Хьюберт Селби - Реквием по мечте
И ты крепко обнимал меня, — Сара хохотнула и заерзала в кресле, — и ты говорил такие слова… Меня покажут по телевизору, Сеймур. Представляешь? Твоя Сара в телевизоре! Ада покрасит мне волосы. В рыжий. В тон моему красному платью. Ну, почти в тон. Помнишь, я надевала его на бармицву Гарри? Вообще-то волосы пока что так себе, но Ада обещала перекрасить их. Ты только представь, твою Сару покажут но телевизору. Мог ли ты такое представить? Может, я даже останусь там подольше. Возможно, они захотят пригласить, меня и в другое шоу. Помнишь, как Лану Тернер нашли в аптеке? Помнишь? Думаешь, я говорю ерунду? Кто знает. Это как будто новая жизнь, Сеймур. Это действительно новая жизнь… И Сара Голдфарб, миссис Сеймур Голдфарб, потерлась щекой о подушку и улыбнулась такой светлой улыбкой, которая даже в темноте светилась радостью, идущей из ее сердца и души. Теперь можно не заботиться о том, как выжить, а просто жить. У Сары Голдфарб появилось будущее.
Гарри и Мэрион добили остатки его порошка и расположились на диване, путешествуя туда-сюда между кайфом и музыкой. В музыке присутствовала мягкость, которую они воспринимали чисто автоматически, мягкость была и 13 свете, который просачивался сверху и снизу штор, образовывал расширяющиеся круги и, просачиваясь сквозь разноцветные узоры и мягко раздвигая темноту по углам, окрашивал комнату в приятный глазу оттенок; нежность и доброта окутывали их отношение друг к другу, когда они, обнимая друг друга, отворачивались, чтобы сигаретный дым не попадал на лицо партнеру; даже их голоса были тихими и нежными и казались частью музыки. Гарри убирал волосы со лба Мэрион, любуясь тем, как мягкий свет отражается от идеальной черноты ее волос и словно заставляет мерцать в полумраке контуры ее носа и скул. А знаешь, я всегда думал, что ты самая красивая женщина на свете. Мэрион улыбнулась и посмотрела на него; правда? Гарри кивнул и улыбнулся: с того самого момента, как я тебя встретил. Мэрион погладила его щеку кончиками пальцев, нежно улыбнувшись; это так мило, Гарри. Ее улыбка стала еще шире: мне так хорошо от этого. Гарри хохотнул: твоему эго уж точно, а? Ну, не могу сказать, что оно страдает от этого, но это не то, что я хотела сказать. От твоих слов мне так хорошо, словно… Ну, знаешь, многие говорят мне что-то типа этого, но их слова для меня абсолютно ничего не значат, то есть абсолютно. Ты думаешь, что они тебя разводят? Да нет же, ничего подобного. Даже если это и так, мне все равно. Возможно, они действительно так считают, но когда я слышу такие слова от других, — Мэрион пожала плечами, — это не имеет для меня никакого значения. Неважно, может, они самые искренние люди на земле, а мне хочется поинтересоваться, например; а как вы относитесь к ценам на кофе, понимаешь, о чем я? Гарри кивнул и улыбнулся: ага… Она посмотрела ему в глаза, прямо ощущая нежность в своем взгляде. Но когда это говоришь ты, я слышу это. Понимаешь, да? По-настоящему слышу. Для меня твои слова имеют значение. Они не только важны для меня, я не просто их слышу — я верю им всем сердцем… и от этого мне становится очень хорошо. Я рад, — улыбнулся Гарри. Да — оттого, что ты мне делаешь хорошо. Она в возбуждении повернулась: а знаешь, почему? Потому, что я чувствую, что ты знаешь меня настоящую. Ты не просто смотришь на то, что снаружи, — Мэрион смотрела Гарри прямо в глаза, — нет, ты смотришь вглубь меня и видишь там настоящего человека. Мне постоянно твердили, что я красивая, Брюнеточка, красавица, будто от этого у меня все должно быть всё в порядке. Не беспокойся, милая, ты у нас красавица все у тебя будет в порядке. Моя мать просто шизанулась на этой теме. Будто это альфа и омега существования. Как будто если ты красива, то тебе не о чем мечтать, ты не чувствуешь боли, или отчаяния, или одиночества. Почему ты такая несчастная, ты же такая красивая? Господи, они меня просто с ума сошли — типа я всего лишь красивое тело, и ничего больше. Ни разу в жизни, ни единственного разочка они не попытались любить меня настоящую, любить меня такую, какая я есть. Гарри продолжал гладить ее по голове и по щеке, ласкать ей шею и мочку уха, с улыбкой глядя, как она откликается на его ласки, как смягчается ее улыбка. Наверное, мы с тобой родственные души, и потому чувствуем такую близость. Ее глаза засияли еще ярче, когда она повернулась к нему и, склонив голову ему на плечо, посмотрела в глаза: именно об этом я и говорила. Понимаешь, у тебя есть чувства.
Ты можешь оценить меня настоящую. Вот сию секунду я испытываю такую близость, которой у меня никогда прежде не было… ни с кем. Да, я понимаю тебя. Я чувствую то же самое. Не знаю, смогу ли я найти правильные слова, но — не нужно слов, все и так понятно. В этом-то все и дело. Какая польза от слов, если за ними ничего не стоит? Это просто слова. Вроде как посмотреть на картину и сказать; ты прекрасна. Значат ли эти слова что-нибудь для картины? Только вот я не картина. Я не двумерная. Я личность. Даже картины Боттичелли не могут дышать и чувствовать. Они прекрасны, но все равно остаются картинами. Не важно, насколько красив фасад, внутри есть чувства и потребности, которые словами не выразить. Она приютилась у него на груди, и Гарри, обняв ее, взял ее руку в свою. Ты права. Красота — она не только снаружи, но им всем не понять. Это безнадежно. Вот потому-то и не стоит особо тревожиться обо всем мире. Тебя все равно поимеют. На людей не стоит рассчитывать, потому что рано или поздно они набросятся на тебя или исчезнут, оставив тебя одного. Мэрион слегка нахмурилась: но нельзя же от всех прятаться. Все равно тебе нужен кто-то, кого ты будешь любить… на кого сможешь рассчитывать… кто-то… Нет, нет, я не это имел в виду, — Гарри снова прижал ее к себе, — я говорил о всех этих уродах, которые нас окружают. Такой человек, как ты, мог бы действительно сделать меня счастливым. С тобой я мог бы достичь чего-то в жизни. Мэрион вздохнула: ты правда так думаешь, Гарри? Ты действительно думаешь, что я могла бы вдохновить тебя? Гарри посмотрел ей в глаза, Потом на ее лицо и нежно провёл пальцем по ее щеке, по контуру ее носа, на его лице и в его глазах играла мягкая нежная улыбка. Ты действительно можешь сделать мою жизнь Стоящей. Мужчине нужна веская причина, чтобы хотеть жить, иначе какой вообще смысл в его жизни? Мне лично нужно нечто большее, чем улица. Не хочется всю жизнь бултыхаться как дерьмо в проруби. Я хочу быть чем-то… кем-то. Мэрион крепко Прижала его к себе, о, Гарри, мне кажется, я действительно могла бы помочь тебе. Что-то во мне рвется наружу, но нужен правильный человек, чтобы подобрать ключ к замку. Ты можешь открыть этот замок, Гарри. Я точно знаю. Гарри обнял её, и Мэрион устроилась поудобнее в его объятиях. Точно. Могу поспорить, что у нас бы все получилось. Он гладил ее волосы, глядя в потолок, именно поэтому я хочу поднять денег и начать свое дело. Не хочу шакалить на улицах до конца своей жизни, и закончить, как все. Если бы я мог поднять немного денег, я бы начал свое дело, и все было бы нормально. Он взглянул на Мэрион и улыбнулся: Я еще никому не рассказывал, но я мечтаю открыть, то-то вроде театра-кофейни. Там бы подавали отличную еду, выпечку и разные сорта кофе, горячий шоколад и чай из разных концов света: Германии, Японии, Италии, России… И там было бы что-то вроде театральной труппы, выступающей по вечерам, и может, мимы. Не знаю, я еще не продумал все как следует, но… — Мэрион села, выпрямившись, Блин, это же просто атас. Классная идея, Гарри, можно было бы еще развешивать на стенах картины молодых художников. Сделать что-то вроде галереи. Скульптуры… Гарри кивнул: ага. Звучит офигенно. О, Гарри, давай займемся этим. Давай. Идея потрясающая. Я без проблем могу найти художников. О, И еще мы могли бы устраивать поэтические чтения пару раз в неделю — ой, Гарри, это так здорово, и это точно может получиться, я просто уверена, что у нас получится. Ага, я тоже так думаю. Пожалуй, это займет много времени, но, я думаю, можно было бы открыть пару таких мест. Знаешь, после того как первое заведение раскрутится здесь, можно переехать в Сан-Франциско и открыть там второе. О, ты полюбишь Сан-Франциско, Гарри! И у меня там полно знакомых, которые могут помочь нам: мимы, поэты, художники, — я их всех знаю, мало ли что у нас закрутится. Гарри улыбнулся: ага. Только надо постараться сделать все по- серьезному здесь, прежде чем расправить крылышки там. О, Я знаю. Но мы ведь можем строить планы. Как ты думаешь, сколько нам понадобится времени, чтобы собрать нужную сумму? Гарри пожал плечами: не знаю. Немного. Все пойдет как по маслу после того, как мы сможем достать первую партию. Она обняла его: о, Гарри, я так загорелась, у меня нет слов. Гарри засмеялся: а то я бы сам не догадался. Они расхохотались и, обнявшись, стали целовать друг друга — сначала медленно, затем все более страстно, потом Гарри отстранился и страстно посмотрел на Мэрион: я люблю тебя — и поцеловал ее нос, потом глаза, щеки, потом мягкие губы, подбородок, шею, уши, потом зарылся лицом в ее волосы и, ласково поглаживая ее спину, зашептал: Мэрион, Мэрион, я люблю тебя, — и она мягко двигалась в такт, чувствуя, как его слова, ласки и поцелуи проходят через нее, унося прочь все тревоги, страхи, сомнения и проблемы, и она чувствовала себя по-настоящему живой. Она чувствовала себя любимой. И нужной. Гарри чувствовал себя реальным. Он чувствовал, как все недостающие части начинают вставать на свои места. Он чувствовал, что с ним происходит что-то очень важное. Они оба стали целым. Они чувствовали полное единение. И несмотря на то что они лежали на обычном диване, они чувствовали себя частью необъятной вселенной. Им казалось, что они находятся на вершине холма и мягкий бриз шевелит волосы Мэрион; они шли сквозь залитый солнцем лес и по усыпанным цветами полянам, одновременно ощущая себя птицами, парящими в небесах и поющими песни свободы, и ночь была тепла, и просачивающийся сквозь занавески свет по-прежнему разгонял темноту по углам, и они все продолжали обнимать и целоваться и разгонять темноту внутри себя по углам, веря в свет и мечты друг друга.
