Игорь Журавель - Музыка падших богов
Дождь льет, как из ведра, и я иду домой, насквозь промокший и мрачноватый. Раньше мне очень нравился ливень, я специально выскакивал под его струи из сухого убежища. Ведь только в первые несколько секунд дождь — неприятно, холодно и мокро. Затем промокаешь до нитки и неприятные ощущения исчезают, не оставив и следа, уступая место чему-то кардинально противоположному. Но прошли годы с тех пор, как я в последний раз наслаждался ливнем. Теперь мне он неприятен, и дело даже не в том, что неудобно курить. Просто дождливая погода однообразна до пошлости, она мне надоела, элементарно надоела.
Воспользоваться общественным транспортом я не могу, будь то наземная его разновидность, или подземная, без разницы. Средства к существованию иссякли, переместившись из моих карманов в небытие. Даже карточку на метро, предоставляющую право бесплатного проезда аж до конца месяца, я уж дня три как пропил. Это и вынуждает меня идти под струями постылого ливня ногами, пешком то есть. Конечно, можно стрельнуть денег у добрых людей, но не так уж и много людей в такую погоду на улицах, а уж людей добрых и подавно. Их, конечно, отыскать можно, но не люблю я этого, и искать, и просить денег. И я иду, ступая промокшими ступнями в грязных ботинках куда попало, иду, размышляя о Вуди Аллене и Вуди Харрельсоне.
Многие подумают, что я совсем крышей съехал. И неудивительно, какого черта человек, вымокший под дождем до нитки и всею душою жаждущий комфорта, будет размышлять о каких-то двух мужиках, которые имя свое, одно на двоих, заметьте, получили, видимо, в честь дятла, Вуди Вудпеккера, мультзвезды. И, тем не менее, мне просто покоя не дают два вопроса. Кто такой Вуди Аллен? Чем он отличается от Вуди Харрельсона?
Вроде бы не самый сложный вопрос, я без проблем ответил бы на него в другое время. Хоть я и не знаток кино, телевизор смотрю редко, а светскую хронику и вовсе обхожу вниманием, я знал это. Но сейчас вспомнить не могу, мозги болят безумно. Лезу в карман, и извлекаю недопитую банку пива. «Бля, — думаю, — как можно было забыть о пиве в кармане, что оно вообще там делает? А, вспомнил, я положил его туда, когда ходил поссать в отель „Харьков“. И забыл достать. На кой хрен я вообще баночное пиво купил? А, концерт был какой-то, другого не продавали». Извлекаю банку из кармана, пиво вмиг разбавляется дождевой водой, выпиваю образовавшийся коктейль залпом, дабы избежать дальнейшего разбавления. В мозгу проясняется. Вспоминаю, что Аллен, он такой старенький, в очках в каких-то порнокомедиях вроде снимался, Харрельсон, ну это я и раньше помнил, снимался в «Прирожденных убийцах» гениального Стоуна. Он вроде как помоложе. Неплохой актер, кстати. Может они братья? Нет, вряд ли. Не могут же в одной семье сразу двух детей в честь дятла назвать, это ж каким фанатом этого мультфильма надо быть. Но они, видно, друзья. Даже меняются женами на брудершафт. Потому что жена Харрельсона божественно готовит сливовый пирог, а благоверной Аллена нет равных в приготовлении омлета. Режим питания, и все такое. Во всем необходимо разнообразие. Постойте, при современной технике, учитывая, что в Голливуде без проблем можно загримировать кого угодно так, что мать родная не узнает… Страшно подумать, может Аллен на самом деле — Харрельсон, а Харрельсон, соответственно, наоборот?..
Я спотыкаюсь о какой-то мелкий предмет, это отвлекает меня от раздумий. В свете фонаря я вижу, что это книга одного посредственного харьковского поэта. Точно такую же один мой друг купил во Львове. В Харькове, насколько мне известно, такие не продаются. Интересно, зачем львовянам книги посредственных харьковских поэтов? У них что, своих посредственных поэтов мало? Или их книги у нас продаются? Мне вспоминается история, произошедшая с моим одноклассником еще в школьные годы. На одном из уроков, я во время его, видимо, как обычно, искал смысл жизни, или, что вероятнее, пьянствовал где-нибудь… Интересно, а почему он на уроках оказался? Мы ж обычно вместе пьянствовали. Ладно, не буду отвлекаться. Итак, на одном из уроков пацанов из моего класса погнали на погрузку старых учебников в кузов не менее старого грузовика. Естественно, с макулатурой мои школьные товарищи особо не церемонились, попросту говоря, кидали ее как попало. И вдруг к ним подошел какой-то араб, посмотрел на все это с грусть во взоре и пафосно изрек: «Как вы можете? Ведь это же книги».
Душа моя как-то успокаивается, я вспоминаю одного юродивого из метро. На вид это был самый обычный юродивый, он ходил по вагонам и просил милостыню, исполняя раз за разом одну и ту же песню, состоящую всего лишь из двух строк. Но это была лучшая песня из всех, что я когда-либо слышал. Видно, не нищий это был, а сам Бог спустился к людям, пытаясь донести им эти строки, которых большинство из них не восприняло. Я воспринял, но не запомнил. Было там что-то про океан любви, вот и все, что отложилось в памяти. А жаль. Черт побери, не зря я вспомнил эту песню! Это знак свыше. Вот мигающий огонек виден в окне подвала. Я подхожу, заглядываю и вижу трех людей у костра, я осознаю, что просто не могу не зайти к ним. Что я и делаю.
* * *Клуб собирается в этом подвале раз в две недели. По уговору, существующему между несколькими подпольными организациями, денег у коих, как правило, практически нет, а место проведение собраний коим в то же время необходимо, они собираются в подвале согласно уговору в определенные дни. Здесь в разное время, помимо моих новых знакомых, можно встретить различных сектантов, революционеров и черт знает кого еще. Между собой представители различных организаций практически не контактируют, не считая особых случаев, разумеется. Таких как посягательство на подвал посторонних. Тогда все они объединяются в единую силу и бьют врагов долго и больно, иногда даже до смерти.
Чертовски приятно наблюдать за этими задорными людьми. Пусть они немного напоминают врачей, к которым я отношусь неприязненно, так как считаю большую их часть нацистами. Пусть встретили они меня весьма мрачно и холодно и едва не выгнали обратно под дождь. Правда, когда Африкан огласил, что его филейная часть чувствует уместность моего присутствия, они приняли меня и даже напоили чифирем, но факт остается фактом. И, тем не менее, мне приятно находиться в их компании, приятно наблюдать за их работой. Вообще-то я не люблю смотреть, как другие работают. Наверное, потому что сам не терплю работать при посторонних. Но у любого правила есть исключения.
Замечательные все же ребята состоят в Клубе патологоанатомов-любителей. Их необычное хобби сопряжено с риском, ведь не так то и легко добыть пригодные для вскрывания трупы. Часто приходится раскапывать свежие могилы и воровать тела из моргов. Дела это уголовно наказуемые, что уже само по себе вызывает симпатию, ведь враги милиции — мои друзья.
Удовольствием было для меня наблюдать, каким огнем загорелись их глаза, когда Нос принес мешок с телом покойного наркомана. С каким воодушевлением Дмитрий, этот духовный лидер уникальной организации, подхватил мешок и побежал за вторым телом. С какой, удивительной для его тщедушного телосложения легкостью тащил он на своих плечах второй труп. Правду говорят, что своя ноша не тянет. Как утонченно орудовали эти ребята своими скальпелями, да они в искусство превратили процесс потрошения мертвеца, не меньше. С каким интересом они рассматривали внутренности. Я понял, что когда я сдохну и мой душеприказчик огласит завещание, там будет написано, что я завещаю свое тело Клубу патологоанатомов-любителей, и лишь после окончания их работы мои останки должны быть доставлены в крематорий. Я должен достойно распорядиться своим телом в завещании, неизвестно ведь, будет ли мне еще чем распоряжаться при его составлении. Ибо что может быть прекраснее, чем даже после своей смерти заставить глаза людей заблестеть.
Глава 8
«Как же прекрасно все это, все эти улицы и эти вывески, люди и лошади, мостовая и лужи на ней, — подумал Антон, — все-таки мой город — прекраснейший из городов империи, что бы там ни говорили. Да какое они право имеют так говорить?! Какие же они после этого харьковчане?!» Антон бывал и в столице, и в Киеве, и в Москве, но нигде душа его так не радовалась при созерцании окружающего. Осень… Как же любил Антон осень. Он попытался припомнить, что же писал об этом времени года его любимый поэт Александр Пушкин, но строки все никак не шли на ум.
«Нет, грешно в такой чудесный день не дать себе сполна насладиться всей прелестью пути», — решил Антон и велел извозчику остановиться. Расплатившись с ванькой, дальше он двинул пешком. Неспешно шагая по харьковским улицам и вглядываясь в лица прохожих, Антон чего-то искал, но сам не знал, чего именно. Остановившись на углу, он извлек из кармана трубку и принялся сосредоточенно ее набивать. Затем он закурил, расположившись на обочине. Там он простоял несколько минут, вдыхая табачный дым и прислушиваясь к звукам шарманки в руках расположившегося неподалеку шарманщика. И вдруг чья-то грязная ругань разрушила его покой. Обернувшись на вышеупомянутые звуки, Антон увидел пьяного в стельку гусара, вцепившегося в волосы какой-то барышни. Барышня плакала и вырывалась.
