Стив Айлетт - Токсикология (Toxicology)
Всё это произошло, пока он спал. Словно проводные глаза в стенах стеклись к нему, как железные опилки к магниту. К чему прятаться от людей в столь беззащитном положении? Эта самоорганизующаяся насмешка отказала ему в охране.
”Что со мной случилось? – думал он. – Что теперь делать? Была же какая-то процедура?”
Он просканировал окно, и хмурое небо – капли дождя, стучащие по подоконнику, – это повергло его в меланхолию. Он посмотрел на будильник на прикроватном столике. Полдевятого, и стрелки спокойно двигаются дальше! Следующий поезд до офиса идёт в девять – чтобы на него успеть, придётся поторопиться. Его антенны клацнули, когда американский спутник “Вортекс” медленно проплыл в милях над головой. Раздался робкий стук в дверь.
– Менвит, – произнёс голос матери, – уже полдевятого. Тебе на поезд не пора?
Усанса испытал шок, когда в ответ услышал собственный голос – несомненно, его собственный голос, только снизу настойчивая электронная обработка, словно полутон, так что он не мог быть уверен, слышно ли его.
– Да, да, спасибо, мама, уже встаю. – Мать пошаркала прочь. – Собираюсь.
Однако он и не подумал открыть дверь и почувствовал, что благодарен себе за привычку запирать её на ночь, хотя это и пробуждает подозрения у соседей. Его текущие намерения – тихо встать и без помех одеться, съесть завтрак и только потом подумать, что тут можно сделать. Он помнил, что часто пробуждался от деспотичных снов с послевкусием страха и травли, которые после подъема оказывались чисто воображаемыми, и он нетерпеливо ждал момента, когда отпадут сегодняшние видения. Усилием осаждённой силы воли он изогнул тугую стеблесферу своих сяжек, протащив своё тело через матрас. Катясь, как декоративный астероид, он рухнул на пол со звуком, какой издаёт опрокидывающаяся урна. Должно быть, он вызвал тревогу, если не ужас, по ту сторону двери.
Менвит медленно перекатывался к своему мобильнику, дабы позвонить в офис и объяснить, что он сегодня опоздает, но обнаружил, что его старый цифровой шифратор А5 каким-то макаром изменился на менее надёжный А5Х. “Будет ли иметь значение то, что я сейчас говорил? – подумал он. – Всё, что передаётся, обнаружат – если кто-нибудь следит за мной, надо придумать какое-никакое оправдание. Может, я обсуждал вероятность что-нибудь нарушить или скрывал убеждение, что уже совершил проступок. Может ли ЭШЕЛОН анализировать мысли?”
– Менвит! – крикнула мать. – Что ты натворил? Тут к тебе пришли.
“Кто-нибудь из офиса”, – подумал он, застывая в неподвижности. Он пытался допустить, что такая штука может произойти с кем угодно. А вдруг существует вероятность ошибки в таких вопросах – но жук завяз.
– Менвит, тут полицейский констебль! Передатчики Усансы нервно подёргивались,
сяжки клацали друг о друга. “Надо было ожидать чего-то подобного”, – буркнул он сам себе. Он не позаботился сказать это голосом, достаточно громким, чтобы его услышали другие. По ту сторону двери его мать начала всхлипывать.
Потом дверь открылась, и вошёл мужчина, убирая крошечный ключ напряжения в карман. За ним стояла мать Усансы с распахнутым ртом – он всё-таки был хромовым кактусом передатчиков, в центре – угасающая личность, как пожатая ладонями булочка из переливчатого теста, – и тут она испустила вопль:
– Менвит! Как ты мог? – и бросилась прочь, оставив Усансу наедине с офицером.
И перед этим присутствием смелость окончательно покинула Усансу. Он превратился в свитое приспособление сверхъестественной вины и робких вопросов.
– Ты сам себе навредил, Укуса, – сказал мужчина, приближаясь к Усансе. Он наклонился и ухватил одну из сяжек, которая тут же искривилась, и гнул её, пока она не достигла подобия истинной.
Усанса слишком испугался, чтобы поправить ошибку офицера
– Мне разрешат их убрать?
– Убрать откуда? – сказал мужчина и навёл палец. – Ты считаешь, что в этом теле есть тёмный угол?
И, побуждаемый необходимостью, Усанса прорвался через Боксёра в компьютеры Харвест и Суперкрэй в Силкворте. Бегущий через систему, он обнаружил себя исключённым из программ Ультрапура, Велодрома, Тоталайзера, Мунпенни, Войскаста, Карнивора, Трояна, Транскрайбера, Трекуолкера, Сильверуида, Пушера, Ракеса, Хирдсмена, Уотсона, УотКолла, Холмса и Траутмена. Даже данные спутников “Вортекс”, “Челет” и “Магнум” были закрыты для него. Как выяснилось, это была односторонняя сделка.
– Покрытые полимером тефлона сенсорные зонды размером с песчинку взаимодействуют с системой твоих нервных реакций, – сказал мужчина. – Нечего скрывать, нечего бояться.
– Тогда почему я ощущаю себя атакованным? – удивился Усанса.
Но время шло, и он пришёл в норму под панорамными линзами. Его обида мерцала, как далёкая звезда на городском небе, потихоньку угасая. Он был заодно с Эджуэллом, Радлоу, Канберрой, Буде, Чиксэндзом, Челтенгемом, Писмором, Моулесвортом, Фелтуэллом и коммутационной станцией в Освестри. И когда потекли сигналы и сплелись механизмы закона, в сумеречном внутреннем сердце мусорной звезды угасла последняя искра его сознания.
Танцзал
Я снова зашёл в квартиру и обнаружил Гувера, бередящего веки регулятором утюга.
– Только что был у доктора. Ну же, вскрой меня! – Я сел за крутящийся стол и поднял ручку. – Я плохо нарисованная картина крепкого здоровья. У тебя бывает ощущение, что трусы не дают реального преимущества, Гувер?
– Часто, сэр. Ничем не могу помочь, кроме как наблюдать, как вы водите ручкой по бумаге.
– Смерть грозит, Гувер.
– Вот как, сэр? Кто в опасности?
– Мрачный Жнец, собственно говоря.
– Смерть грозит Мрачному Жнецу. Сэр более чем обычно исполнен находчивости.
В тот момент почтовый ящик хлопнул, как голубь, и Гувер принёс письмо от тёти Мейбл с приглашением к ней в деревню. Чтобы собрать деньги на реконструкцию, она выставила на аукцион аметистовую поросячью свинчатку, и от общества требовалась массовая явка. Что меня ошеломило – похоже, у меня и выбора-то собственно не было. Она жила там, ослеплённая украшениями и болезненными поздравлениями паразитов-священников.
– Думаю, я в полной мере распоряжаюсь собственными мыслями, чтобы отвергнуть предложение, – сказал я Гуверу. О чём я немного думал – что у меня наготове, безусловно, лакомое убийство.
На ужин я прибыл так поздно, что остальные гости уже начали разворачиваться вовсю.
– А вечерний приём пищи, – объявила тётя Мейбл, – бесполезен, кроме как в качестве источника экспериментальной движущей силы.
– Есть такое дело, тётя, – заметил я с сияющим видом, но она только скривила рожу, словно полоумная.
Потом она повернулась, обращаясь к собранию.
– Разрешите мне познакомить вас с представителем Келтегана Шарпа на земле – Келтеганом Шарпом.
Первый час противоречил всем моим предпочтениям. Меня знакомили с господами, дамами и хищными тётками, напялившими достаточно украшений, чтобы финансировать религию.
– Господин Стем.
– Ну вот, – простонал я, терзая его руку.
– Не надо меня целовать, – сказал джентльмен. – У меня простуда.
Лицо у Стема какое-то бессистемное. На его месте я бы спрятал его под бородой, но он предпочёл одни усы.
– Отец Брейнтри.
Пастор с метилированной философией выплыл вперёд.
– Может, вы сможете мне помочь, Отец, – сказал я. – Этот ваш “Ад”. Вроде бы огонь горит и горит, но проклятые никак в нём не гибнут, высовывают свои носы оттуда. Не слишком радостные вести для Всемогущего, правда? Мои вечные муки растут со скоростью прыщей, осмелюсь сказать – я хотел бы знать с определённой степенью точности, чего ожидать.
Островерхий и выдающийся, он пал жертвой слишком сильного отвращения для того, чтобы беседовать. Я же оказался лицом к лицу со строгим молодым очкариком с волосами, как острый конец навозных вил.
– Это Реджинальд Трейс из Донкастера, – сказала тётя Мейбл. – Что всё объясняет.
– Мой племянник Келтеган решил разориться на аукцион, – сказала она ему.
– Да, о тётиной поросячьей свинчатке говорит весь Лондон, а когда дело пахнет тупостью, пора уходить.
Тётю Мейбл отозвала очередная вкрадчивая карга, и Трейс тайно сообщил:
– Эти ваши отверстия приблизительно соответствуют человеческим ноздрям…
– Мои ноздри, да.
– Представляю, как жуки ползут оттуда в тёмный час. Не возражаете мне как-нибудь попозировать? Я художник. Я предлагал вашей тётушке выставить завтра на аукцион что-нибудь из моих работ. А, да, других вариантов нет, поскольку я участвую.
– Художник? Проказите с цветной грязью? Блик света достигает бессмертия на нарисованном яблоке рядом с ухмыляющейся девушкой, и что?
Но он уставился на меня, как человек на задании.
– Это мой слуга Гувер. Утверждает, что ни разу не видел голубей и торжества в мрачном прошлом. Нарисуйте его, если сможете. – Но едва я указал рукой, как Гувер растворился за дальней дверью. Я попробовал зайти с другой стороны. – Почему бы не съездить в пустыню Гоби? Они там рыскают по кустам в поисках такого таланта, как вы.
