Филип Ридли - Крокодилия
— Да, пустяки. Просто пришло в голову.
И я потрогал черно-белую фотографию в кармане.
— Привет, мама, — я подкрепил приветствие сухим поцелуем.
— Доминик.
Она вошла, и ее взгляд заметался по дому, как встревоженная птица. Анна вышла из кухни, поцеловала родителей, провела в гостиную.
— Сто лет вас не видела.
— Ты знаешь наш адрес, — заметила мама.
Анна взглянула в мою сторону, округлила глаза.
Стив со вздохом уселся и уткнулся в газету.
— Прости, мама, что не заезжал к вам, — начал я. — Был страшно занят. Никак было не выбраться. Ну, ты все равно знаешь, как у нас дела.
— Сомневаюсь, что знаю. Расскажи-ка мне. А где мой внук?
— Я его приведу.
Анна вышла, облегченно вздохнув.
— Ну как добрались? Хорошо? — спросил я.
— Ну мне трудно отличить плохую поездку от хорошей. Мы не разбились и не видели ничего ужасного, что само по себе уже удача.
— Такой красивый сад, — произнес отец.
— Ну что ты понимаешь в садах, Сидней! Этот человек считает себя экспертам во всем, чем он никогда не занимался. Попроси его сделать ремонт в спальне и можешь ждать до самой смерти.
Отец опустил голову, словно черепашка, прячущаяся в свой панцирь.
Анна вернулась с Гарретом.
— Ну вот и он, — и усадила его маме на колени.
— Боже! Что у него с лицом!
— Упал с лестницы, — сказала Анна небрежно. — С ним все в порядке.
— Нет, мне так не кажется. Сидней! Может, посмотришь на своего внука? Ты только взгляни на его лицо. Где ты была, когда это случилась? Сидела, задрав ноги, я полагаю?
Самым страшным преступлением для женщины, считала мама, было безделье.
— Я готовила обед, когда это случилось.
— Я знала, что ты это скажешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты только посмотри на несчастного ребенка.
— Это была случайность!
— Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что ты полезла на ребенка с кулаками. Я знаю твой нрав. Тебе нельзя доверять детей.
— О Господи! Заткнись, мама!
— Ты только посмотри на его губу. Шрам останется на всю жизнь. А что говорит врач?
— Все заживет.
— Ну это мы посмотрим. Ох, бедняжка. Ты, наверное, бегал без присмотра по дому, пока мама сидела, задрав ноги.
— Я готовила обед, мама. Я тебе уже сказала.
— Открыть несколько банок — не означает приготовить обед. У меня двое детей, не забудь это, дорогуша. И ты одна из них. Я вырастила вас обоих в квартире, где было столько всяких ловушек, что там могли бы солдаты тренироваться, и, скажи, с вами хоть раз что-нибудь подобное случилось? Нет. Ни разу.
Анна собиралась ответить. Я видел, как ее губы изгибаются, готовясь что-то произнести, но она взяла себя в руки, глубоко вздохнула и умчалась на кухню. Стивен последовал за ней, звон посуды и стук дверец буфета заглушал их голоса.
— Я тут завел друзей. Очень хороших, — сообщил я маме.
— Вот как?
— Да, один живет в соседнем доме.
— Ну что ж, как раз самое время, что я еще могу сказать. По крайней мере, Анне не нужно смотреть, как ты тратишь время впустую.
— Я не трачу время впустую.
Мама взглянула на меня. Слегка нахмурилась.
— Ты как-то изменился, Доминик. Не могу сказать, в чем дело, но ты изменился.
— Нет. Вовсе не изменился.
— Что случилось с моим Домиником? С моим малышом?
— Что случилось с моей мамой? Мамой, которая рассказывала мне истории перед сном?
— Я никогда тебе ничего не рассказывала.
— Конечно, рассказывала. Я не мог заснуть, пока ты мне не расскажешь историю.
— Ну, не знаю, кто там заходил в твою комнату, но это точно была не я. Ах, любовь моя, — и она снова начала возиться с ребенком.
Обед был кошмарный. Стивен и отец не проронили ни слова. Мама говорила с ребенком, Анна смотрела так, словно придумывала ножу лучшее применение, чем резать картошку, а я торопился доесть свою порцию. Мне страшно хотелось уйти.
Как только с яблочным пирогом было покончено, я объявил:
— Пойду к соседу.
— Дом! — предупредила Анна.
— Всего на минутку. Обещаю.
Ее глаза предупредили: возвращайся скорее.
Билли открыл дверь, ухмыльнулся.
— Ну что, вернулись блудные родители?
— Там просто кошмар. Мне надо было тебя повидать.
— Я рад, что ты захотел меня увидеть.
Дом был зеленым, испещренным миллионом, миллионом крокодилов. Они карабкались по стенам и потолку. Самый большой тянулся от входной двери через всю прихожую и утыкался в стену над лестницей. Он был наверное футов тридцать в длину.
— Выглядит потрясающе, — сказал я.
— Каждый создает себе собственные джунгли.
Последнее из писем, которое я прочел, изменило мое отношение к Билли Кроу. Прежде я воспринимал его, как всемогущего шамана, неуязвимого наставника, теперь же понял всю уязвимость и тоску его хрупких зеленых глаз. Это не ослабило его власть надо мной, нисколько. Напротив, даже сделало ее крепче. Я хотел и обладать им, и защищать его. Многое в письмах по-прежнему меня беспокоило. Вещи, казавшиеся непонятными. То, что мне надо было спросить у него.
— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я это делал.
— Тогда не делай.
— Мне надо. Для моего собственного блага. Только один раз. Обещаю.
Он сел на один из черных деревянных стульев, машинально гладя себя по груди и животу.
— И в чем же дело? — улыбнулся он.
Я сел на соседний стул.
— Ты говорил мне, что когда ты переехал сюда, ты был с Дэвидом и его братом.
— Говорил.
— Дэвид и Тео, о которых ты писал в письме?
— Да, говорил. Слушай, я вправду не хотел бы…
— Но моя сестра видела их, Билли. Она мне говорила о вас троих, как только я переехал сюда. И она сказала, что…
— Что же она такое сказала, Доминик?
— Она сказала. Ну, во-первых, что они не были близнецами…
— А во-вторых?
— Что они оба одевались, как ты. — Я внимательно взглянул ему в глаза. — Ты об этом в своих письмах не упоминаешь. Напротив, из твоего описания Дэвида — и судя по той фотографии, которая у меня есть, он выглядит совершенно по-другому. Больше похож на меня, можно сказать.
Билли смутился на минуту, улыбнулся, вздохнул.
— Так ты хочешь нестись сломя голову? Узнать финал раньше, чем всю историю?
— Но мне надо.
— Тебе надо, вот как?
— Да. Мне кажется, ты мне не все говоришь.
— То, чего ты не знаешь, это как раз и важно. Хорошие истории всегда такие. История должна тебя полностью захватить.
— Но Билли…
Он протянул руку, погладил меня между ног.
— Хочешь услышать историю? — спросил он, расстегивая мне ширинку. — Рассказать тебе, какой должна быть история? — Он достал мой член и принялся яростно дрочить. — История должна крепко тебя схватить, увлечь с самого начала. — Он дрочил, нашептывая мне в ухо, иногда касался языком шеи. Я раздвинул ноги и откинулся на стуле. Я был беспомощен в его умелой хватке. Его дыхание было горячим и властным. — Она должна полностью тебя захватить. — Он оттянул кожу, обнажив красную пульсирующую головку. — Ты будешь хотеть все больше и больше. Она превратит тебя в беспомощного кролика. Ты живешь ради истории. Тебе нужна эта история и только она. — Он поцеловал меня, язык раскрыл мои губы, схлестнулся с моим языком. Свободной рукой он задрал мне рубашку и принялся щипать соски, пока они не напряглись. — Хорошая история начинает контролировать твою жизнь. Ты забываешь реальность, не знаешь, где ложь, где правда. Где твоя жизнь, а где эта история. У истории возникает своя собственная жизнь. Свое собственное тело… — Я почувствовал, как мой член спазматически дергается в его руке, мышцы живота сокращаются, позвоночник изгибается на деревянной спинке стула. — История заставит тебя все время хотеть узнать, что же произойдет дальше. Пока она не станет более важной, чем твоя жизнь, твоя собственная история. Ты слышишь меня? Тебе надо будет знать, что случится дальше. Как все закончится. Как надо ее будет кончить, кончить, кончить… — и тут моя сперма брызнула на паркет.
Билли поцеловал меня.
— О, я всем управляю, — сказал он. — На минуту я засомневался. Но я всем управляю. До безумия. Даже чувствую, что меня угнетает моя сила. — Он встал, прошелся по комнате. — Я нравлюсь тебе, Доминик?
— Не знаю, — признался я.
— А раньше знал. Интересно, что же изменилось? Интересно. Может, это мои крокодилы тебя напугали? В любом случае, я скоро уеду.
— Уедешь? — паника охватила меня. — Куда?
— Ну не могу же я здесь оставаться. Ничто не продолжается вечно.
— Но куда же ты поедешь?
— Куда-нибудь в другое место. Всюду более-менее одинаково.
— И когда?
— Довольно скоро. Достаточно скоро для нас обоих. Такие вещи должны происходить вовремя. Я всегда уезжаю очень быстро. Единственное, что я оставляю позади, это мои крокодилы. Мне не так много придется забирать. Разве что фотографии. Конечно, я возьму их. Как-нибудь ты проснешься, а меня уже нет. Как будто вообще никогда и не было. — Он улыбнулся. — А теперь можешь идти. У меня еще полно работы.
