Сергей Троицкий - ОбрАДно в СССР

—     Извини Кэт! Я там о своём заморочился, ВОРО­НЫ жрут ЕЖА! Мне надо сбегать за арбалетом! — в тот мо­мент, когда я метнулся за арбалетом, у неё в глазах на секун­ду вспыхнула ИСКРА НЕНАВИСТИ: ТЫ ЧЁ ОБАЛДЕЛ? КА­КОЙ АРБАЛЕТ?! Я тебе говорила — ПРИСЯДЬ здесь справа! Но видя НЕОТВРАТИМЫЙ бег в сторону пожарного пруда, она тут же ПЕРЕИГРАЛА ситуацию и вдогонку томно крик­нула:

—   Сержик! Удачной охоты! Я хочу видеть тёмные силы, поверженные твоим копьём!

Я оголтело нырнул за ограду пожарного пруда, где дисло­цировался «ГР клуб» и его новые кандидаты из пятого и шес­того класса.

—   Тревога! ВОРОНЫ ЖРут ЕЖА! — больше объяснять, было не нужно. — все тут же бросили удочки и бешено, как молодые олени понеслись в сторону чердака. Мы были как в безумие, мы были как роботы:

—    СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ! СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ!

—    СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ! СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ!

Буквально через минуту взвод 1-го механизированно­го легиона имени Цезаря, полз по траве в сторону пожар­ной кучи песка, где творилась сущий САДИЗМ над МЁРТ­ВЫМ ЕЖОМ! Но как тока, мы взвели ТЕТЕВУ, вороны бе­шено взметнулись и полетели в небо. Мы выпустили шквал стрел и дротиков, но всё было мимо. Они зловеще, кружи­лись на таком расстояние, которое было недосягаемо для на­ших стрел. Катя делала вид, что эта сцена доставляет ей мас­су удовольствия:

—  Сержик, вы распугали всю нечисть! Браво! Я тебе да­рую право поцеловать мой мизинец!

Но этой белиберды, я уже не слышал, в моём мозгу, чека­нились только три слова: ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА!

Мы отступили назад и затаились, в надежде, что воро­ны снова прилетят рвать ежа, но как только мы подползали на исходные позиции, вороны тут-же взмывали в небо. Так было несколько раз.

Между делом, чтоб обратить на себя внимания, Катя вставляла какие-то реплики, что-то комментировала, но я словно был в забытье. Даже кода пришёл ВАДИМ, мне было всё пох, и я не обратил никакого внимания на её сто кратно повторённую реплику, по всей видимости, она была в него­дование:

—    Ну так значит, мы пойдём, прогуляемся с ВАДИ­МОМ?!

—  Ну, да, да! Отлично!

—  Тогда мы прогуляемся с ВАДИМОМ в дальний лес?!

—  Ага, ага!

—  Тогда мы прогуляемся с ВАДИМОМ в САМЫЙ даль­ний лес?!

—  Ну, да, да! Отлично! Остерегайтесь волков, они Лёху ТОЛСТЯКА полностью сожрали...

—  Ну, так значит, мы уже уходим...

—  Ага, ага! Ломитесь!

Я этого, уже не слышал, а думал только — ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА! Мы замутили десяток попыток, но так и не подстрели ни одной вороны! Я был в ярости. Я бросился в подвал, в нашу лабораторию имени доктора МЕНГЕЛЯ, где проходили бесчеловечные опыты над мышами. Мы обиль­но кормили их жратвой из столовки, но с разными добавка­ми. Например, котлета с зубным или стиральным порошком. Сардельки в солидоле или со смолой. Каша с крысиным ядом или с масленой краской. Бутерброд с лаковой или ПВА на­чинкой. Бычки из пруда в жидком фосфоре или со ртутью. Мы внимательно следили за их поведением, после каждого приёма ТАКОЙ ВКУСНАТИЩИ. Мы хотели добитца их му­тации, вырастить громадных фосфорных крыс, целую армию, и с их помощью захватить ВЛАСТЬ над миром.

Вощем, три фосфорных мыши, были задолблены молот­ками и брошены в качестве приманки к воронам. Они уст­роили сущий ХИЧКОК ад, они очень хотели попробовать геномодифицированный продукт. Но всё испортил СО­КОЛ, он как штурмовик ХЕ-111— колом выскочил из-за тучи, схватил 2 мышей и был таков. Вороны дико недоволь­но каркали на соседних соснах. Молодежь сделала предложе­ние, на время КИНОШКИ в клубе, заминировать ежа. Так и поступили. Для этого мы использовали самопальную бомбу «ШАХИД-3», с диким количеством шарикоф из подшипника, шурупов и гвоздей. По нашему плану, такая бомба, могла как шрапнель — скосить целую стаю ворон.

Когда фильм закончился, мы вышли из клуба и стали ду­мать, чё будем делать? В этот момент заорал Андрюха косой:

—   Смотрите СОТНИ ТЫСяч ВОРОН! — действитель­но сумеречное небо, словно почернело от тысяч ворон! На­верно их что взбаламутило. Мы бросились бежать к пожар­ной кучи, но не успели. Впереди за корпусом раздался ацкий взрыв, вороны бешено взмыли в небо и молнией скрылись в сосновом лесу.

Когда мы подбежали, к пожарной куче, то чуть не раз­рыдались от горя! Бомба «ШАХИД-3» взорвала Имперского кота ВАСЬКу и двух случайных воробьёв. Коту оторвало го­лову и хвост, когда мы её нашли, в зубах ВАСЬКА сжимал му­тированную мышь ЛЮСЮ.

Сначала мы его хотели похоронить варварским христи­анским способом в земле, но потом решили сделать всё в ИМПЕРСКИХ ТРАДИЦИЯХ. Собрали всю мертвечину и по­ломились в кательню, там с жаром горела железная печь. Мы подбросили угля, а потом туда затолкали останки кота, во­робьёв и ежа. Еж дико не пролезал в печную створку, при­шлось его долбить ломом и кувалдой. Вскоре, он тоже ока­зался в духовке и тут-же ярко вспыхнул. Первую секунду мы дико любовались горящим котом, ежом и мутированной Лю­сей, которая горела ОРАНЖЕВЫМ фосфорным огнём. Но уже через мгновение вся котельная наполнилась ЯДОВИ­ТОЙ ВОНЬЮ от животных, заткнув носы мы пулей выско­чили на воздух. Мы ржали 15 мин, но вскоре перестали, вонь вместе с едким дымом стала валить из трубы. Мы отправи­лись на лагерную дискотеку, но и там скоро началась дикая вонища. Один из вожатых стал озиратца по сторонам, чтобы определить, откуда идёт вонища:

—  Просто какой-то БУХЕНВАЛЬД, а не СОЛНЕЧНЫЙ!

Мы сжалились над пионерами, взяли из военного кружка противогазы и отправились в кательню. Кот и Люся сгорели дотла, а ёж горел как ВОЛШЕБНЫЙ УГОЛЁК. Мы вытащи­ли его мясным крюком и поручили «молодым» утопить ежа в пожарном пруду, куда его тут же поволокли. Я решил вни­мательно осмотреть печку. На ней стояло заводское клеймо и год выпуска, которое частично были сбито стамеской. Мы очистили печь и прочитали: «КРУП сталь. 1924.». Так вот зна­чит, откуда печки?! Их просто демонтировали в 1946 году из учебного лагеря дивизии вафен СС «ВИКИНГ», располагав­шегося в ЗЕНХАЙМе, что в Верхней Силезии. Коту очень по­везло, быть кремированным в такой печи!.......................

ТЕРЗАНИЯ ЛЮБВИ

После этого инцидента с ЕЖОМ, КЭТ стала меня дико игнорировать, не разговаривала или проходила мимо. Она несколько дней была очень холодна со мною.

Настоящие мои терзания начались с того мгновения. Я ломал себе голову, раздумывал, передумывал и неотступ­но, хотя по мере возможности скрытно, наблюдал за КЭТ. В ней произошла перемена, это было очевидно. Она уходи­ла гулять одна и гуляла долго. Иногда она не показывалась по целым часам, или сидела у себя в комнате. Прежде этого за ней не водилось. Я вдруг сделался или мне показалось, что я стал чрезвычайно проницателен, подозрительным и ревни­вым. Мне казалось, что она затусовалось с кем-то из своего окружения.

«Не он ли? « — спрашивал я самого себя, тревожно пе­ребегая мыслью от одного ее поклонника к другому. Моя на­блюдательность не видала дальше своего носа, и моя скрыт­ность, вероятно, никого не обманула; по крайней мере, ВА­ДИМ скоро меня раскусил. Впрочем, и он изменился в последнее время: он похудел, смеялся так же часто, но как-то глуше, злее и короче. Невольная, нервическая раздражитель­ность сменила в нем прежнюю легкую иронию и напущенный цинизм. Вскоре дошли слухи, что КЭТ несколько раз по но­чам покидала корпус и её даже видели в окрестностях пожар­ного пруда. Я был в ярости и одновременно в обломе! С таки­ми дикими мыслями я шёл в сторону стадиона, как вдруг на лужайке за кустами смородины я увидел КЭТ.

Подпершись обеими руками, она сидела на траве и не шевелилась. Я хотел было осторожно удалиться, но она вне­запно подняла голову и сделала мне повелительный знак. Я замер на месте: я не понял ее с первого раза, она повто­рила свой знак. Я перескочил через куст и радостно подбе­жал к ней; но она остановила меня взглядом и указала на до­рожку в двух шагах от нее. В негодование и раздражение, не зная, что делать, я стал рядом. Она до того была бледна, такая горькая печаль, такая глубокая усталость сказывалась в ка­ждой ее черте, что сердце у меня сжалось, и я невольно про­бормотал:

—  Кэт, что с тобой?

Она протянула руку, сорвала смородинку, укусила и сплюнула ее прочь, подальше.

—  Сержик! Ты меня очень любишь? Да? — спросила она, наконец.

Я ничего не отвечал, и уже подозревал, что мутитца ка­кая-то заготовка. Она продолжила свой монолог, по-прежне­му глядя на меня:

—  Да. Это так. Такие же глаза! — прибавила она, задума­лась, закрыла лицо руками и прошептала:

—  Все мне опротивело!.. Ах, мне тяжело... боже мой, как тяжело!

—  Отчего, всё так плохо КЭТ? Через 10 дней конец сме­ны, поедем в Москву. Там Олимпиада будет. Клёвые тусов­ки будут!

КЭТ мне не отвечала и только пожала плечами. Я про­должал стоять и с глубоким унынием глядел на нее. Каждое ее слово так и врезалось мне в сердце. В это мгновенье я, ка­жется, охотно бы отдал жизнь свою, лишь бы она не горевала. Она положила мне руку на голову и, внезапно ухватив меня за волосы, начала крутить их.