Дзиро Осараги - Возвращение
Тосики повернул в небольшую аллею, как ему и объяснил полицейский, и, пройдя некоторое расстояние вдоль живой изгороди, увидел табличку с именем, на которой было написано только «Усиги». Через живую изгородь у деревянных ворот был виден небольшой домик, покрытый грубыми оцинкованными досками, а перед ним небольшой возделанный огород. Когда Тосики вошёл внутрь, он увидел на крыльце дома мужчину крупного телосложения с полысевшей головой, который внимательно следил за ним. Похоже, что он в лёгком кимоно без накидки хаори сидел на веранде и, услышав, что открылись ворота, вышел навстречу.
— Это дом его превосходительства Усиги? — спросил Тосики.
— Усиги это я, — ответил он прямо, а затем слегка улыбнулся. — Однако слова «ваше превосходительство» в Японии больше не существуют. Лучше это тебе запомнить.
Тосисада Усиги не делал попытки вернуться в дом и продолжал стоять на крыльце. Выглядел он постаревшим и мягкими чертами лица совсем не напоминал бывшего военного. Чувствуя разницу поколений, Тосики с трудом продолжил разговор.
— Извините, пожалуйста, я пришёл поинтересоваться у вас… Не известен ли вам ваш коллега по военно-морским силам по имени Кёго Мория?
— Я его знаю, — ответил Тосисада. — Я получил от интересующего тебя Мория телеграмму, что он придёт навестить меня, и я его уже жду.
Подобный ответ был полной неожиданностью для Тосики.
— Значит, он вернулся в Японию?
— Похоже, что так. В телеграмме написано, что он придёт сюда. Если у тебя к Мория есть какое-либо дело, то можешь подождать. Возможно, он скоро придёт.
— Нет, — Тосики сразу заколебался.
— Дело в том, что меня только попросили посетить вас, а встречаться с ним у меня нет необходимости. В частности, меня просили выяснить, вернулся ли он в Японию и, если вернулся, то где проживает.
— Я с ним ещё не встречался. До вчерашней телеграммы я даже не знал, вернулся ли он, — тихим голосом сказал Тосисада, глядя на свой огород. Внезапно он замолчал, а затем продолжил:
— Честно говоря, я не с кем не хочу встречаться. Он самостоятельно послал телеграмму и навязал мне эту встречу, и теперь я должен сидеть и ждать его и никуда не могу выйти. Если у тебя есть к нему дело, напиши на своей визитной карточке. Я передам.
Тосики почувствовал, что тон разговора по какой-то причине резко изменился. Если раньше Усиги предлагал его подождать, то сейчас речь шла только о визитной карточке. Тосисада Усиги продолжал молча стоять, не говоря больше ни слова. Тосики заметил, что в тени бумажной двери на веранде стояла завёрнутая в большой японский платок почти двухлитровая бутылка, хотя он не мог определить, пустая она или чем-то наполнена. Кроме этого в доме ничего не было видно, комнаты выглядели совсем пустыми, и только весеннее полуденное солнце нещадно вторгалось внутрь через открытые окна.
Тосики достал свою визитную карточку и передал её Усиги.
— Вот моё имя. Я буду очень благодарен, если господин Мория сообщит свой адрес. Или может вы не возражаете, если я вас ещё раз побеспокою?
— В этом нет необходимости, — сказал Тосисада Усиги. — Мория, видимо, свяжется с тобой.
Саэко предупредила Тосики не упоминать её имя, если ему удастся переговорить с Тосисада Усиги, поэтому он решил не задерживаться здесь долго, опасаясь прихода Кёго Мория.
Выйдя за ворота, Тосики вновь оглянулся на покрытую красной ржавчиной оцинкованную крышу дома, и в его голове промелькнула самодовольная мысль об исковерканной жизни бывшего военно-морского адмирала, и с жестокостью ещё неопытного юнца, им овладело чувство собственного превосходства. Затем ему внезапно пришла одна идея, и он повернул назад и вновь вошёл в ворота. Усиги уже не стоял, а сидел на веранде своего дома, греясь на солнце, и по-прежнему его взгляд был устремлён на огород. Увидев Тосики, он с подозрением и вопросительно взглянул на него.
— Извините, — сказал Тосики своим характерным невозмутимым тоном, — вы не хотели бы сдать комнату студенту?
Тосисада Усиги сначала как будто не понял о чём идёт речь, а затем, глядя в лицо молодому человеку, улыбаясь, ответил:
— Нет, у меня нет таких намерений.
— Если у вас оно появится, прошу мне сообщить. Дело в том, что у многих студентов нет комнаты для занятий и они находятся в затруднительном положении.
Похоже, что Тосисада Усиги буквально воспринял эти слова.
— Неужели это, действительно, так? — И опустив голову, добавил: — Видимо, это так. Ведь столько домов сгорело, и создавшееся положение может вызвать только сожаление. Если такой случай представится, я тебе сообщу. Я сам подумываю о переезде в деревню.
— В этом случае прошу вас обязательно поставить меня в известность. Может, я оставлю ещё одну визитную карточку?
— Нет, в этом нет необходимости. Я скопирую ту, которую ты оставил для Мория.
Сказав это, он с мягкостью, свойственной пожилым людям, внимательно посмотрел на Тосики.
— Извини, сколько тебе лет?
— Двадцать три.
— В этом возрасте погиб мой сын. Я так и подумал, нет, я правильно определил.
После ухода Тосики Усиги продолжал сидеть без движения на веранде, глядя на свой огород, на котором оставались только остатки съеденного зимой шпината, листья и стебли которого разрослись до гигантских размеров.
— Сколько же лет прошло с тех пор, как мы с тобой вот так последний раз гуляли вдвоём?
Усиги, который шагал рядом с завёрнутой в большой платок бутылкой, на это только улыбнулся. Вокруг была такая тишина, что Кёго почудилось, что он услышал эхо собственного голоса, пришедшего откуда-то с территории храма. Кроме них здесь никого не было. Кёго, собственно, и не ожидал ответа от своего друга, ибо его слова представляли собой монолог или песню, исходящие из его груди. Окружающая природа держала его в своих ласковых объятиях, и он почувствовал, что нежнее японской природы ничего не существует.
Огромные старые криптомерии покрывали территорию храма Энкакудзи, и вместе с соснами они создавали своеобразную тёмно-зелёную ширму, за которой виднелась сакура с бледно-белыми лепестками своих распустившихся цветов. Кёго не ожидал, что сегодня впервые после более чем десятилетнего отсутствия увидит перед собой цветущую сакуру, но даже она казалась ему призрачной в своей бледной красоте.
— Насколько я помню, я никогда не получал удовольствия от любования цветами сакуры, разве только ночью, ибо кругом всё было покрыто пылью и заполнено толпами людей… Как всё отличается, когда любуешься ею в таком чистом, тихом окружении. Мне нравится этот храм, как ты говоришь, он называется — Энкакудзи?
— Да, Энкакудзи. — Усиги улыбнулся. — Ты знаешь, от нечего делать я начал читать книги о Камакура и многое узнал. Я мог бы стать гидом. Этот храм и Зал Света в храме Кэнтедзи самые прекрасные. Я тебе покажу его позже.
Кёго взглянул на двухэтажные ворота храма с их толстой соломенной крышей, которая высоко возвышалась среди криптомерий и сосен. Территория храма была аккуратно убрана, и посыпанные песком дорожки были тщательно разметены.
— Здесь есть монахи?
— Да, есть.
— Но они, наверное, не покидают храм?
— Они занимаются медитацией, собирают милостыню или пьют сакэ.
— Милостыню? Но кто в наши дни может им что-нибудь подать?
— Они идут в деревню. Если там монахов кормят, значит, дела там не так плохи.
— Ты сам похож на монаха. Особенно твоя голова!
— Я серьёзно думал пойти в монахи. Я многого не знаю об этом, но в прошлом многие отказывались от бренного мира и уходили из дома. Похоже, тогда было легко поступить в монастырь, но сейчас это вряд ли так.
Они стояли в тени и могли видеть, как поднимается воздух от нагретой солнцем поверхности земли. Тропа, ведущая к монашеским кельям, вместе со ступеньками была высечена в скале, и на ней были видны прилипшие после вчерашнего дождя лепестки цветов сливы.
Они остановились перед расположенным около тропы небольшим прудом, на поверхности которого отражалась цветущая рядом сакура, и наблюдали за лениво плавающими в нём сазанами.
— Я никогда раньше не замечал, что сакура настолько прекрасна.
— Я знаю места, где её цветы ещё более красивы.
Они поднимались по небольшому склону вдоль зарослей бамбука, которые были обвиты красными цветами камелии.
— Немного впереди находится могила «Безграмотного монаха», который был первым настоятелем этого храма. Она представляет собой простую кучу камней.
— Ты, действительно, хорошо всё знаешь, и из тебя мог бы получиться отличный гид. Но меня не интересуют слишком большие подробности из истории буддийских обрядов. Меня полностью удовлетворяет спокойная прогулка по территории храма в этот прекрасный весенний день. Я глубоко чувствую, что это настоящая японская весна, сонная и мягкая. Весна в Европе тоже прекрасна, но она другая.
