Винсент Килпастор - Школа Стукачей
Законов, запрещавших употреблять опиум и другие наркотики, тогда ещё не было, и подвоз "товара" был налажен совершенно открыто – через таможни США ежегодно ввозилось 102,5 тонн опиума.
Знаменитый русский учёный и путешественник Миклухо-Маклай во время поездок по Азии в Гонконге посетил опиумокурильню и, в порядке эксперимента над собой, попробовал курить опий. Свои ощущения он описал в очерке, опубликованном в России.
«Во время курения опия, – писал Миклухо-Маклай, – зрение и слух притупляются. Никаких видений, галлюцинаций и прочего в этом роде я не испытал. Деятельность мозга затухает, ход мыслей становится медленным и тяжёлым, память застывает, и, в конце концов, ты ни о чем не думаешь. После того как выкуришь достаточное количество опиума, ты впадаешь в состояние глубокого покоя: это состояние в высшей степени своеобразно. Появляется чувство полнейшего довольства – абсолютно ничего не желаешь, ни на что не обращаешь внимания, ни о чем не думаешь, не желаешь и становишься близок к тому, что теряешь собственное Я. Это чувство покоя и ничегонежелания столь притягательно и приятно, что хотелось бы никогда не выходить из этого состояния.»
Имели место случаи передозировки известных личностей, которые заканчивались весьма плачевно. По преданию, в 1037 году от этого погиб знаменитый арабский врач Авиценна (Ибн-Сина). Заболев дизентерией, он велел приготовить ученику лекарство, в которое тот по ошибке внес слишком большую дозу опия. Случаем передозировки лекарства объясняют и смерть Вольтера. Так, в одной из парижских газет в июне 1778 года было следующее сообщение: "Наконец старый философ и писатель господин Вольтер в субботу в 11 часов ночи скончался в результате своей неосмотрительности, приняв сразу слишком большую дозу опия".
***
Не один наркотик группы опиатов не может быть легализован никогда. Это единственное с чем не стоит заигрывать и экспериментировать. Можно быстро довыебываться. Курите траву, кушайте грибы, и возлюбите друг друга.
А я вторую половину той cказочной новогодней ночи буду помнить всю оставшуюся жизнь. Умирать буду – и то вспомню.Думаю и Стас тоже. И вне всякого сомнения Вероника и Глория. Хотя им пришлось довольствоваться только одной стороной случившейся революции. Такой вот вышел замечательный миклухо-маклай.
Помявшись немного, но всё-таки соблазнившись на рекламу Юриной жены, мы оцепили у Юры полграмма ханки – сырого опия. Мазок коричневого вонючего вещества на кусочке целлофана.
Поднимаясь к Глории в лифте девятиэтажки на проспекте Космонавтов,вытаращив глаза друг на друга, как направляющиеся на орбиту белка и Стрелка, мы со Стасом делим ханку на две части и тут же проглатываем.
Я сразу понимаю, почему из опия делают обезболивающее. Весь рот, язык, пищевод и верхняя треть желудка моментально немеют. Но это совсем не вызывает никакого дискомфорта. Наоборот, прикольно как-то. Только очень уж горько.
Первые пару раз, пока ваш организм свеж и не раздолбан дозой, это действительно приятно. Узбекские шаманы всегда пили ханку с чаем при сильном гриппе. Сходу снимает все симптомы. Лучше чем Терафлю какое нибудь или доктор Мом.
Состояние полной похуистичности и безпроблемности. Если бы сейчас вы вышли на трассу и вас бы снёс многотонный шестиосный грузовик-бетономешалка, вы бы, как ни в чем не бывало, встали, отряхнулись, подошли к водителю и сказали: «Ну, прости уж, братан, моя вина, зазевался я что-то, не осерчай!»
Но это не суть. Самое главное в жизни двадцатилетних самцов это, конечно же, секс. Когда дело дошло до секса, а это произошло довольно быстро, к счастью мы все понимали основную цель нашей маленькой вечеринки, когда дошло до секса, мы со Стасом быстро уразумели, почему так счастлива была Юрина жена.
Уже часа, наверное, полтора я жарю Веронику. Не нежно ебу, не трахаю, не совокупляюсь, не сношаюсь, не потрошу,а именно жарю, жарю, быстро, методично, жёстко жарю Веронику. За это время она кончила уже раза четыре. А я ни разу! Вот здорово!
И это не просто сухостой какой-нибудь как от виагры, нет! Все полтора часа у меня сильное ощущение, что я вот-вот кончу, ну вот ещё раз всажу и кончу, вот-вот сейчас!
Ан нет! Не кончаю, а все ябу, ябу-у-у! Переворачиваю её во все допустимые в приличном обществе стороны, и – огонь без предупреждения.
Впервые в жизни я начинаю тогда орать во время секса, до этого стеснялся, а тут стал вопить, рычать и кусать Веронику за узкие плечи. Принял «озверин».
А ещё одно дополнительное удобство, приобретенное с ханкой у ледащего Юры – никакой усталости или болезненных ощущений. Только вперёд!
В другой спальне происходит что-то подобное. Доносящиеся оттуда вопли необычайно красноречивы. Стас из-за всех сил борется с депрессией.
Иногда оттуда вырывается его победоносный львиный рык и скулёж совершенно обезумевшей от неожиданно свалившего на неё огромного твёрдого как сталь неутомимого счастья, Глории.
Её мочалит обожравшийся ханки, недавно перенёсший менингит хипповатый художник Стас.
Ещё через пару часов, когда отпрессованные, изьебанные до дыр, полуживые девчонки отрубаются, мы со Стасом встречаемся на веранде. Вальяжно, как и подобает уверенным в себе сибаритствующим половым гигантам, беседуем. Хандроз, кстати, в малых дозах слегка развязывает язык.
-Ты кончил хоть раз?
-Да ни хуя! А ты?
-Не, не удалось.
-Мы - сексимволы поколения! Вожди постельных революций! Повелители женских грёз!
-Теперь можно на состязания роботов-гитаристов, гитаристов, гитаристов!
После менингита у Стаса выработалось очень специфическое чувство юмора.
Оба чувствуем себя просто превосходно. Ни какой усталости. Свежесть раннего утра. Голова варит, энергия прёт - будто не было марафона у Витолса, битвы за Фазенду, мокрой вакханалии акта человеческого размножения. Мы открываем окно веранды и спаливаем сверху трубочку Юриной дряни. Не пропадать же добру. И потом надо узнать, как план ляжет сверху на опий.
Лег, как доктор прописал. Без сучка и без семечки.
Вкус сушняка во рту становится теперь сладковато-анашёвым. Я пытаюсь плюнуть вниз с девятого этажа Глории, но изо рта вылетает только свистящий шелест. Это меня смешит. Плевать, как и кончать стало абсолютно нечем.
А упрямому снегу под конец все же удалось переубедить ташкентский климат, и первое утро нового года встречает нас девственно-непорочной белизной. Белизна покрыла всё тонким слоем, скрыв трещинки, выбоины, канавы, и прочее несовершенство.
Мы идём подышать, и на искристом снегу остаются первые в этом году цепочки следов.
-Знаешь, я всё понял, когда я у Глории брал барре на пятом ладу сёння ночью.
-Что ты понял? Где клитор у баб расположен? Или что ещё открыл, более революционное?
-Более. Я пришёл к выводу, что все женщины в мире это разные инструменты. А мы пользуемся этим инструментарием, понимаешь? Вот например, есть женщины, как скрипка Страдивари...Как Танюшка моя...
В голосе Стаса снова мелькает грусть.
-Мастер на ней такую мелодию отыграет - слезой умоешься, а сволочь какая сухорукая возьмётся, так зубы могут разболеться от таких симфоний.
-Интересно. Давай развивать. Вот Глория тогда какой инструмент, по-твоему?
-Глория... Глория - это бляха-муха гвоздодёр какой-то... Так скакала на мне сегодня, думал, с корнем все там вырвет. Так что на разные случаи жизни, разные инструменты нужны. Если гвозди в полу торчат, со скрипочкой одной все ноги в кровь исколешь. Без гвоздодёра не обойтись. Но и у гвоздодёра задачи довольно узкоспециальные.
Я не совсем согласен со стасовой теорией инструментизации женщин. Но спорить, и даже просто открывать рот, мне лень. Опиум. От него мне насрать на теорию, Стаса, всех женщин на свете и даже на этот ослепительно белый, по внеземному красивый первый снег нового года.
***
...За две с половинной недели до Нового Года, когда мы уже стали терять интерес к операции, план Булки начинает работать. План под кодовым названием «Драп» входит в финальную стадию.
Пятеро из семи известных барыг промки уже работают на нас. Шестой, похоже, настолько напуган возможностью застрять на жилой, что прекращает движение совсем.
Седьмому, самому упрямому, Дядя просто оставляет на карточке автограф «Не выводить» и свой страшный, судьбоносный вензель. Я, как нарядчик, разумеется не могу ослушаться и «не вывожу».Пусть он теперь в шахматы играет на жилзоне. На сигареты. Или на баланду. Счастья ему.
Такового беспредельного количества анаши мой ТБ еще не видел. Тянет на Гиннесса. Промышленный пошёл оборот. Счёт и вправду идёт на килограммы. Вы себе представляете, сколько по объёму занимает кг мари ванны? Она ведь лёгкая, падла. Это космические объёмы. Веником надо подметать после развесочно-сортировочной стадии. Крысить могу теперь хоть гранёными стаканами, но зачем? Это ведь МОЙ - бизнес. Воровать у себя глупо.
