Александр Коротенко - Осколки. 12 удивительных ситуаций

Ведется следствие.»

IX

Я чувствовал, что один единственный выпал из контекста Его воли. Я чувствовал себя почти счастливым. Я чувствовал себя свободным. Я мог все, а все что меня окружало, уже не властвовало надо мной.

В такие периоды я не мог спать от возбуждения. Я ел по необходимости. Я часами бродил по улицам между людьми и домами, созданными ими по Его воле. Я был невидимкой в этом мире. И в то же время я был единственной живой сущностью, гуляющей среди декораций театра – марионеток. Иногда в этом театре что-то ломалось, менялись лица, разыгрывались драмы или комедии, как бы пытаясь отвлечь меня от главного. Увести за собой в мир фантасмагории и снов. Все походило на гигантский механизм, запущенный тем, кто наблюдал за ним, как Босх на своих картинах.

Иногда я спрашивал себя, что произойдет, если Творец этого аттракциона умрет? А может, прав был Ницше, и Он уже давно умер?

Сколько времени мир просуществует по инерции без Него?

X

«…за последний месяц это пятое убийство. К версии о серийности подталкивает то, что все жертвы, женщины, были задушены. Скорее всего, преступления совершались одним человеком, возможно, психически нездоровым…»

XI

Вступая в этот поединок с Ним, я чувствовал, что силы неравны. Но в меня вселила уверенность надежда открыть человечеству глаза на природу мира. Его обманчивую сущность.

Вывести Его из себя. Заставить Его действовать против меня. Вступить со мной в честный и открытый поединок. Открыть, наконец, свою сущность в каком-нибудь явном проявлении. Но Он молчал. Он молчал, не замечая ни меня, ни моих действий, ни моих мыслей. Да, меня угнетало Его безразличие ко мне. Полное высокомерия безразличие. Безразличие, граничащее с абсолютным неведением о моем существовании. Так я блоха, пыль, плесень?! Так я ничто, пустое место?! Так меня нет?!

Я был в ярости. Ненависть спазмами душила меня. Ненависть, подстегиваемая безысходностью. Мое сознание крушило все на своем пути. Я рвал людей, Его творения, на части, я разрушал города и топил континенты, я выжигал на Земле все живое, а саму Землю кромсал метеоритными дождями, я расколол ее, в конце концов, как орех и выплеснул жидкое ядро в бездну, я разбивал планеты, как шары, кидая их друг в друга, я уничтожал все до чего могло дотянуться мое мышление. И стало темно.

Я остался один. Мир перестал существовать. Ничего больше не было. Существовал только я.

Существовали только я и мое одиночество. Понял ли кто-нибудь, что я делал для человечества? Я жертвовал собой, чтобы спасти мир людей, сделать их свободными и счастливыми. Ответа я не дождался.

XII

«… как он сообщил , уже установлено, что все убийства совершаются одним человеком с явными признаками серьезного психического расстройства. Имеются свидетели, которые утверждают…»

XIII

Временами мне вдруг становилось Его жаль. Мне казалось, что и Он бывает одинок. А если Он бессмертен, то неминуемо обречен на повторение каких-то действий, событий и все они рано или поздно делают Его бытие однообразным. Скука, тоска, одиночество.

Может, поэтому Он и создал мир, чтобы поразвлечься.

А может, Он чувствовал, что может умереть, и решил оставить себе памятник в виде человека, созданного по Его образу и подобию.

Или надеялся, что человек достигнет таких вершин развития, что сможет Его воскресить. Такие настроения жалости были редкими, но всегда сменялись чувством превосходства над Ним. Ведь жалел Его я, и в такие минуты я был сильнее Его. Однако благоразумие брало верх над сентиментальностью. Я понимал, что и это Его проделки. И здесь Он пытается мной манипулировать, направляя мое мышление по ложному пути и пытаясь вызвать жалость к себе. При этой мысли моя голова слегка закружилась, и тело стало наполняться энергетическими толчками от сердца. Да, я почувствовал, Он опять был разоблачен.

И, кроме того, Он маневрирует, Он защищается. Он боится?!

XIV

«… последние два месяца. И вот сегодня поступило сообщение сразу о трех случаях убийства с теми же характерными признаками…»

XV

Я пытался разглядеть Его сущность в момент гибели Его созданий. Я всматривался в их глаза, прикладывал ухо к их губам в момент смерти, но ничего не увидел. С таким же успехом я мог бы пытаться понять сущность движения карусели, разбирая лошадок, прикрепленных к ней. Это было бессмысленно. Я это понимал, и это бесило.

Я просто начал уничтожать этих лошадок на Его карусели. Столько, сколько мог. Пока однажды не понял, что Ему и на это наплевать.

От бессилия я плакал. Я оплакивал себя, свою муку и обреченность быть человеком, созданным Им. Я ненавидел Его за насмешку наделить меня разумом, чтобы понять свою ограниченность и Его могущество. Одухотворить плоть, чтобы она поклонялась творцу. Зачем?

Чтобы она понимала свою ничтожность. Зачем?

Зачем это издевательство? Зачем это бесцельное издевательство? Ради чего? Ведь все и так в Его власти. Что же Ему надо еще?

Зачем плоть наделять чувствительностью, а затем жечь огнем?

Зачем человека наделять свободой воли, а заставлять жить марионеткой, червем, пресмыкающимся? Он, этот человек, уже устал, настрадался. От отчаяния создал искусство – это восклицание к Нему с демонстрацией своей боли и прошение о помиловании. От отчаяния создал искусство, в основании которого дилемма – хочу и нельзя. Он пытается уловить хотя бы намек на Его волю и понять, чего от него хотят. Чего от него, этого жалкого куска плоти, ждут. Он готов на все, чтобы завоевать Его расположение. Только бы кончились эти бессмысленные мучения. Но все напрасно. Ответов нет и не будет. Самые отчаянные как будто посходили с ума. Разговаривают с предметами, ими же созданными, или сами с собой. Но все напрасно.

Ответа нет и не будет. А почему? А потому что за Ним первое Слово и последнее Слово.

Вот тогда-то я и решил, что последнее слово будет за мной. Он будет зависеть от меня. Мое решение будет последним и окончательным. Причем тогда, когда захочу этого Я.

Для этого мне пришлось уговорить знакомого хирурга. Подчеркиваю, я его уговорил, и все последующее было исключительно моим решением.

Хирург вначале категорически отказывался выполнить мою просьбу. Однако, мои доводы, давление и шантаж, положенные на деньги, вынудили его все же согласиться.

Операцию решено было проводить у меня дома. Она потребовала серьезной подготовки, связанной с закупкой необходимых инструментов и препаратов. Довольно много времени ушло на определение ключевого места на моем теле. В конце концов, остановились на затылке, чуть ниже линии волос. Мне пришлось вникнуть в строение своего тела для правильной разработки выключателя. Решено было за основу взять силикон, так как он лучше приживался, был более пластичным и на теле не бросался в глаза. В своего рода втулку из этого материала вкручивался стальной стержень с раскрывающимся ушком, внутренняя часть которого с одной стороны держала стальной нож.

Оставалось наиболее сложное – вмонтировать это устройство в затылок таким образом, чтобы ушко стержня захватывало спинной мозг, а другая часть выступала и крепилась на моем затылке.

Таким образом, когда Я захочу и Я решу, Я отсоединю конец стержня и потяну его наружу. В результате, металлическая часть легко перережет спинной мозг, и Я выключусь. Теперь Я сам смогу решить, как поступить, и решающее слово будет за Мной.

Впервые услышав мои доводы, хирург решил, что это равносильно самоубийству. Мои аргументы заставили его задуматься, а затем и согласиться со мной. Во-первых, я не собирался умирать, я собирался жить свободным человеком. Во-вторых, я не находился в состоянии депрессии или под сильным эмоциональным прессингом, никакие жизненные обстоятельства не загнали меня в угол, из которого один выход.

Я подробно объяснил ему мотивы и психологический статус больных суицидом. И мое абсолютное отличие от них.

Пусть доктор и не стал моим сторонником, но сказать что-либо против ему явно было нечего.

XVI

«По сообщению прокурора, за последнее время не было сообщений об убийствах, совершаемых маньяком. Следствие продолжается. …также имеются улики… …будет изобличен…

XVII

В тот день, когда я смог встать с кровати после операции, шел дождь. Я чувствовал сильнейшую слабость. У меня кружилась голова, но ощущение приближающейся победы позволили мне не обращать внимания на мелкие неудобства послеоперационного состояния.

Ситуация № 3. …И люди уходили из города

И люди уходили из города.

Почти организованной, молчаливой колонной они медленно двигались вверх по Главной улице города. За ними оставалась абсолютно свободная дорога и тротуары. Они напоминали первые ряды демонстрантов: стройные и ровные, но развернутые по команде «кругом» и движущиеся теперь назад. Масса людей была на удивление равномерной и плотной. Они не держались за руки, но их плечи соприкасались при ходьбе. По крайней мере, мне так казалось с того расстояния, на котором я находился.