Хьюберт Селби - Реквием по мечте
Не знаю почему, но мне всегда хотелось в Стамбул. Особенно — прокатиться туда на Восточном экспрессе. Может даже, с Турхан-беем или Сидни Гринстритом или с Питером Лорре. Блин, никак не могу его забыть. Помнишь его в «M»(«М» — фильм реж. ФрицаЛанга)? Мэрион кивнула. Мне всегда было интересно, каково это быть, ну, насильником детей. Не знаю как объяснить, но я всегда чувствовал что-то вроде жалости к этим чувакам, нет, мне и детей тоже жалко, но вот эти уроды… наверное, в этом что-то такое есть, это ж надо сначала уболтать ребенка пойти в какой-нибудь подвал, а потом заниматься с ним этим, боже… Интересно, о чем они вообще думают, ну, что у них в головах происходит? Наверное, тоскливо вот так просыпаться в одиночестве и знать, что ты это сделал… Господи. А в тюрьме все остальные заключенные ненавидят их, знаешь? Мэрион снова- кивнула. Они там как отверженные. Все их достают' а если кто-то из заключённых изобьет одного из них, то охранники закрывают на это глаза, даже если знают, кто это сделал. Они просто отворачиваются и идут в другую сторону, а в некоторых тюрьмах их еще и насилуют. Бля, это жестко. Я рад, что это не мой shtik, — он наклонился и посмотрел на Мэрион, его глаза едва не выпрыгивали из глазниц, его грудь вибрировала от учащенного сердцебиения, — я рад, что есть только мы, и никого и ничего больше, только мы, — он взял ее руки в свои и ласкал их, потом стал целовать кончики ее пальцев, потом ладони, потом крепко прижал их к губам, лаская их кончиком языка и глядя на нее снизу вверх, а она улыбалась ему губами, глазами, сердцем и всем своим существом: я люблю тебя, Гарри. Нас ждет много всякого хорошего, малышка, и мы покажем миру, кто мы такиe, я нутром это чувствую, буквально мозгом костей, что ничего такого, что мне не под силу, ничего, я сделаю тебя счастливейшей женщиной, и это не просто обещание, это факт, потому что я давно чувствую в себе нечто, что так и просится наружу, и ничто меня не остановит, и если ты хочешь луну, то считай, она уже твоя, я даже могу повернуть ее покрасивей, если хочешь. Мэрион держала его за руки и смотрела в глаза с любовью и нежностью. Я серьёзно говорю, я чувствую себя как Сирано, — и он вскочил, помахав рукой, словно в ней была шпага — где эти великаны и циклопы, я порублю их в капусту, и — раздался звонок, и Мэрион вскочила и побежала, смеясь, к двери: надеюсь, этот великан не слишком больших размеров. она открыла дверь, и в квартиру ввалился Тайрон. Гарри стоял в центре комнаты, размахивая воображаемой шпагой: и вот это называется великан? Защищайся! И он начал теснить Тайрона, который стоял, ихо всех сил стараясь держать глаза открытыми: мой отец был лучшим фехтовальщиком в Тель-Авиве, — и Гарри продолжал нападать, парировать, атаковать, потом упал на одно колено и нанес противнику смертельный удар: touch! Гарри поклонился, уперев руку в бок, и увел Тайрона в кухню. Мэрион хохотала. Эй, чувак, что с тобой такое? Со мной? Со мной ничего. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Отличный день. Знаменательный. День, который войдет в анналы истории как день, когда Гарри Голдфарб перевернул мир с ног на голову, день, когда я полностью и безнадежно влюблен и отдаю моей 130злюбленной свое белое перо, — и он снова низко поклонился, а Мэрион, сделав книксен, приняла «перо», а он упал на колени и поцеловал еепротянутую руку. Встаньте, сэр Гарольд, королевский рыцарь Подвязки, защитник страны, мой возлюбленный принц. Бля, я ж только спросил, че с ним такое, а вы тут мне целый спектакль закатили. Мэрион и Гарри хохотали, а Тайрон стоял, словно его поддерживали невидимые нити, грозившие оборваться в любой момент. Да вы ненормальные просто. Что с тобой, Тай, ты что-то бледно выглядишь, — хохотал Гарри. Разве это не ужасно? Закрой глаза, старик, ты истекаешь кровью, — Гарри снова зашелся громким смехом, и Мэрион хихикала, качая головой. О, чиерт. Я будто попал в какой-то сраный комикс. Гарри все не мог остановиться: смирись, друган. Тайрон развалился за столом и посмотрел на Мэрион. Малышка, ты чем этого кота накормила? Любовь, старина. Она накормила меня любовью. Наконец-то он нашел диету, которую искал всю жизнь. Разве ты не знаешь, что любовь заставляет крутиться нашу планетку? Мне пофигу мир, детка, я не о нем тревожусь, а о тебе. Гарри и Мэрион засмеялись, Тайрон выдавил из себя слабое подобие улыбки, и Гарри закружил Мэрион по кухне, обняв за талию, и нежнейше поцеловал в шею. Я, блин, всю ночь не спал и весь день, трахался, пока не почувствовал, что моя жопа стекает в мои ботинки, а тут ты со своей уродливой радостной рожей стоишь и трешь о том, что любовь крутит миром. Чиерт. Я готов хоть двадцать семь лет проспать. Тайрон хохотнул, Гарри с Мэрион рассмеялись, и она дала Тайрону капсулу декса, и он запил ее глотком кофе. Понятия не имею, зачем я здесь. Серьезно, ни малейшего. Если бы та киска не разбудила меня и не сказала, что обещала меня разбудить и выставить меня, кота, за дверь… Чиерт, я чуть под забором не уснул. Это сила любви, Тай, вот что это такое. Мы послали вибрации любви для того, чтобы твоя бледная, но симпатичная маленькая задница могла притащиться сюда и мы могли бы пойти и поднять денег, чтобы потом замутить партию того кайфа. И какое отношение имеет любовь к твоему желанию поскорее заполучить товар? Гарри заставил Мэрион перегнуться через его руку, будто в танго, и пропел голосом а-ля Расс Коламбо: ах, может, это безумие, но, по-моему, это любовь. Я лишь надеюсь дожить до того момента, когда эта срананая таблетка начнет действовать, пока вы двое окончательно не свели меня с ума. Она сраная, потому что я ее из задницы достал, заржал Гарри, и Мэрион засмеялась и покачала головой: о, Гарри, какая гадость. Тайрон на мгновение вытаращил глаза, посмотрев на Гарри с выражением шутливого недоумения на лице: кому-то надо пристрелить этого чувачка, не то его больно порежут, — и смех Тайрона влился в общее веселье, и они все сидели за столом, а когда Мэрион успокоилась, то снова наполнила их чашки свежим кофе и Гарри наконец сбавил обороты и решил отдышаться, и снова его зацепила мелодия, его сознание было поглощено музыкой и втянуто в нее, и он снова прикрыл глаза, покачивая головой и прищелкивая в такт пальцами, слушая. Чиерт, может, он и выглядит как придурок, но мне так нравится больше… Блин, щекотно же, — Мэрион засмеялась, и Тайрон продолжал хихикать, и Гарри посмотрел на него, изображая крутого: все ништяк, чувак, — и продолжил качать головой и пощелкивать пальцами. Тайрон Си Лав допил вторую чашку кофе, и его веки отказывались закрываться, он пил уже третью чашку кофе И, прикурив сигарету, откинулся на своем стуле. Офигенно, детка, — и тоже стал покачивать головой и щелкать в такт пальцами, тогда Гарри, слегка прикрыв глаза, протянул руку ладонью вверх, и Тайрон хлопнул по ней: бля, мы это сделаем, детка, — Гарри хлопнул по его ладони: агааааа. Мэрион прижалась к нему, он крепко обнял ее, и они вместе слушали музыку, чувствуя, как их переполняют силы, периодически поглядывая на часы в ожидании, когда наступит время, а время бежало быстро, чтобы шагнуть в новое измерение…
Первые день на диете закончился. Ну, почти закончился. Сара сидела в своем любимом кресле и тянула воду из стакана, концентрируя внимание на телешоу и стараясь игнорировать соблазнительный рокот холодильника. Это был уже десятый стакан воды. Она думала о потере веса. Она долила воды в стакан из стоявшего на столе кувшина, который заменил коробку шоколадных конфет. Если восемь стаканов — хорошо, то шестнадцать — в два раза лучше, так ведь, и тогда я, наверное, потеряю двадцать фунтов за одну неделю. Она посмотрела на стакан с водой и пожала плечами: если я не буду спать всю ночь, то выпью больше, чем шестнадцать. Она пила воду и думала о потере веса. Холодильник напоминал ей о маце, спрятанной на полке в шкафу. Не глядя на него, она попросила его не лезть не в свое дело. Какое тебе вообще дело до шкафа? Достаточно того, что ты напоминаешь мне о селедке, которая лежит в тебе, но маца — это уже слишком. Она отпила еще воды и, глядя в экран телевизора, постаралась не слушать голос холодильника, однако ему все-таки удавалось проникнуть сквозь слуховой барьер и сказатьей, что ее селедка, вкуснейшая, нежнейшая селедка в сметанном соусе, пропадет, если она не съест ее в ближайшее время, и что это просто позор, позволить такой замечательной селедке протухнуть. Послушай-ка, господин Любопытный Нос. Почему это ты так себя ведешь? Ведь это твоя работа, тeshиggene1". Это ты должен следить за тем, чтобы еда не протухла. Делай свою работу, и с селедкой ничего не случится, спасибо большое. Она отпила еще воды — худейхудейхудеЙхудеЙ.)Каль, у меня нет весов. Я могла бы взвеситься и посмотреть, сколько я уже потеряла. Хотя сейчас они бы сломались. Столько воды. Еще немного, и я поплыву. Передача закончилась, и Сара, поморгав, зевнула. Она было подумала посидеть еще и посмотреть вечернее шоу, но быстро передумала. Ее тело ныло и требовало сна. Тот еще был день. Ее волосы стали почти рыжими. Она глотнула еще воды — худейхудей. Анкета… А, ерунда. Она прошлась по ней, как кружащийся дервиш, простите за выражение. И еще яйца с грейпфрутами: одно, два, три — и салат, спасибо большое. Долгий выдался денек устала так, что сил только и осталось, чтобы добраться до кровати. Внезапно она вспомнила о холодильнике, если он попытается схватить меня, я ему врежу, и врежу не в tuchis. Она допила воду — худейхудей — zophticzophticzophtic. Она встала и прислушалась к переливам в животе: я прямо как аквариум какой-то. Она выключила телевизор, положила стакан с кувшином в мойку и с поднятым подбородком, горделиво прошла мимо холодильника, не отклоняясь ни вправо, ни влево и не спуская глаз с цели, зная, что она победила врага и что враг трясется от страха — послушайте, как он стучит зубами и громыхает костями, дрожа, — и вышла королевой, королевой телевидения, в свою опочивальню. Она медленно и с удовольствием легла и потянулась, благодаря Бога за такую роскошную постель. Ее поношенная ночная рубашка казалась такой мягкой, шелковистой и прохладной, ее мягкость, казалось, окутывала Сару, и чувство умиротворенности и радости нежно распространялось из ее живота по всему телу, словно рябь по поверхности пруда, легко пробежав по ее векам, когда она плавно опускал ась в приятный освежающий сон.