как делали раньше?
— В микроволновке.
— Уже не терпится его попробовать?
— Нет. Я просто люблю смотреть, как оно крутится. Я переливаю суп в миску, ставлю миску в микроволновку и нажимаю на кнопку СТАРТ.
— Как мало надо жирафу для счастья.
Он молчит. Он наблюдает затем, как миска крутится в микроволновке.
— Сейчас его надо достать, чтобы перемешать. — Я достаю миску, перемешиваю суп и снова ставлю его в микроволновку.
— А можно сделать, чтобы крутилось быстрее?
— Можно, но для этого мне надо залезть туда и крутить диск вручную.
— Ты туда не поместишься.
— Это была шутка, Джим. Но смеяться не обязательно. Я не хочу, чтобы ты напрягался.
Он не слушает. Он наблюдает за супом. Смотрит как завороженный. Сейчас ему можно укоротить шею, раскрасить его в черно-белую полоску, обозвать его зеброй Джимом, и он ничего не заметит. Потом раздается тихое дзинь, и микроволновка автоматически отключается.
— А можно еще раз включить?
— Его нельзя перегревать, — объясняю я. — Тут очень тонкий букет ароматов.
— Откуда там взяться тонкому букету? Это же чесночный суп.
— Но в нем не только чеснок.
— А что еще?
— Ну, есть несколько разновидностей чеснока.
— Спек, чеснок — он и есть чеснок.
— По определению — да. Но есть несколько способов приготовления чеснока. Его можно тушить, жарить в масле, жарить на гриле. Потом, они все разные, головки. Разной формы, разных размеров. Дольки можно нарезать по-разному. А иногда их вообще не режут, а кладут целиком. Вот посмотри, — говорю я, показывая пальцем. — Видишь? Целая долька.
Джим воротит нос.
— И не вороти нос. Это невежливо, Джим. Если тебе не нравится, как я готовлю…
— Как это — ты?! Это же консервированный суп. Из банки.
— Да, но кто открыл банку? И выставил таймер на микроволновке?
— Это же проще простого. А по-настоящему ты ничего не готовил.
— Но мог бы. Всего-то и нужно, что очистить чеснок и измельчить его в миксере.
— А как же тонкий букет ароматов, несколько способов приготовления и прочее?
— В жопу, в жопу, — говорю я, выходя из образа. — Ладно. Что тебе дать? Ложку или вилку?
— Вилку.
— Ты уверен, что вилку? Суп может пролиться. Между зубчиками.
— Тогда ложку.
— А ты можешь держать ложку?
— Когда я голодный, я могу держать все.
Я ставлю миску на стол, открываю ящик и достаю вилку. Когда я оборачиваюсь, миска уже пуста. Джим ее вылизал подчистую.
— Ты что?! Съел весь чесночный суп?
— Какой чесночный суп?
— Этот. Который был в миске.
— Наверное, он испарился.
— Джим, чесночный суп не испаряется.
— Испаряется, Спек. Я своими глазами видел.
— Нет. Если бы он испарился, тут бы вся кухня пропахла чесноком.
Джим с шумом втягивает носом воздух, так что у меня даже волосы шевелятся.
— Чем-нибудь пахнет?
Он качает головой.
— Правильно. Потому что он не испарился. Это ты его съел. Просто ты очень упрямый и поэтому не признаешься. Хотя съел, и ладно, — говорю я, хитро прищурившись, потому что знаю что-то такое, чего он не знает. — Все равно это был твой суп.
— Правда?
— Ну, я все равно бы не стал его есть. Воздержанья мне не разрешает.
— Кстати, а где Воздержанья?
— Поехала к маме. На пару дней.
— Вы что, поругались?
— Мы никогда не ругаемся, — говорю я не без гордости. — Просто не умеем.
— Зря не ругаетесь. Тебе бы это пошло на пользу, — говорит Джим. — Обзывать друг друга всякими словами. Швыряться вещами, бить посуду.
— Знаешь, наш консультант по вопросам семьи и брака сказала нам то же самое. Хотя и другими словами. Она сказала, что не надо держать раздражение в себе. Надо давать ему выход. Я сказал, что она не права. И что жена полностью разделяет мое мнение в данном вопросе.
— Так где она?
— Кто, консультант по вопросам семьи и брака?
— Твоя жена.
— Я же сказал, она к маме поехала.
Джим кивает. И не просто кивает, а этак задумчиво, с пониманием, как будто имеет в виду, что мой брак на грани распада и жена уехала из дома лишь потому, что в доме нахожусь я.
— Что ты так на меня смотришь?
— Я знал, что этим все закончится, Спек. Вы с ней слишком разные. Она говорит «помидор», а ты вообще ничего не говоришь.
— И что это значит?
— Она тебя бросила. Ну, признай очевидный факт. Она забрала свой фаллоимитатор и ушла. От тебя.
— Но, Джим… — говорю я и умолкаю на полуслове. Нельзя говорить ему правду, что Воздержанья уехала к маме из-за моего вещего сна, который я выдумал. Потому что тогда мне придется рассказать ему о моем плане. Надо что-то придумать. — Я сейчас все объясню, — говорю я, что-то придумывая. — Ты, должно быть, заметил, что вся моя спальня завалена порножурналами. Это журналы одного моего приятеля. Он попросил меня присмотреть за ними, пока он проводит реорганизацию книжных полок.
— А я-то думал, откуда они у тебя. Она поэтому тебя бросила, из-за порножурналов?
— Она меня не бросила, Джим.
— А пиво откуда?
Я чешу нос, чтобы выиграть время.
— Я его выиграл в лотерею.
— А пицца?
— Э… ее принесли по ошибке. Курьер перепутал адрес. Поэтому я и убрал ее в шкаф. — Я вижу, что Джима не убеждают мои аргументы, и добавляю: — У них новый курьер. Не очень хороший.
— То есть она тебя бросила ради курьера из пиццерии. Ну и ее можно понять. Бесплатная пицца, и все такое.
— Повторяю в последний раз: Воздержанья меня не бросила. Я просто подумал, что ей лучше уехать на время, пока в доме творятся все эти странные странности.
— Какие странности?
— Порножурналы, пицца, жираф-призрак. Да, и еще пиво.
— А что странного в пиве, Спек? Да, согласен, если выпить его слишком много, все вокруг делается малость странным. Мерещится всякое. Вот выпил ты пива, лежишь в кровати, тебя немного мутит, а потом, словно по волшебству, твои туфли вдруг превращаются в унитаз.
