Чак Паланик - Дневник
— Прости, Питер. Кажется, повезло тебе.
А Питер поднял картину, заключенную в рамку и доведенную до ума. С подписью Мисти внизу.
С подписью твоей будущей жены внизу. С ее буржуазной душонкой.
Твоя будущая жена уже потянулась за кровавым пятнышком красных искр.
— Угу, — отозвался Питер. — Сраный я везунчик.
И, продолжая истекать кровью, зажав ухо в ладони, в крови, текущей по руке и каплющей с выпяченного локтя, друг Питера отступил на пару шагов. Другой рукой дотянулся до двери. Он кивнул на сережку и сказал:
— Оставьте себе. Свадебный подарок, — и исчез.
9 июля
ЭТИМ ВЕЧЕРОМ Мисти укладывает твою дочь в постель, а Тэбби говорит:
— У нас с бабулей Уилмот есть секрет.
Просто на заметку: бабуля Уилмот знает все секреты.
Грэйс, сидя на церковной службе, толкает Мисти локтем и рассказывает, что окно с розами Бартоны пожертвовали за свою бедную-несчастную невестку, — да-да, по правде сказать, Констенс Бартон в итоге бросила рисовать, спилась и умерла.
Здесь два столетия Уэйтензийских стыдов и несчастий, и твоя мать может перечислить каждую деталь. Чугунные скамейки на Лавочной улице, те самые, английской работы, — в память Моры Кинкэйд, которая утонула, пытаясь проплыть шесть миль до континента. Итальянский фонтан на Молитвенной — в честь мужа Моры.
Мужа, которого убили, по словам Питера.
По твоим словам.
Вот общая кома всего Уэйтензийского поселка.
Просто на заметку: матушка Уилмот шлет свою любовь.
О том, чтобы ей захотелось прийти тебя проведать, речи нет.
Укутавшись в одеяло, Тэбби перекатывает голову, чтобы выглянуть в окно, и спрашивает:
— Можно, мы пойдем на пикник?
Нам это не по карману, но к моменту твоей смерти матушкой Уилмот подобран питьевой фонтанчик из меди и бронзы, изображающий обнаженную Венеру, скачущую в дамском седле из ракушки моллюска.
Тэбби взяла с собой подушку, когда Мисти перевозила их в Уэйтензийскую гостиницу. Все что-нибудь прихватили. Твоя жена принесла твою подушку, потому что та пахнет тобой.
Мисти сидит на краю кровати в комнате Тэбби, расчесывая пальцами волосы своей малышки. У Тэбби длинные черные волосы и зеленые глаза ее отца.
Твои зеленые глаза.
Ей достался маленький номер, который она делит с бабушкой, возле номера Мисти по коридору верхнего этажа гостиницы.
Почти все старые семейства посдавали дома и переехали на верхний этаж гостиницы. В комнаты, оклеенные выцветшими розами. Обои расползаются по всем швам. В каждой комнате — ржавая раковина и маленькое зеркало, привинченные к стене. В каждой комнате — две-три железные кровати, с облупленной краской, с размякшими, продавленными по центру матрацами. Комнаты перекошены под вздувшимися потолками, за маленькими окошками, со слуховыми окнами в виде ряда собачьих лазов в скате гостиничной крыши. Чердачный этаж — это бараки, лагерь беженцев для местного милого белого дворянства. Рожденные в роскоши люди ныне делят уборную в конце коридора.
Эти люди, которые никогда не трудились, нынешним летом обслуживают столики. Будто деньги у всех кончились одновременно, — нынешним летом каждый островитянин голубой крови перетаскивает багаж в гостиницу. Убирает в номерах. Чистит ботинки. Моет посуду. Индустрия обслуживания из голубоглазых блондинов и блондинок с блестящими прическами и длинными ногами. Любезных и энергичных, с удовольствием таскающих пепельницы на замену или отказывающихся от чаевых.
Твоя семья — жена, ребенок и мать — все спят в продавленных, облезлых железных кроватях, под вздутыми стенами, с припрятанными серебряными и хрустальными реликвиями из респектабельной прошлой жизни.
Пойди пойми их, но все семейства островитян улыбаются и насвистывают. Будто это вроде приключения. В отрыв. Будто они подались в сферу обслуживания попросту в качестве трущобного развлечения для богачей. Будто эти утомительные поклоны и чистка не останутся им на всю жизнь. Им и их детям на всю жизнь. Будто новизна не померкнет к следующему месяцу. Они не дураки. Просто никто из них никогда не жил в бедности. В отличие от твоей жены, — она знает, что такое оладьи на ужин. Что такое питаться правительственными подачками. Порошковым молоком. Носить туфли со стальными набойками и хлопать по чертовому будильнику.
Сидя с Тэбби, Мисти спрашивает:
— Так в чем твой секрет?
А Тэбби отвечает:
— Говорить нельзя.
Мисти подтыкает покрывало у плеч девочки, — старые гостиничные простыни и одеяла застираны до того, что от них кроме серого пуха и запаха белизны ничего не осталось. Ночник у кровати Тэбби — розовый китайский фонарик, разукрашенный цветами. Они принесли его из дому. Они принесли ее картинки с клоунами и повесили их над кроватью.
Кровать ее бабушки так близко, что Тэбби могла бы вытянуть руку и коснуться стеганого одеяла, которым та укрыта, из лоскутов пасхальных платьев и рождественских костюмов возрастом в сто лет. На подушке — дневник в красной коже, с надписью «Дневник» поперек обложки вычурными золотыми буквами. Внутри заперты все секреты Грэйс Уилмот.
Мисти говорит:
— Не шевелись, солнышко, — и убирает упавшую ресницу со щеки Тэбби. Мисти протирает ресницу меж пальцев. Та длинная, как ресницы ее отца.
Как твои ресницы.
С кроватью Тэбби и ее бабушки, с двумя сдвинутыми кроватями, места осталось совсем немного. Матушка Уилмот захватила дневник. Его и швейную корзину, набитую нитками для вышивки. Вязальными спицами, крючками и вышивальными обручами. Чтобы ей было чем заняться, когда она сидит в вестибюле с бабушками-подругами, или снаружи, на дощатом тротуаре, по хорошей погоде.
Твоя мать точь-в-точь как остальные Мэйфлауэрские семьи, выстроившие повозки кольцом в Уэйтензийской гостинице и пережидающие осаду страшных чужаков.
Как бы глупо это ни звучало, Мисти прихватила свои рисовальные принадлежности. Коробку светлого дерева с красками и акварелью, бумагу и кисти, — все свалено в углу ее комнаты.
И Мисти зовет:
— Тэбби, солнышко? — говорит. — Не хочешь поехать жить к твоей бабуле Клейнмэн в Текумеш-Лэйк?
А Тэбби перекатывает голову туда-сюда, — «нет», — по подушке, потом останавливается и говорит:
— Бабуля Уилмот сказала мне, почему папа все время так бесился.
Мисти просит ее:
— Не говори «бесился», пожалуйста.
Просто на заметку: Грэйс Уилмот играет внизу в бридж с приятельницами под большими часами в обитой деревом комнате у вестибюля. И самый громкий звук в комнате — тиканье качающегося взад-вперед большого маятника. Либо это, либо она сидит в большом кресле-качалке, обитом красной кожей, возле камина в вестибюле, и читает, водя толстой линзой над каждой страницей книги, покоящейся на ее коленях.
Тэбби прикрывает подбородок сатиновой каймой одеяла и продолжает:
— Бабуля рассказала, почему папа тебя не любил.
А Мисти отвечает:
— Ну конечно твой папочка любил меня.
И конечно она врет.
За чердачным оконцем номера бьющиеся волны серебрятся в огнях гостиницы. Вдали по берегу — темные очертания Уэйтензийского мыса, полуостров, на котором лишь деревья и скалы, прущие навстречу мерцающему океану.
Мисти подходит к окну и касается пальцами рамы, спрашивая:
— Будешь с открытым или с закрытым?
Белая краска на оконной раме вздулась и отстает, и она ковыряет ее, поддевая хлопья краски ногтем.
Перекатывая голову туда-сюда по подушке, Тэбби возражает:
— Нет, мам, — говорит. — Бабуля Уилмот сказала, папа тебя никогда взаправду не любил. Он только притворялся, будто любит, чтобы привезти тебя сюда, и чтобы ты осталась.
— Чтобы привезти меня сюда? — переспрашивает Мисти. — На остров Уэйтензи?
Она обдирает двумя пальцами отставшие кусочки белой краски. Под ними — рама темного лакированного дерева. Мисти спрашивает:
— Что еще бабушка тебе рассказала?
А Тэбби отвечает:
— Бабуля говорит, ты будешь великой художницей.
На худфаке не учат тому, что слишком большой комплимент может ранить сильнее, чем пощечина. Мисти, великой художницей. Большая жирная Мисти, королева среди сраных рабов.
Белая краска отстает очертаниями, в виде слов. Восковая свеча или жирный палец, может — гуммиарабик, прячет под ней негативное послание. Кто-то написал здесь много лет назад что-то невидимое, к чему не прилипла краска.
Тэбби поднимает несколько прядей волос и разглядывает кончики так вблизи, что у нее скашиваются глаза. Она изучает ногти и произносит:
— Бабуля говорит, нам нужно выбраться на пикник на мыс.
Океан сверкает жутко ярко, как одежные украшения, которые Питер носил на худфаке. Мыс Уэйтензи черен как ничто. Как пустота. Дыра в пространстве.
Украшения, которые ты носил на худфаке.
