Утка, утка, Уолли - Роттер Гейб
Не бойтесь. Я пошутил.
Сью позвонила на следующий день после исчезновения Доктора. Когда я ей все рассказал, она страшно расстроилась. Хотя не то чтобы очень уж страшно. Похоже, ее вообще не волновало, что происходит со мной. А мне так хотелось сочувствия и поддержки. Я ведь немного требую, правда? Но хрен там. Сочувствием даже не пахло. У Сью неожиданно образовалась внеплановая работа. Барбаре Стрейзанд надо было срочно уехать на несколько дней в Лас-Вегас, и она искала сиделку-тире-массажистку для своей папийонки Сплетницы. То есть вечером Сью отбывала в Вегас на личном самолете звездной Барбары, и поэтому никак не могла помочь мне в поисках Доктора. Да, она очень любила Доктора. Но Барбара Стрейзанд, понятное дело, важнее.
Как я уже говорил, это были не самые приятные двое суток в моей жизни.
Под конец второго дня я уже начал всерьез опасаться, что схожу с ума. Где-то в семь вечера позвонил Джерри и застал меня в полном раздрае. Я лежал на полу в одних трусах и носках, держал на груди фотографию Доктора в рамочке и распевал дурным голосом «Кто выпустил пса из дома», только не бодро, а очень печально. Я был похож на потерпевшего кораблекрушение путешественника, который несколько месяцев дрейфовал на спасательной шлюпке в открытом море. На щеках — клочковатая щетина, волосы нечесаные и немытые. Я не помню, чтобы хоть что-нибудь ел за последние два дня.
Джерри звонил несколько раз, но не мог сообщить ничего утешительного. Я даже не стал отвечать на его последние три звонка. Но в конечном итоге ответил, когда он позвонил еще раз. Потому что подумал, что если этот ебучий телефон снова будет трезвонить у меня над ухом, тогда все, пиздец, я уже точно сойду с ума. Джерри спросил, есть ли какие-то новости, и я ответил ему — слабым, трагическом голосом, — что никаких новостей нет. Кажется, Джерри искренне огорчился. Предложил сходить куда-нибудь выпить, развеяться. На самом деле мне и самому хотелось куда-нибудь выйти. Тем более встретиться с Джерри. Чтобы доходчиво ему объяснить, что меня вовсе не интересует контракт с «Bionic Books». Да, мне хочется, чтобы мои книги печатались многотысячными тиражами и хорошо продавались (еще бы мне не хотелось!), но я не хочу и не буду превращать свои вещи в сладенькие и жеманные познавательно-дидактические материалы в стиле «Улицы Сезам», чтобы мамы и папы смогли разъяснить своим деткам, что в жизни бывают не только приятности, но и всякие разные бяки.
Ноя решил никуда не ходить, предпочтя унылую тишину своей одинокой берлоги какофонии голливудского бара. Джерри не стал меня уговаривать. Сказал, если я вдруг передумаю, он будет в «Комнате поцелуев» на Сансет.
Спустя пару часов, насквозь пропитавшись тоской и отчаянием, я решил, что мне все-таки надо выпить. Причем немедленно.
Это, в сущности, простое решение, как потом оказалось, изменило всю мою жизнь.
Но тогда я об этом еще не знал.
* * *Я позвонил Джерри, чтобы он объяснил мне, куда идти.
— А, Уолли! Все же решился?! Отлично, отлично! Тебе действительно надо выпить! Поднять настроение! Давай оторвемся по полной программе! Может быть, снимем девчонок. А что?! Я почему-то уверен, что твоя снежная королева тебе не дает. Да ладно, Моско, не обижайся. Я же все понимаю… Она что, сейчас рядом с тобой? Ну, вот видишь. Небось, покаты там изнываешь в тоске и печали один-одинешенек, она дрочит какому-нибудь далматинцу и даже не думает о тебе!
Судя по всему, Джерри пребывал в изрядном подпитии. Я уже начал жалеть о своем решении. Но ведь что самое поганое: Джерри был прав. В том, что касается Сью.
Минут через двадцать, совершенно убитый, я вошел в «Комнату поцелуев». Должно быть, когда-то это было действительно модное заведение. Но, как говорится, расцвет его славы давно миновал. Народу практически не было. Обстановка нисколько не располагала. Тесное, неуютное помещение с низким, давящим потолком. Сумрачное освещение. Диваны и стулья, обтянутые темно-красной кожей. Воздух, сизый от сигаретного дыма.
Джерри сидел у стойки в компании двух симпатичных блондиночек. Когда я вошел, он как раз обращался к бармену:
— Еще три яблочных мартини, капитан. И в этот раз налей водки побольше! Чтобы нам сразу стало хорошо!
Да, он был пьян. Определенно. И явно выдрючивался перед девочками. Играл на публику, как всегда. Красавец-бармен страдальчески закатил глаза и пошел делать коктейли. Блондинки, сидевшие рядом с Джерри (одна — с короткой взъерошенной стрижкой, вторая — с длинными волосами), одобрительно улыбнулись друг другу, соблазнительно раскачиваясь на высоких табуретах. Дерзкие шумные манеры дядюшки Джерри явно произвели впечатление на этих цып.
Я твердо решил: «Выпью пару стаканов, не больше, поставлю Джерри в известность, что с „Bionic Books“ у нас ничего не получится, и пойду домой». Я подошел к Джерри сзади и положил руку ему на плечо. Он обернулся ко мне:
— А! Уоллис Кью Москоу! Какие люди!
Я изобразил слабое подобие улыбки.
— Привет, Джерри.
— Милые дамы, позвольте представить вам моего гениального, не побоюсь этого слова, клиента, мистера Уоллиса Кью Москоу. Без точки после Кью.
Девушки обвели меня тем характерным лос-анджелесским взглядом (типа ну, да, ага), в котором отвращение, неприязнь и равнодушие смешивались в равных пропорциях, маскируясь при этом под вежливый интерес.
— Давай выпьем, Кью. — Джерри обратился к бармену: — Эй! Сэм Малон… две текилы. — Бармен, уже даже и не пытавшийся скрыть раздражение, пододвинул нам две большие стопки с текилой. Было вполне очевидно, что Джерри его задолбал. — А где лайм и соль, Сэмми? — Скрипя зубами, бармен аккуратно поставил перед нами солонку и блюдце с дольками лайма. Мне показалось, что он еле сдерживает себя, чтобы не перелезть через стойку и не оскорбить Джерри действием.
Мы с Джерри подняли стопки.
— За «Bionic Books»! — громогласно объявил Джерри. — И за их нового, самого успешного автора!
Он улыбался во все тридцать два зуба. Я замялся, но лишь на мгновение.
— Да, кстати, Джерри, по поводу…
Он опрокинул в себя текилу, проглотил с видимым усилием и впился зубами в дольку лайма.
— Уф! Хорррррроша гадость! Пей, Моско!
— Джерри, послушай…
— Пей!
И я выпил. А спустя пару минут выпил еще. И еще, и еще, и еще.
Кажется, я оприходовал стопок семь-восемь. Иными словами, ужрался в хлам. Помню, как я сидел, подперев подбородок ладонью, и тупо таращился в пространство невидящим взглядом. На стойке передо мной образовался живописный кладбищенский пейзаж из пустых стопарей и лаймовых корок. Джерри вовсю флиртовал со своими двумя блондинками, которые слушали его пьяный бред с откровенно скучающим видом. Помню, смотрел я на них и думал: «Суки, стервы. Как ни старайся, ты их не побьешь. Во всех смыслах слова». Мне показалось, что это блестящая мысль и что надо ее записать. Да вот хотя бы на салфетке. Но у меня не было ручки. Вот так всегда…
Собственно, ради того, чтобы добыть пресловутую ручку, я повернул голову влево и увидел ее. Она сидела за стойкой, буквально на расстоянии вытянутой руки. Нас разделяло лишь два пустых табурета.
Самая красивая девчонка на свете.
Я уставился на нее. Все смотрел, и смотрел, и смотрел. Но она меня не замечала. Или просто привыкла, что на нее все таращатся. Такая спокойная, невозмутимая. Холодная как лед. Холодная и в то же время горячая — как бенгальский огонь. Она вся буквально искрилась. У нее были волнистые волосы до плеч. Угольно-черные, с несколькими кислотно-розовыми прядями. Ярко-зеленые глаза, розовые губы идеальной формы. Красные сережки в форме звездочек. И офигительная фигура, затянутая в черную кожу. Мне почему-то представилось сиденье навороченного мотоцикла, на которое мне отчаянно хотелось сесть. Я в жизни не видел такой потрясающей, великолепной, сногсшибательной женщины. И еще: в ней было что-то до боли знакомое. Но я не мог понять что.
Она сидела, вертела в руках свой бокал, а я смотрел на нее, и внутри у меня разрасталась томительная, ноющая пустота. Одиночество за гранью отчаяния. Я хотел подойти к этой женщине, заговорить. Но не мог. Ведь у меня была девушка, которая меня любит… да?
