Юрий Домбровский - Факультет ненужных вещей
Директор узнал об этой истории только через месяц, когда вернулся из срочной столичной командировки. Он вызвал Зыбина и хмуро сказал (а глаза все-таки смеялись):
– Ну, то, что вы казенные деньги без меня в землю зарыли, это черт с вами – «наука умеет много гитик», а что такое гитика, никто не знает, значит, и спроса нет. Ну, а если вам колхозники ваши ученые головы посшибают, тогда что? Я за вас, дураков, не ответчик!
Так и стояла яма посередине сада, пахла двадцатыми годами, и, проходя мимо нее, все плевались и поминали ученых.
...Корнилов загадочно посмотрел на Зыбина.
– А что мне их зарывать? – сказал он. – Что их зарывать, если их завтра же увезут в город?
– Это зачем же? – остановился Зыбин. – На студень, что ли?
– А затем, – ответил Корнилов с великолепной легкостью, – затем, дорогой, что Ветзооинститут у нас покупает костный материал. Так вот, завтра приедет директор с профессором Дубровским, он осмотрит все, заактирует, а затем переведет нам бобики в размере затрат. Но это завтра, завтра не сегодня, как ленивцы говорят. Это я вам так, для страха сказал, что сегодня.
Зыбин засмеялся.
– Не проходит, Володя. Фамилия подвела. Вам бы выбрать другого кого-нибудь. Профессор Дубровский месяц как арестован.
– Да это не тот, голуба моя, – ласково пропел Корнилов. – Тот историк, голуба, а это – ветеринар.
Зыбин посмотрел на Корнилова, хотел сказать что-то язвительное и вдруг осекся. Он вспомнил, что и правда Дубровских два и один из них, старший, как раз в Ветзооинституте ведает кафедрой зоологии.
– Нет, правда? – спросил он робко (коленки у него были желтые-прежелтые).
– Святая истина, – проникновенно ответил Корнилов. – Мы продали костный материал чистопородных линий скота III-IV веков. Еще не верите! Знаете что тогда? У Потапова висит натуральный Никола Мирликийский. Идемте – приложусь. Там и водка есть. Пойдемте.
Зыбин наклонился и стал резкими боковыми ударами ладоней отряхивать коленки. Корнилов стоял над ним и смотрел. Брюки Зыбина его больше не трогали.
– Вы гений, – решительно сказал наконец Зыбин, поднимая голову от своих теперь уже безнадежно замаранных темно-оливковых коленок. – Второй Остап Бендер. Выдумать такое... нет, точно гений!
– Не я, – скромно ответил Корнилов. – Я гений, я Остап Бендер, но мне принадлежит только общая идея, а воплощение ее... – он загадочно помолчал, – завтра вы сами увидите это воплощение. О, там бьют уже в рельсу. Каша готова! Идемте к Потапову. Я сказал: жди, притащу твоего ученого!
Комиссия нагрянула к концу следующего дня в двух машинах. В первой, трескучей, помятой, но известной всему городу «М-1» ехали директор и дед-столяр. Черт знает зачем везли сюда деда. Но он сидел, гордо курил и озирал окрестность. И по ту сторону, и по эту. Вид у него был трезвее трезвого.
«Орел», – подумал Зыбин.
Третьей в машине сидела высокая, очень красивая, похожая на индуску девушка с чистым, продолговатым, матовым лицом и черными блестящими волосами. Клара Фазулаевна, зав. отделом хранения. Она смотрела поверх машины и думала что-то совсем свое. А за «эмкой» шла еще машина – длинная, худая, желтая, стремительная, как гончая или борзая (в машинных марках Зыбин совсем не разбирался). В ней было только двое: высокий тощий старик в чесучовом костюме и полный немчик, белобрысый, нежно-веснушчатый, очкастый, в пробковом шлеме и с фотоаппаратом через плечо. Он и вел машину.
Музейная машина доехала до бугра, урча взобралась на него и остановилась, покачиваясь и порыкивая. Дед и директор соскочили. Клара осталась. Директор что-то спросил ее или сказал ей что-то (ткнул пальцем в палатки и фыркнул), но она в ответ только дернула плечиком. Оба археолога смотрели на них с вершины другого холма. Вокруг – кто с киркой, кто с лопатой – стояли рабочие. Сейчас раскапывали именно этот холм. Только теперь предполагалось, что это не цитадель, а могила вождя – курган.
– И опять полдня летят! И самые продуктивные, по холодку, – вздохнул Зыбин, смотря на дорогу. – Ну что ж, Володя, идите встречайте, а я пока сбегаю в лавочку. Раз уж деда привезли, без этого не обойдешься. – И он побежал вниз.
Корнилов секунду смотрел ему вслед, соображая, а потом крикнул:
– Но берите только водку! Шампанское есть, стоит в заводи.
– А это как же? – удивился Зыбин, останавливаясь.
– А вот так же, – отрезал Корнилов и покатился вниз.
Зыбин постоял, подумал, пожал плечами.
– С чего ж это он шампанского? – спросил он недоуменно. – Вечно чего-то он...
– А подвела, – радостно объяснил ему парень, что стоял рядом, – не приехала. Вот он и продал вам свои заготовки!
– Кто? Да ну, глупости! – резко отмахнулся Зыбин и пошел было вниз, но тут другой рабочий, Митрич, пожилой, степенный, которого бригадир Потапов втер в экспедицию (толку от него колхозу все равно было чуть), авторитетно подтвердил:
– Нет, приезжала, приезжала. Он с ней из города приехал. Машину там около реки оставили – она сама ее вела – и сразу оба к яме. Он: «Стойте, я вам покажу – вот, вот и вот!» – взял ее зонтик да ка-ак начал шуровать, она сразу и нос в платок: «Не надо, не надо, я и так вас поняла».
Все засмеялись. «А ведь не любят они Корнилова», – подумал Зыбин и сам не различил, приятно это ему или нет, во всяком случае в эту минуту он понял, что Корнилова можно и не любить.
– Ну а потом что? – спросил он.
– А потом они ко мне пришли. «Митрич, принимай гостей». Жена им яишенку с луком сварганила, а меня за коньяком послали. Я обратно шел, три яблока ей самых-самых, ну что ни на есть самых крупных сорвал, она даже перепугалась: «Ой, ой, какие, разве такие бывают?»
Зыбин взглянул на рабочих. Они слушали и ухмылялись.
– Да кто же она такая? – спросил Зыбин ошарашенно. – Откуда?
– Вот откуда она! – с удовольствием сказал Митрич. – Откуда – не знаю! Я ведь не прислушивался. Только я вот что понял. Она вроде где-то с вами встречалась. Или вы отдыхали вместе, или куда ездили.
– Я? Нет! – сказал Зыбин. – Этого не может быть.
– Нет, точно, точно, она вас знает, очень она интересовалась! Говорит: «Он меня теперь не узнает». А он говорит: «Узнает». Потом он сбегал, какие-то ей два черепа принес, козьи, что ли. Скатерть чистая, так он их прямо на нее! Жена ее потом в золе стирала. Потом они на речку вместе пошли... – Он помолчал и добавил: – Руки мыть!
Все дружно заржали.
– Ну ладно, Митрич, пошли, ты мне поможешь! Пока они там будут...
– А красивая, – сказал Митрич, идя за ним. – Полная! Волос желтый, лет двадцать пять, не больше! Прическа! Цепка! Часики!
Тучи разошлись, проглянуло солнце, и сразу стало очень жарко. Вообще лето было сухим. Дожди прошли только недавно – редкие, косые, мелкие дожди. Такие, если они пролетят где-нибудь около Москвы или Рязани, называются грибными. Но тут истомленная жаром земля принимала их жадно, раскрыто, всеми холмами и ложбинами предгорий, всеми гектарами бурых кашек и белых колокольчиков, пожухлыми листьями кустарников. Белые парашютики плавали в воздухе – отцвели одуванчики. Нежизненные нежные голубые цикории на высоких, узловатых, крепких и прямых, как веревки, стеблях выгорали и становились розовато-фарфоровыми, белыми, серыми, бесцветными. Зной дрожал, как жар над самоваром. Но вовсю заливались кузнечики. В непогодь они притихали, а в солнце выбирали самые что ни на есть сухие сожженные откосы, и все сотрясалось тогда от их стрекота, он был так убийственно ровен, что Зыбину казалось – не просто тишина, а мертвое безмолвие окружало его все эти месяцы. Но сейчас все вокруг было опять полно осколков – мелких, остро ранящих. Трава пела, стонала, стрекотала. Зыбин различал даже отдельные голоса. Кто-то отчетливо и жалобно просил: приди, приди, приди... А там, выслушав его до конца, отвечали отчетливо и сердито: нет, нет, нет! Проходя мимо зонтика, Зыбин увидел ее – зеленую, большеглазую, словно выкроенную из зелено-белого серебристого листа кукурузы кобылку. «Она? – подумал он. – Но ведь саранча не стрекочет, кажется...»
Директор с профессором Дубровским стояли посреди поляны. И Клара тоже стояла с ними.
– "Орошай вином желудок. Совершили круг созвездья. Тихо нежная цикада, притаясь, от жара стонет", – сказал Зыбин подходя и стиснул Кларе руку. – Стихотворение Алкея, перевод Вересаева, собрание сочинений, том девятый. Здравствуйте, товарищи!
– Нет, с вином мы, похоже, подождем, – жизнерадостно ответил директор, – мы пока с тобой и на квас не заработали. Значит, и орошать желудок нам вроде бы не с чего. Ну, здравствуй, здравствуй, хранитель! Вот за костями к тебе приехали.
Он говорил и смотрел ему в лицо добрыми смешливыми глазами.
– Но мы-то с вами, пожалуй, заработали, – сказала тихо Клара директору.
– Но мы-то с вами, – махнул рукой директор, – мы-то с вами, известно, – золото! Мы люди деловые, точные, с нами шутки плохи. Так, – он обернулся к профессору. – Вот представляю – Георгий Николаевич Зыбин. Читали, наверно, его статью в «Казахстанской правде» про библиотеку. Такой скандал там наделал! А по-нашему – хранитель древности. Руководитель всех работ. А это, хранитель, Николай Федорович Дубровский, наш покупатель из Ветзоо. Ну что – уступим ему твои мослы или нет?
