Виржини Депант - Трахни меня!
Она заходит в винный магазин — бутылки выставлены, словно обручальные кольца в ювелирном отделе. Полная продавщица любезно улыбается — она в отличном настроении. Золото почти на каждом пальце, тонко выщипанные брови и огромное вымя в жестком бюстгальтере. Наверное, ей легко дрочить парням своими титьками. Надин покупает виски и дорогое вино из ящиков, проложенных соломой.
Бабки лучше спустить, херово будет, если ее поймают с полными карманами. Она любезно болтает с продавщицей — та отвечает ей взаимностью.
Пока она пакует бутылки, рассуждая о прованских винах, Надин пытается представить себе, как та трахается. Любит ли соленые словечки, всегда ли ей хочется? Она похожа на порочную мещаночку. Жаль, если это ошибочное впечатление.
Они вежливо прощаются.
When I was a teenage whore, I gave you plenty baby, you wanted more…[21]
Кассета останавливается посреди песни, она достает плейер из кармана, чтобы перевернуть кассету. Слышит свист мальчишки: «Вот это плейер!» Она поднимает голову — у него хищная морда. Наглая улыбка, которая должна сводить с ума девчонок. Мальчишка ей нравится. Он подходит и спрашивает:
— Не сочти за наглость, а что слушает столь прелестная девушка?
Он разговаривает с ней как заправский уличный охотник, хотя ему явно еще ни разу не отсасывали. Она вынимает кассету, бормочет:
— Да так, ничего интересного, тебе нужен плейер?
Она сует устройство ему в руки и уходит. Он догоняет ее:
— Спасибо, потрясная штучка… Но вообще-то я хочу угостить тебя кофе.
Она отклоняет предложение, он смеется и говорит:
— Ну и хорошо, что отказалась, у меня нет денег даже на чашку кофе… Я слишком беден, чтобы иметь женщин. Вот в чем моя проблема.
Она возвращается в номер. У нее остался еще один плейер. Три остальных Маню завернула в банкноты, чтобы они не разбились при пересылке, и отослала знакомому парню, которому плеснули в лицо кислотой. Эта скаутская сторона ее натуры заражает Надин.
Глава пятнадцатая
Когда она входит в номер, Маню сидит на корточках в углу. На ней только туфли на шпильках, которые вонзаются в палас. Она внимательно глядит на кровь, текущую у нее между ног, и вертит задом, чтобы везде были потеки. Темно-красные пятна некоторое время остаются на поверхности — сверкающие пурпурные пузыри, — потом впитываются, растекаясь по светлому покрытию.
Надин присаживается напротив, разглядывает тонкую красную струйку, которая с перебоями брызгает из промежности. Иногда видны более темные лоскутки, похожие на сливки в молоке. Маню то и дело запускает в кровь руки, она уже перемазалась до самой груди. «Хорошо пахнет, мне нравится». Потом кричит, ткнув пальцем в груду газет:
— Мерзавцы, эти журналисты. Чушь. Принесла выпить? Отлично. Ты долго ходила, дылда… Я начинаю беситься, когда ты опаздываешь. Тебя не волнует, что я тут насвинячила? Из меня в первый день течет, как из сучки. Правда, в тот же день все и заканчивается. Когда я была девчонкой, то нарочно пачкала все, чтобы позлить мать. Она старой школы — на этом не прикалывается. Могла бы, так вообще месячные отменила. А меня это вставляет. Такое зрелище, блядь, залюбуешься.
— Наверное, твои дружки от этого тащатся?
— Ну, я шалила иногда, мазала кровью в сральнях. Потом заметила, что веселит это только меня. Ты испорченная и смотришь на вещи широко, вот я тебя и не стесняюсь. Но, когда у меня есть парень, из меня так не льет.
— Ничего удивительного.
Надин встает, не отводя глаз от темных пятен. Маню ложится на спину и дрыгает ногами. У нее на лобке довольно светлые волосы, и кровь хорошо видна.
В журналах, которые купила Надин, много рисунков, показывающих, как разбирать пушку, чтобы прочистить ее. Названа каждая деталь. Сидя лицом друг к другу на кроватях, они изучают оружие. Маню не оделась и оставляет кровавые следы там, где садится. Она рассказывает о перестрелках, которые видела в кино. И целится во все, что только есть в номере.
Словно у нее рука, подогнанная под оружие. Металл сливается с ладонью. Ну, разумеется. Только плечо слабовато.
Глава шестнадцатая
Солнце еще светит, хотя уже поздно. Маню, сидя на ящике пожарного крана, сообщает, что собирается научиться водить.
— Наверное, это здорово. Тем более нам-то на все наплевать — разобьем тачку, возьмем другую.
Надин пожимает плечами, говорит, что может ее научить. И добавляет:
— Но мне бы не хотелось ждать, вдавленной в металл, приезда спасателей.
— А как насчет врезаться в стену?
— Не устала еще? Тринадцатое через два дня, мне надо продержаться…
— Мне тоже. Но четырнадцатого можно попробовать и стену.
Они идут по городу, заходят на вокзал, потом бродят по пешеходной зоне, забредают в бар, чтобы сыграть партию в флиппер, пытают счастье в лотерее и решают, что им везет. Потом опять принимаются бродить. Городок небольшой и странно спланирован — они всегда выходят на одни и те же улицы, не понимая почему.
Сталкиваются с людьми, которые не обращают на них внимания. Сколько людей прогуливаются, как и они, пряча под одеждой свои грязные тайны. И поганые мысли, которые бродят в их головах.
Вдруг наступает ночь. Они идут мимо шикарного чайного салона — он еще открыт. Деревянные столики, блестящие стекла, сверкающая позолота. Место встречи будущих мамаш. В витрине множество смешных пирожных, цветных и угловатых или круглых, как фрукты.
Они заходят, потому что Маню понравилось местечко, выбирают десяток пирожных, которые Маню тут же начинает совать в рот, оглядываясь по сторонам. Бабушка с внуком отводят глаза в сторону. Пожилая дама стандартного вида с тщательно завитыми редкими белыми волосами. На ней строгое серое платье с V-образным вырезом. Полная достоинства. Глубокие морщины от крыльев носа к уголкам губ — явно не те, которые образуются у любителей посмеяться. Бледная, сморщенная кожа на шее.
Старуха пытается отвлечь внимание мальчугана, который не сводит с девиц взгляда — его буквально околдовала Маню, которая ест много и некрасиво. Когда она жует, видно, как смешиваются во рту цвета, поскольку она плохо закрывает рот. Она с удовольствием играет роль слона в кукольном домике.
Две продавщицы переглядываются, возмущенные и недоумевающие, они не привыкли, чтобы их заведение путали с обычным кафетерием.
Одна из них завитая шатенка. Розовую кожу щек подчеркивает тонкий слой пудры. Густые брови складываются домиком на лбу, придавая ей вид надзирательницы, готовой прочесть нотацию. Маленький ротик, розовые губки в тон блузке. Верхняя губа изящная, нижняя — чуть припухлая. Надин громко, чтобы услышали все, заявляет: «Выглядит как прирожденная соска».
Вторая девушка — более пышная, широкоплечая брюнетка. Очень белые, словно фарфоровые, зубы. На запястье несколько браслетов, серебряные кольца, которые тихо брякают, когда она убирает со стола. Приятный звук.
На обеих одинаковые розовые блузки с белым воротничком, без единого пятнышка и безупречно зашнурованные.
Надин заявляет, что не голодна. Не зная почему, она ощутила беспокойство, как только вошла в заведение. Открывается третий глаз, в голове мечутся дурные мысли. Среди этих декораций и людей она ощущает, что ее презирают, отталкивают. Она смотрит на себя их глазами и понимает, что вызывает жалость. Маню продолжает кокетничать с мальчуганом и ничего не замечает. Надин сжимает челюсти и смотрит в стол. Она не хочет срываться. Она забилась в глубину своей клетки, сжалась в углу, где ее пытаются поймать невидимые, слепые руки. Она ощущает их движения во мраке. Она уязвима и окаменела от ужаса. Надо обрубить руки, которые желают причинить ей зло. И она, как паучиха, ждет, вооружившись терпением.
Краем глаза она следит за официантками — те явно боятся. Эта мысль, словно по волшебству, снимает напряжение.
Обе девушки охвачены страхом. Они пытаются совладать с собой и вытирают стойку. Но они трясутся от страха.
Надин думает: «Эти мудилы, быть может, узнали нас и вызвали легавых».
Но сама особо в это не верит.
Просто что-то в ней и в Маню их тревожит.
Надин вдруг понимает, что ей приятно быть причиной страха.
Старуха встает, раздраженная заигрываниями Маню. Собирает вещи, надевает мальчику ботинки, идет к кассе, чтобы заплатить. Мальчишка куксится — ему уходить не хочется. Он хочет мороженого. Он спорит. Ему около пяти лет.
Надин вспоминает о газетах в номере и об убийцах детей. Думает о крупных заголовках и разговорах у стойки, когда убивают ребенка. Как это действует на людей? Даже ей трудно решиться на такое.
Исключить себя из мира людей, переступить черту. Стать хуже всех. Проложить бездну между собой и остальным миром. Надо решиться. Они хотят новостей на первую страницу — она может доставить им такое удовольствие.
