Брет Эллис - Гламорама
— С кем?
— С девушкой, которую затрахали до смерти на столе в «Восходящем солнце».
— А, было дело. Но ты-то живешь с гребаной Хлое Бирнс, — говорит Дамьен почтительно. — Как тебе это удается, чувак? Открой тайну?
— Ну… гмм, да нет у меня от тебя никаких тайн!
— Да нет, идиот! — Дамьен швыряет в меня изюминку из мюслей. — Я имею в виду тайну твоего успеха у женщин.
— Гмм… никогда не делать им комплиментов? — вопросительно вякаю я.
— Что? — Дамьен наклоняется ко мне поближе.
— Если точнее, проявлять участие. Ну, если они спрашивают, как тебе их волосы, говори, что они чересчур осветлили их… или что все хорошо, только нос слегка широковат… — Пот течет у меня по спине. — Но знаешь, главное — не перестарайся… — я делаю вид, что задумываюсь на миг, — и тогда они твои.
— Господи Боже, — восхищается Дамьен, пихая в бок одного из горилл. — Ты слышал, что он сказал?
— Как поживает Элисон? — спрашиваю я.
— Черт побери, да ты ее видишь, пожалуй, чаще, чем я.
— Я бы не сказал.
— А что, разве нет, Вик?
— Ну, ты же знаешь, я с Хлое и, гмм, скорее всего нет, но как бы то ни было, ты себе в голову не бери.
После долгого ледяного молчания Дамьен изрекает:
— Почему ты не ешь свои мюсли?
— Сейчас буду, — говорю я, берясь за ложку. — Джей Ди, дай молока, пожалуйста.
— Ох уж эта Элисон, блин, — стонет Дамьен. — Все никак не могу понять, кто она — нимфоманка или просто сумасшедшая.
Кадр из памяти: в то время как Мистер Чау лижет Элисон ноги, она ухмыляется мне, пробивает дырочки в кокосе, перечисляет своих любимых актеров моложе двадцати четырех, включая тех, с кем она спала, опустошает бутылочки «Snapple» одну за другой.
— Может, и то и другое? — отваживаюсь предположить я.
— О черт, я люблю ее! Она — словно радуга. Она — словно цветок. О Боже, — стонет он. — У нее это чертово кольцо в пупке, и еще татуировки надо сводить лазером.
— Я… не знал, что у Элисон есть, гмм, кольцо в пупке.
— А откуда бы ты мог это знать? — спрашивает он.
— Да перестаньте вы, — встревает Джей Ди.
— Кроме того, до меня дошли слухи, что ты ищешь помещение под собственный клуб, — вздыхает Дамьен, глядя мне прямо в лицо. — Пожалуйста, скажи мне, что до меня дошли пустые, необоснованные слухи.
— Злонамеренные слухи, мой друг. У меня и мыслей нет о другом клубе, Дамьен. Сейчас я занят поиском подходящего сценария.
— Да, да, Виктор, я в курсе. Я знаю, что мы ждем большое количество прессы, и, что греха таить, твое имя помогает…
— Спасибо, чувак.
— …но я также не могу отрицать того факта, что если ты используешь нас в качестве — есть одно хорошее выражение, как это? — ах да! — в качестве ступеньки на пути к славе, потом бросишь нас, как только этот клуб окупится, а затем на волне успеха откроешь собственный…
— Дамьен, погоди минутку, это не такой простой вопрос, погоди минутку…
— Оставив меня и нескольких инвесторов, в числе которых ряд зубных врачей из Брентвуда, один из которых, кстати, практически овощ, вложивших большие бабки в этот…
— Дамьен, чувак, кто мне даст столько денег?
— Не знаю. Может, япошки? — Он пожимает плечами. — Или какая-нибудь кинозвезда? Или богатый педик, который нацелился на твою задницу?
— Короче говоря, Дамьен, все это для меня большая новость, и я постараюсь выяснить, кто это старательно распускает подобные слухи.
— Позволь мне заранее выразить тебе глубокую признательность.
— Я просто хочу вернуть улыбку на лицо клубной жизни.
— Мне пора играть в гольф, — говорит безучастно Дамьен, глядя на часы. — Затем у меня ленч в «Fashion Cafй» с Кристи Терлингтон; про нее, кстати, в последнем номере «Top Model» написали, что уж эта «продастся в последнюю очередь». В «Fashion Cafй» есть, кстати, виртуальная Кристи — советую тебе посмотреть. Они называют это «говорящим манекеном». Она говорит всякие фразы, типа: «Я надеюсь вскоре увидеть вас снова — возможно, лично», кроме того, она цитирует Сомерсета Моэма, обсуждает политическую ситуацию в Сальвадоре, а также свой контракт с Kellogg. Я знаю, что ты думаешь по этому поводу, но у нее это классно выходит.
Дамьен наконец встает, и гориллы следуют его примеру.
— Собираешься сегодня на какой-нибудь показ? — спрашиваю я, — или у тебя в планах еще один суд над Готти?[27]
— А что, разве его снова судят? — Тут до Дамьена доходит. — А ты у нас, однако, шутник. Только шутки у тебя не смешные.
— Спасибо.
— Да, я пойду на показы. Идет «неделя моды», что еще можно делать в это время? — вздыхает Дамьен. — А ты где-то выступаешь?
— Ага, у Тодда Олдема. Один из парней, которые следуют за моделями, когда те выходят на подиум. Знаешь, это что-то вроде темы: «За каждой женщиной…»
— Вьется какой-нибудь хорек? Смешно! — Дамьен потягивается. — Звучит просто офигительно. Ну и как, ты готов?
— Будь спокоен, чувак! Я — скала, я — остров.[28]
— Кто бы стал с этим спорить?
— В этом я весь, Дамьен.
— Уже завязал с ОРР?
— Ты же меня знаешь.
— Ты сумасшедший, — усмехается Дамьен.
— Главное ясность, зайка. Абсолютная ясность.
— Хотел бы я знать, Виктор, что ты имеешь в виду под этим.
— Всего лишь три слова, мой друг: Прада, Прада и ничего кроме Прады.
26
В одном маленьком квартальчике в Трайбека[29] — из тех, что «вот-вот войдут в моду» — вверх по пролету не особенно крутой лестницы и через темный коридор: длинная гранитная стойка бара, стены, украшенные канделябрами из металла, похожими на обломки автокатастрофы, не особенно большой танцпол, десяток видеомониторов, небольшая ниша, которая легко превращается в будку диджея, комнатка сбоку просто взывает, чтобы превратить ее в VIP-зал, зеркальные шары свисают с высокого потолка. Иными словами — фундаменталистский подход. Ты видишь мигающий свет, и тебе кажется, что ты и есть этот свет.
— Ах, — вздыхаю я, обводя взглядом помещение. — Клубная сцена.
— Ну да! — Джей Ди нервно следует за мной по пятам, при этом оба мы прихлебываем из купленных им бутылок диетического «Snapple» со вкусом дыни и лесных ягод.
— Есть в этом какая-то красота, Джей Ди, — говорю я. — Ну признай же это, гомик противный. Признай!
— Виктор, я…
— Я знаю, что ты падаешь в обморок уже от одного моего мужественного запаха.
— Виктор, только не нужно привязываться к этому месту, — предостерегает Джей Ди. — Ты же знаешь, что клуб этот будет жить недолго, что в клубном бизнесе вообще все меняется крайне стремительно.
— Это ты будешь жить недолго, — говорю я, проводя рукой по холодному граниту стойки.
— Ты вкладываешь в него массу энергии, а затем все те люди, которые делали это место красивым и интересным, — не надо ржать, прошу тебя! — уходят куда-нибудь в другое место.
Я зеваю.
— Звучит точь-в-точь как история гомосексуальной связи.
— Извини, дорогуша, мы немного заблудились!
Это говорит Уэверли Спиэр, наш дизайнер по интерьерам, вылитая Паркер Поузи. Она явилась в темных очках, в обтягивающем брючном костюме, шерстяном берете, а за ней по следам плетется парочка: какая-то рэпперша жуткого вида и рокер-нытик в футболке с надписью «Я — КОРОЛЬ ЕБЛИ».
— Почему опоздала, зайка?
— Я заблудилась в вестибюле Paramount, — говорит Уэверли. — Я пошла по лестнице вверх, вместо того чтобы пойти по лестнице вниз.
— А…
— Плюс, ну, в общем… — она роется в своей черной сумочке от Todd Oldham, усеянной граненым хрусталем, — Харли Томпсон в городе.
— Продолжай.
— Харли Томпсон в городе.
— Но разве он не должен сейчас находиться на съемках продолжения «Sun City 2»? Я имею в виду «Sun City 3», — спрашиваю я, слегка негодуя. — В Финиксе?[30]
Уэверли отделяется от сопровождающих ее зомби и уволакивает меня в сторонку от Джей Ди.
— Харли Томпсон, Виктор, находится в Paramount, в номере люкс, где обычно останавливается Селин Дион, и пытается, как это, уговорить кое-кого сделать это без презерватива.
— Так Харли Томпсон не в Финиксе?
— Об этом знают уже несколько человек, — резко переходит она на шепот. — Но никто не знает, почему он здесь.
— А в этой комнате кто об этом знает? Только не говори мне, что один из этих кретинов, которых ты притащила с собой.
— Попробуем выразиться следующим образом: Шерри Гибсон некоторое время не сможет больше сниматься в «Вечеринках на пляже».
Уэверли жадно затягивается сигаретой.
— Шерри Гибсон, Харли Томпсон — кажется, я улавливаю связь. Друзья, любовники, большой пиар.
— Он подсел на крэк так мощно, что ему пришлось покинуть съемочную площадку после того, как он ударил Шерри Гибсон прямо по лицу, и теперь он поселился в Paramount под именем Кэрри Фишера.
