Маркос - Четвертая мировая война
— Это наше вчера или это наше завтра?
Уже в духе обсуждения серьезных вопросов и с удивительной для ее исполнившихся-четырех-лет-пошедшего-пятого-то-есть-шести последовательностью, Эва наконец выдает мне: «А мой подарок?». Слово «подарок» вызывает ту же реакцию и у Бето, Тоньиты и Эриберто, то есть все они начинают кричать: «А мой подарок?». Я в окружении, на грани самоубийства, но в этот момент появляется Ана Мария, которая так же, как и почти год назад в Сан-Кристобале, но при других обстоятельствах, спасает мне жизнь. Ана Мария несет большой-пребольшой кулек с конфетами. «Вот ваш подарок, который приготовил вам Суп», — говорит Ана Мария и смотрит на меня с видом «что-бы-вы-мужчины-делали-без-нас-женщин».
Пока дети договариваются, то есть дерутся по поводу разделения конфет, Ана Мария по-военному приветствует меня и сообщает:
— Докладываю: войска готовы к выступлению.
— Хорошо, — говорю, вешая пистолет на ремень, — выступаем, как обычно, на рассвете.
Ана Мария собирается уходить.
— Подожди, — говорю я и отдаю ей фото Сапаты.
— И это? — спрашивает, глядя на нее.
— Пригодится, — отвечаю я.
— Для чего? — настаивает она.
— Чтобы знать, куда мы идем, — отвечаю я, проверяя карабин. В небе маячит военный самолет…
— Ладно, не отчаивайтесь, я уже почти заканчиваю это «письмо писем». Но сначала мне нужно выпроводить отсюда детей…
И наконец, я отвечу на некоторые вопросы, которые наверняка у вас остались:
— Знаем ли мы, на что идем? Да.
— Знаем ли мы, что нас ждет? Да.
— Стоит ли? Да.
Кто из тех, кто может ответить «да» на три предыдущих вопроса, может остаться сложив руки и не чувствовать, что внутри что-то рвется?
Хорошо. Привет и цветок для этой нежной ярости, думаю, она этого заслуживает.
Из гор юго-востока Мексики
Субкоманданте Маркос
P.S. для писателей, аналитиков и народа в целом. Выдающиеся перья нашли в сапатистском движении немало интересного, но они исказили нашу суть — национальную борьбу. Для них мы остались деревенскими жителями, способными осознать наше «животное состояние» и все из него вытекающее, но неспособными, без «внешней» помощи, понять и сделать нашими такие концепции, как «народ», «родина», «мексика». Да, все с маленькой буквы, в духе этого серого времени. Согласно им, борясь за наши материальные нужды, мы были правы, но наша борьба за нужды духовные — это уже излишество. Будет понятным, если эти перья повернутся сейчас против нашего упрямства. Жаль, конечно, но кто-то должен быть последовательным, кто-то должен сказать «нет», кто-то должен повторить свое «Баста!», кто-то должен забыть о благоразумии, кто-то должен поднять достоинство и стыд выше жизни, кто-то должен… Ладно, я хотел только сказать им, этим выдающимся перьям, что мы понимаем их осуждение. В нашу защиту я могу сказать лишь следующее: ничего из всего, что мы сделали, не было сделано для того, чтобы вам понравиться, все что нами сказано и сделано, было сделано для того, чтобы нравиться нам самим, делаем это мы из нашего вкуса к борьбе, к жизни, к слову, к пути… Нам помогали хорошие люди всех социальных классов, всех рас, всех полов. Некоторые — чтобы облегчить свою совесть, другие — чтобы следовать моде, и большинство — по убеждению, из уверенности в том, что встретили нечто новое и хорошее. А мы, поскольку мы считаем себя людьми хорошими, прежде чем что-то сделать, мы всегда предупреждаем об этом, чтобы другие учли это, чтобы подготовились, чтобы мы не застали их врасплох. Я знаю, что это ставит нас в невыгодную ситуацию, но по сравнению с невыгодной ситуацией в технологии, мы тем более можем позволить себе не обращать внимания на потерю фактора неожиданности.
Хорошим людям я хотел сказать, чтобы оставались хорошими, чтобы не теряли веры, чтобы не позволяли скептицизму заключать их в сладкую тюрьму комформизма, чтобы продолжали искать, чтобы продолжали находить то, во что стоит верить, то, за что стоит бороться.
У нас были и замечательные враги. Перья, которые не ограничились осуждающими ярлыками или пустыми фразами, перья, которые искали сильные, серьезные и убедительные аргументы, чтобы атаковать, осудить и изолировать нас. Я читал прекрасные тексты, осуждающие сапатизм и защищающие режим, который должен платить, причем дорого, чтобы создать видимость того, что он кому-то нравится. Жаль, что в конце концов они встали на защиту дела бесполезного и напрасного, жаль, что они провалятся вместе с этим рушащимся зданием…
P.S., который на коне и с марьячи поет под окном одной бабушки серенаду на слова Педро Инфанте, под названием «Говорят, что я бабник», заканчивающуюся…
На дне любви моей сладкойОдна есть средь струн и ранЧто любит меня без оглядкиИ без тарарираранСтарушка моя прекраснаВо мгле моих лет пустыхИ сердцу ее подвластнаЛюбовь, коей нет в других.
Перед этой бабушкой каждый из нас — ребенок, с болью теряющийся вдали… Прощай, бабушка, уже иду. Уже заканчиваю, уже начинаю…
5/3/95
Портрет Супа
20 февраля 1995 г.
Приходят коммюнике. Выглядит все настолько в черном свете, что это уже начинает казаться кануном. Поражает цинизм, с которым отрицается очевидное — ставка на военное решение. А мы? Вот так, уже почти скребемся в небо. Это первое падение снизу вверх, я падаю.
Ладно. Привет и хорошо отточеного лезвия чтобы отскрести столько тумана.
Из гор юго-востока Мексики
Субкоманданте Маркос
P.S., описывающий 15 февраля 1995 г., шестой день нашего отступления (рекомендуется читать это каждый раз перед принятием пищи в качестве идеального диетического средства).
Ночью 15-го мы собрались пить мочу. Говорю «собрались», потому что сделать этого не удалось — всех начало рвать после первого глотка. Сначало было обсуждение. Хотя все мы согласились с тем, что каждый будет пить только свою собственную мочу, Камило уверял, что нужно подождать до утра, чтобы моча в наших флягах остыла и мы смогли бы ее выпить, представляя себе, что это освежающий напиток.
Защищая свою позицию, Камило использовал как аргумент то, что он слышал как-то по радио, будто воображение может все. Я с этим не согласился, предположив, что чем больше пройдет времени, тем больше будет вони, и еще заметил, что радио в последнее время не блистало своей объективностью. Мое второе «я» возразило, что отстаивание может помочь отделить аммиак, который осядет на дне. «Это из-за адреналина», — сказал я, удивляясь тому, что скептицизм на этот раз принадлежал мне, а не моему второму «я». Наконец мы решили сделать первый глоток все вместе одновременно и посмотреть что из этого получится. Не знаю, кто начал «концерт», но почти одновременно всех нас вырвало выпитым и невыпитым. Так мы и остались валяться, еще более обезвоженные, чем раньше. Как алкаши, воняющие мочой. Думаю, вид у нас при этом был не очень боевой. Через несколько часов, незадолго до восхода, неожиданно пошел дождь, который позволил нам справиться с жаждой и совсем никудышним настроением. С первыми лучами солнца мы продолжили путь. К вечеру шестого дня удалось добраться до окраины какой-то деревни. Камило отправился в деревню попросить какой-нибудь еды.
Вскоре он возвратился с куском холодной и жесткой жареной свинины, с которым мы прикончили на месте без особых осторожностей. Через несколько минут у всех начались схватки. Понос был незабываемым. Потом мы совершенно обессиленные разлеглись у подножья лесистого холма. Федеральный патруль прошел примерно в пятистах метрах от нас. Они не обнаружили нас только благодаря тому, что Господь велик. Дерьмом и мочой от нас разило на километры…
P.S., утверждающий наше восстание.
Они могут прислать сюда еще солдат. И в каждой нашей деревне будет как в Гуадалупе Тепейак, где на каждого жителя — взрослого или ребенка — приходится по десять солдат, на каждую лошадь — по танку и на каждую курицу — по бронетранспортеру. Пять тысяч солдат патрулируют опустевшее село и «защищают» свору отощавших псов и скотину, оставшуюся без присмотра. Сделайте это во всех округах, во всех хуторах, на всех ранчо. Переполните солдатами весь штат Чьяпас…
Несмотря ни на что и несмотря ни на кого, горы юго-востока Мексики останутся территорией восставшей против негодного правительства. Останутся сапатистской территорией.
И так будет всегда…
P.S., который объясняет и утверждает.
Тем, кто прервал диалог и возобновил войну, была не САНО. Это сделало правительство.
Тем, кто делал вид, что желает политического решения, а тем временем готовил предательский военный удар, была не САНО. Это сделало правительство.
