Чарли Уильямс - Сигареты и пиво
— Блядь, — сказал он, обрызгав меня слюной. — Промазал.
Я увидел, как он слегка двинул рукой. Его кулак…
Я размахивал руками, стараясь убрать от себя этих мудаков. Они навалились со всех сторон, щипались, тыкали меня и толкали. Вам это, небось, страшным не кажется, но я думал о том, что они сделают дальше, поэтому и стал с ними бороться. Началось-то все со взглядов. Сначала они смотрели на меня издалека. Потом с близи. Потом…
Я открыл глаза.
— Блэйк? — надо мной склонилась Рэйч, ее длинные волосы щекотали мне лицо. Она, сморщившись, их убирала. — Эй… Блэйк, ты как? Ты меня слышишь?
— Конечно, блядь, слышу. — Но я был в ауте. Со ртом было че-то совсем херово. Я пощупал его языком. — А куда, блядь, девались мои зубы?
— Ой, Блэйк, ты только не вставай. — Она держала в руках влажную тряпку, всю розовую от крови. — Я вызову “скорую”…
— “Скорую”? Да иди ты. Отъебись от меня. Вали ваще.
С ногами все было вроде ничего, когда я поднялся. Стоять я мог, всяко. Но когда я заметил свое отражение в дверном стекле…
Твою мать.
— Что… — начал было я. Но, уже начав спрашивать, сам понял, что. Тот лось, вот что. Я ж с ним дрался, типа того. Он меня ебнул, я встал и…
Не, бля, я ж не вставал. Так в дверях и валялся.
— Долго я тут отдыхал?
Рэйч пожала плечами. Но она же прекрасна знала, сколько я тут валялся, так я ей об этом и сказал.
— Минут двадцать? — предположила она, обхватив себя руками. На улице холодно было, да и дело шло к ночи. — Полчаса?
— И сколько человек меня видели вот так вот? Она отшатнулась.
— Блэйк… Не надо…
— Что?
— Вот — она вытерла кровь, которой я забрызгал ее декольте и отдала мне мокрую тряпку. — Тебе надо в больницу.
— На хуй больницу. — Я глубоко вздохнул и пошел внутрь. А че еще оставалось. Почти все уже наверняка видели, что со мной сделали. А если опустить голову и идти побыстрее, можно добраться до сортира так, что никто не заметит. Я прошел уже полпути, когда просек одну странную фишку.
Внутри никого не было. Только полдесятого, а в кабаке ни единого ебаного посетителя. И еще что-то странное под ногами, какой-то звук. Я посмотрел вниз.
Битое стекло.
До хера битого стекла. По всему полу. На барной стойке и за ней. На столах, креслах, диванах и всем прочем. По всему заднему коридору. И на сцене, где…
— Где она? — Кто?
— Сама знаешь, кто.
— Да не знаю я, честно. Кто?
— Сэл, тудыть ее.
— Сэл? А ты не…
— Посрать, что я не. Где она?
— Понятия не имею. Она тут была, занималась этим… Блэйк, я тут подумала, и вот что я тебе скажу — я не буду работать в заведении со стриптизом… Ай, да отвали ты! Ладно, ладно, скажу. Черт подери. Она была там, на сцене, ты, наверное, тогда уже лежал в отрубе у дверей, а потом они начали бить бутылки. Повсюду. Кидали об стены и…
— Кто? Кто заводила?
— Не знаю.
Я сжал кулаки. Поднял один.
— Не пизди. Говори или я…
— Ну что? Что ты?
Я опустил кулак. Таким макаром я ни хера не добьюсь, а Рэйч — это всего лишь Рэйч, типа того.
— Ладно, как они выглядели?
— Пацаны. Мелкие тощие. Лет по четырнадцать-пятнадцать.
— Сколько? Ты их раньше видела?
— Их было тут полно, Блэйк. Они были повсюду. Не знаю… Может, кого из них и видела в городе.
— Где? Да говори же.
— Успокойся, Блэйк. Как эта улица называется, там, внизу, у…
— Чего? У “Фуражира”? “Почему бы и нет”? “Зеленого чувака”?
— Фротфилд-вэй.
— Фрот… Пидорасы.
— Что?
— Сука.
— Я уже предупреждала тебя, Блэйк, не смей со мной так…
— Да не ты. Жирная Сандра из игровых автоматов. Жирная блядь… Сука…
— Блэйк? Ты куда? А что со всем этим…
Я пришел в себя, только когда выехал на Фротфилд-вэй. Не снижая скорости, проехал мимо зала игровых автоматов. Даже несмотря на закрытые двери, я знал, что они там, орут и транжирят халявные жетоны, которые дала им Жирная Сандра. Но мне не было мазы туда входить. По крайней мере с такой рожей. Я поехал домой, щупая языком дырки на месте передних зубов.
На полпути я вспомнил о Сэл и, сделав крюк, поехал к ее дому. Не так уж это и плохо по сравнению с разбитой мордой. Ну и что, что все эти мужики на нее пялились? Они и раньше ее видели, когда она раздевалась по работе. Конечно, видели. И сейчас по всему получили не лучшее из возможного. Как я уже говорил, она в последнее время за собой не следила. Вот что бывает, если сидеть на жопе целыми днями. Но если чуваки считают, что она по-прежнему стоит того, чтобы на нее пялиться, кто я такой, чтобы им запрещать? Да еще, может, пару десяток принесет.
Но тут, вместо того, чтобы подъехать к ее дому, я развернулся и дернул домой. Не хотелось морочиться.
Обойдется. Если бы с ней че случилось, я бы об этом узнал.
Когда я вошел в дом, Фина не было ни слышно, ни видно. Наверняка, торчит в своей комнате, смотрит свой теле-визорик или дрочит на журналы, которые ныкает у себя под кроватью. Я пошел наверх, разделся и чутка привел себя в порядок. А с лицом все оказалось не так плохо, когда я отмыл засохшую кровь. Нос мне за эти годы разбивали столько, что от него по-любому ничего уже не осталось, кроме хрящей и соплей. Верхняя губа слегка опухла и десны кровоточили. Ну, потерял пару зубов. Ну и че теперь? Время от времени жизнь бывает хуевой. Зато, в отличие от Финни, я все еще на ногах. И с мозгами все в норме, несмотря ни на что.
Я спустился в подвал и присосался к Даговскому пиву. Десны все еще кровоточили, а пиво — это лучшее, чем можно их прополоскать, решил я. Наверное, полоскал я достаточно долго и тщательно, потому что когда на следующее утро я проснулся на каменном полу, с ними все было в порядке, хотя в рту у меня как будто кто-то насрал. И в голове стучало. И вообще было уже не утро, а половина второго. И стучало не у меня в голове. Это кто-то долбил в дверь. Я дотащил свою усталую задницу наверх и открыл. Там стоял Даг, владелец магазина.
И че-то он был ни хера не доволен.
Глава 7
Рассказ матери. Стив Доуи, отдел криминальной хроникиЯ подхожу к улице с запада. За спиной садится осеннее солнце. Впереди сгущается темнота. Дождь уже несколько часов как перестал, но тротуар все еще мокрый. Дверь открывается лишь после третьего звонка.
Передо мной стоит женщина средних лет с покрасневшими, опухшими глазами, в халате и шлепанцах. Эта женщина — миссис Н.
— Заходите, — предлагает она.
Может быть, вы знаете миссис Н. Проходили мимо нее в магазине, сидели рядом в автобусе. Она мать П., одного из двух подростков, признанных виновными в ограблении магазина “Вина Громера”.
Она — это каждая мать в Манджеле.
Я спрашиваю, как она справляется теперь, когда сын отбывает шестимесячное тюремное заключение.
— Не знаю, куда себя деть, — говорит она, наливая чай из потрескавшегося коричневого чайника. — Он раньше никогда не бывал вдали от дома. Надеюсь, он меняет белье по утрам. Вы как думаете, меняет?
Я соглашаюсь, что это возможно, и спрашиваю о характере ее сына.
— Ну, — говорит она, плотнее запахивая старый халат на пышной груди. — Он всегда был очень разумным мальчиком. Старичок в коротких штанишках, как говорится, только вот коротких штанишек он никогда не носил. Но в последнее время он стал… ну…
Я тянусь через всю крохотную гостиную и мягко хлопаю миссис Н. по колену. Ну-ну. Будет вам.
— В последнее время он так странно себя вел, спал до полудня, торчал на улице неизвестно до скольких. С друзьями. Это все из-за них. А еще перестал мыться. От него несло, как от дохлой кошки. Он выглядел как-то нездорово. Я хотела показать его врачу, ни в какую, ему бы только торчать у игровых автоматов. Но я его правильно воспитывала, не думайте.
Я заверяю ее, что никто не сомневается в ее родительских талантах. Напротив. Невозможно, чтобы женщина столь ощутимых достоинств была плохой матерью.
— Скажете тоже, — говорит она, наклоняясь ко мне и позволяя халату слегка распахнуться. — Вы действительно так думаете?
Я спрашиваю ее про конфеты, найденные у ее сына. Не замечала ли она у него эти странные кондитерские изделия?
— Ох, — вздыхает она, прикрывая мою руку своей. — Ох, прошло уже столько времени с тех пор, как умер наш Ай-вор. Вы даже не представляете, каково это — быть вдовой. У меня есть свои надобности, понимаете? Потребности.
Я пытаюсь вернуть миссис Н. к теме конфет, но нить беседы уже потеряна. Я извиняюсь и ухожу.
Небо совсем темное. Снова дождь. Запах горящих листьев наполняет воздух ощущением неотвратимости судьбы.
…только хуже… всю ночь. С этим чуваком, точно… доверил тебе… пиво и сигареты… доченька… ублюдок.
Знаю, понятно примерно столько же, сколько видишь, заглядывая в заколоченное окно, но так до меня это доносилось. Мать твою, я ж только что проснулся. А вспомните еще, как я огреб предыдущим вечером. Голос Дага был то приближался, то удалялся, словно над головой жужжала навозная муха. Но взял себя в руки. Он на пару секунд заткнулся и спросил: