Джон Кинг - Человеческий панк

Билли расталкивает алкашей у входа на станцию Кэм-ден, мы идём за ним к эскалатору, Леон держит двери, и мы запрыгиваем в поезд до Лейстер Сквер, вагон битком. Мы с Дэйвом на Лейстер Сквер в первый раз, Билли говорит, что тут уйма дешёвых китайских ресторанчиков и мы найдём чего-нибудь поесть, пошатаемся вокруг, а потом направимся в Паддингтон. Мы не совсем из деревни, что такое Лейстер Сквер, мы в курсе. Мы покупаем билеты на последней станции и идём за ними, времени уже за одиннадцать, но на улицах всё равно движение. Дэйв отходит в переулок, снимает майку и пытается выжать ее досуха, как бельё после стирки.

— Да ладно, Дэйв, не мучайся, — говорит Билли.

Его мартена на пару размеров больше, чем у меня, и сильнее поношены, видно, что он постоянно в них ходит. У Тони место на Норт Стэнд[17], Билли и Леона он знает, потому что ходит в тот же паб, «Британию». Живут они где-то в Лондоне.

— Сколько у тебя получается зарабатывать в день на сборе вишни?

Я говорю ему.

— Не слишком много для такой работы. Нормально.

— Деньги везде, нужно только знать, как их достать. Есть люди, которые за обед в ресторане платят столько, сколько ты заработаешь за год.

Громадные здания нависают над нами, лица и узоры, вырезанные в красном камне, толпы туристов, запах варёного риса носится по улице. Везде еда, разные запахи переплетаются друг с другом, дома такого нет. У нас только забегаловки, фургончики с хот-догами, китайский магазин, ну и индийский тоже. В кинотеатрах тут несколько этажей, и вот я понимаю, что особенного в Лондоне. Даже не возраст его зданий, хотя в Слау всё новое, а их высота. У нас дома расползаются вширь, город жмётся к земле, так что видно небо и улицы продувает холодный ветер, а здесь бетонные стены, поднимаясь, закрывают солнечный свет. Даже наверху чёртового колеса здесь не заглянуть на некоторые крыши. Я всё жду, когда мы пойдем в тот китайский ресторан, про который говорили.

— Пойдём туда, — говорит Билли, сплёвывая в сторону двух обсыпанных перхотью студентов, которые идут навстречу. — Вот мудаки.

Он уводит нас с главной площади к галерее развлечений. Леон даёт нам немного денег и говорит пойти поиграть на одном из автоматов, и вообще они внезапно начинают обращаться с нами как с детьми. Мы спрашиваем, что такое, и как насчёт поесть, но они говорят не волноваться, всё по плану — сначала нужно достать денег, а потом уже заказывать музыку, ну, или королевских креветок. Мы играем минут пять, потом подваливают два парня. Выглядят они довольно по-пидорски и говорят странно, я ищу Билли и Леона, и вижу их в конце зала, они делают нам знаки. Парни, которые подошли, меня напрягают — спрашивают, где мы живём, не хотим ли мы пойти куда-нибудь поесть. Скоро нам это надоедает, и мы уже готовимся послать их на хуй, но появляется Билли. Они о чём-то болтают, рука одного из парней — у Билли на плече. Он напрягается, но гомик, кажется, не замечает, а второй всё улыбается Дэйву. Билли отходит в сторону вместе с ними, и я говорю Дэйву, что надо уходить. Что-то тут не то. Он, кажется, того же мнения. Фигня в том, что мы не знаем точно, где находимся — на какой-то там улице и так далее. Гомики отваливают, и вроде бы всё опять нормально.

— Так, парни, идём в Кенсингтон, — говорит Билли резко.

Я спрашиваю, зачем нам туда, и он говорит — чтобы достать денег. Я спрашиваю, как.

— А ты, блядь, как думаешь? Ты тупой, что ли?

— Хватит, Билли, — говорит Леон, поворачиваясь ко мне. — Слушайте, эти два парня уже друг с другом, так, и к тому же заразные. Так что ничего с вами не случится. Мы зайдём к ним, поболтаем, может выпьем, и они дадут нам денег. Всё просто. Они богатые, мы — нет. Мы побеседуем с ними, они дадут нам денег на расходы. Видел запонки у того, длинного? Каждая стоит не меньше двадцати фунтов. Вот так, парни. А потом мы будем жить долго и счастливо и нормально посидим в ресторане.

Вроде бы всё просто, но как-то странно. И возвращаться поздно к тому же неохота.

— Кенсингтон рядом с Паддингтоном, — говорит Билли. — По пути домой.

Тогда мы не успеем в китайский ресторанчик.

— Слушайте, да ничего такого тут нет. Ничего с вами не будет. Просто поговорим. Гомикам тоже иногда хочется пообщаться.

Билли смеётся. У него странные глаза. Может быть, Смайлз всё-таки прав. У меня мозги кипят от попыток сообразить, что к чему.

— Десять фунтов каждому сразу, и дольше чем на полчаса вас никто не задержит. Только поговорить. Давайте, парни, ничего особенного. И потом ещё по десятке, после того, как выпьем, и если всё будет нормально.

Двадцать фунтов — куча денег. На это можно купить восемь-девять альбомов, а стоят они недёшево. Билли даёт нам по десятке, а Леон ловит такси. Правильное стильное такси, чёрное, с кожаными сиденьями. Мы проезжаем по улицам, застроенным большими белыми зданиями с чёрными ограждениями на макушке, и останавливаемся у красного дома. Билли жмёт на кнопку звонка и говорит в стену. Я успеваю поздороваться, и дверь автоматически открывается. За ней зал с ковром на полу и вазой с розами. Мы заходим в лифт и со свистом взлетаем наверх. Леон задумчиво молчит, Билли стучит мартеном по стальной стенке. Лифт останавливается, мы видим одного из гомиков, он стоит в конце коридора у открытой двери. Заходим, длинный сидит на диване. Тихо играет какая-то музыка. Они старые и скучные, непонятно, о чём нам говорить, но если Леон не соврал, у них есть деньги — ну и ладно. Квартира шикарная, лучше не придумать. Я думаю о той девушке. Жалко, что это не ее квартира. Я представляю, как она приглашает меня в гости.

— Хотите выпить? — спрашивает один из голубых. Я прошу банку пива, он смеется.

— Ты ведь ещё слишком молодой, чтобы пить, — он улыбается. — Сколько тебе?

Я говорю — восемнадцать, он хмурится. Билли говорит, что нам по пятнадцать, просто мы хотим пива и подумали что здесь, как в баре, надо соврать, чтобы тебе налили. Гомик дает мне и Дэйву по банке. Оно тёплое и вкус дерьмовый, но я молчу. Мы сидим на стульях, пьём пиво, а Леон говорит с тем, который на диване. Я не слушаю, о чём. Десятка за обыкновенное сидение на стуле — легче работы не придумаешь. Я получал 4.95, когда целый день укладывал полки, а за вишню получается три фунта в день, и то если повезёт. Парни тоже ничего не делают, просто сидят. Один начинает улыбаться, пялится на меня и действует мне на нервы. Непонятно, что мы тут забыли. Дэйв молчит, выглядит неуклюже, я чувствую себя так же. Наверное, чего-то мы не просекаем из того, что происходит. Мы с Дэйвом иногда спорим, но держимся вместе. Мы друзья.

— Может, пойдёшь, перебросишься парой слов с Рэгом? — говорит Билли неожиданно вежливым тоном. — Вот он, в углу, у стола.

Я пожимаю плечами и отправляюсь в тот конец комнаты. Нам скоро уходить. Я пытаюсь придумать, о чём бы поговорить с этим гомиком, но у нас вряд ли найдутся общие интересы. С ним, наверное, надо о театрах и художественных выставках, а я люблю смотреть телек и слушать панк. Квартира огромная, везде светильники, картины на стенах. Уже подойдя к нему, я замечаю, что он вытащил член и дрочит. Я останавливаюсь, как приклеенный к полу, а он встаёт, хватает меня и тянет вперёд. Я ору, чтобы он отъебался и убрал руки.

— Что это с ним такое, — с появившейся в голосе злостью говорит второй, который сидит на диване с Леоном.

Меня держат. Меня щупают за яйца. Пытаюсь вырваться, но держат крепко.

— Ну не ломайся, мальчик. Я трахну тебя в зад, и тебе это понравится. Все вы, мальчики, этого хотите.

Я отвожу голову назад и бью его в лицо. Слышен хруст, такой же, как тогда из головы Батлера, из носа педрилы хлещет кровь. Он поднимает руки к лицу, я отступаю назад и готовлюсь дать ему по яйцам, но меня хватают за руки сзади. Слышу, как Дэйв кричит, чтобы меня отпустили. Это Билли схватил меня железной хваткой, пару секунд я вообще не могу двигаться. Он отталкивает меня и шагает вперёд. Со всей силы пинает педика по яйцам. Теперь вместо того, чтобы зажимать окровавленный нос, тот держится за разбитые всмятку яйца. Билли меняет позицию и бьёт его в лицо, стальные нашлёпки на носке втыкаются в уже расквашенный нос. Я вижу след от удара, рану до кости. Тошнит, но больше не от этого зрелища, а от того, что меня лапали. Пиздец.

— Мудила сраный, — орёт Билли, — ёбаный педофил, они ещё дети, а ты уже лезешь их трахать.

У меня едет крыша, я отшатываюсь назад. Меня всего трясёт, стою, держусь за стену. Я смотрю на второго, с которым разбирается Леон. Он валяется на ковре, а Леон пинает его по голове и рёбрам. Педик передо мной сплёвывает кровь и пытается защищаться, но Билли не даёт ему ни единого шанса. От удара в лицо его голова врезается в бетонную колонну. Кровь брызгает на стену. Потом Билли даёт ему упасть, но продолжает мочалить его, пока не выдыхается настолько, что уже не может бить. Тогда он расстёгивает ширинку и поливает безмолвного педика, смывая ему кровь с одной стороны лица.