Чак Паланик - Бойцовский клуб (пер. В. Завгородний)
За полуоткрытыми дверями из залов в служебные коридоры двигаются золотые, чёрные, красные юбки размером с золотой бархатный занавес Old Broadway Theatre. Снова и снова пары седанов Cadillac из чёрной кожи со шнурками на месте ветровых стекол. Над автомобилями двигается целый город офисных небоскрёбов в красных кушаках.
Не перестарайся, говорю я.
Мы с Тайлером превратились в партизан-террористов индустрии обслуживания. Саботажники званых ужинов.
Отель обслуживает праздничные обеды, и когда кто-нибудь заказывает еду, они получают еду, вино, фарфор, хрусталь и официантов. Они получают всё, и оплачивают один счёт. И раз они знают, что не могут недодать тебе чаевых, ты для них становишься просто тараканом.
Тайлер однажды обслуживал званый обед.
Тогда Тайлер и превратился в официанта-ренегата[59].
В тот первый званый обед Тайлер подавал рыбу в этом стеклянном и белом облаке дома, который как бы парит над городом на стальных ногах, упирающихся в склон холма.
Посреди перемены рыбных блюд, пока Тайлер мыл тарелки после перемены спагетти, хозяйка вошла на кухню, сжимая в руке клочок бумаги, развевающийся как флаг — так тряслись её руки. Сквозь стиснутые зубы мадам хотела знать, видели ли официанты кого-либо из гостей идущим по коридору к спальной части дома. Особенно — гостей-женщин. Или прислугу?
В кухне — Тайлер, Альберт, Лен и Джерри, моющие и складывающие тарелки, и помощник повара Лесли, нарезающий чесночное масло на артишоки, фаршированные креветками и эскарго[60].
Мы не должны заходить в ту часть дома, говорит Тайлер.
Мы входим через гараж. Всё, что мы должны видеть, это гараж, кухня и столовая.
Хозяин появляется позади жены в дверном проёме и забирает клочок бумаги из её трясущейся руки.
Всё образуется, говорит он.
Как я могу смотреть на этих людей, говорит мадам, если я не знаю, кто это сделал?
Хозяин кладет ладонь на её спину в белом шёлковом праздничном платье, которое так подходит к её дому, и мадам выпрямляется, её плечи расправляются, и она внезапно успокаивается.
Они — твои гости, говорит он. И этот вечер очень важен.
Выглядит забавно, как чревовещатель, оживляющий свою куклу. Мадам смотрит на своего мужа, и легонько подталкивая, он ведёт её обратно в столовую. Записка упала на пол и сквозняком от хлопнувшей кухонной двери записку относит к ногам Тайлера.
Альберт говорит: что там написано?
Лен начинает мыть тарелки от перемены рыбных блюд.
Лесли засовывает поднос с артишоками обратно в печь и говорит: правда, что там такое?
Тайлер смотрит Лесли в глаза и говорит, не поднимая записку: в один из этих элегантных флаконов духов, я влил немного своей мочи.
Альберт улыбается: ты нассал в её духи?
Нет, говорит Тайлер. Он просто оставил записку засунутой между флаконами. У нее там штук сто флаконов на столике у зеркала в спальне.
Лесли улыбается: так на самом деле ты ничего не сделал?
Нет, говорит Тайлер. Но она этого не знает.
Остаток бело-стеклянного ужина в небе Тайлер продолжал соскребать с тарелок хозяйки холодные артишоки, потом холодную телятину с холодным pommes duchesse[61], потом холодный choufleur а lа Polonaise[62]. Тайлер наполнял её бокал вином с дюжину раз. Мадам сидела и смотрела на всех едящих женщин-гостей, пока, наконец, между тем, как уносили тарелки изпод шербета и тем, как подавали apricot gateau[63], место мадам во главе стола вдруг не опустело.
Они убирались после того, как гости ушли, укладывая термосы и китайские сервизы обратно в фургончик отеля, когда хозяин вошёл и спросил, не поможет ли Альберт ему с кое-чем тяжёлым.
Лесли сказал, что Тайлер, наверное, зашёл слишком далеко.
Громко и быстро Тайлер рассказывает, как они убивают китов. Тайлер говорит, что это для духов, которые на вес — дороже золота. Большинство людей никогда даже не видели кита. Лесли живет с двумя детьми в квартире возле автострады, а у мадам хозяйки в бутылочки на туалетном столике вложено больше денег, чем все мы заработаем за год.
Альберт возвращается после того, как помог хозяину и набирает номер 911[64]. Альберт прикрывает трубку рукой и говорит: мужики, Тайлеру не стоило оставлять эту записку.
Тайлер говорит: ну так расскажи менеджеру. Пусть меня уволят. Я не женат на этой дерьмовой работе.
Все смотрят на ботинки.
Быть уволенным, говорит Тайлер, это лучшее, что с любым из нас может случиться. Тогда мы перестанем тратить время и сделаем что-нибудь из наших жизней.
Альберт говорит в телефон, что нужна «скорая» и называет адрес. Ожидая на линии, Альберт говорит, что хозяйка сейчас не в лучшем виде. Альберту пришлось поднимать её с пола в туалете. Хозяин не мог этого сделать сам, потому что мадам говорила, что он и есть тот, кто нассал в её флаконы духов. И она говорила, что он хочет довести её до сумасшествия, заигрывая с одной из гостий, и что она устала, устала от всех этих людей, которые называют себя их друзьями.
Хозяин не мог её поднять, потому что мадам упала в своем белом платье возле унитаза и размахивала разбитым флаконом духов. Мадам кричала, что перережет ему горло, если он хоть попробует до неё дотронуться.
Тайлер говорит: круто.
И от Альберта воняет. Лесли говорит: Альберт, друг, от тебя воняет.
Из туалета не выйдешь, не провонявшись, говорит Альберт. Все флаконы духов валяются на полу разбитыми, а унитаз набит другими флаконами. Они похожи на лёд, говорит Альберт, как на крутых вечеринках в отеле, где мы наполняем писсуары колотым льдом. Весь туалет воняет и весь пол в осколках льда, который не растает. И когда Альберт помогал мадам встать, её платье было всё в жёлтых потёках. Мадам махнула разбитым флаконом в сторону мужа, поскользнулась на духах и упала на руки.
Она плачет и истекает кровью, скорчившись возле унитаза.
О-о, как печёт, говорит она. О, Уолтер, так печёт. Так жалит, говорит мадам.
Духи, мёртвые киты в порезах на её руках, — они жалят.
Хозяин поднимает мадам на ноги. Мадам держит руки перед собой как в молитве, только не сложенными. Кровь сбегает по ладоням, вниз по запястьям. Через бриллиантовый браслет, вниз к локтям, откуда капает на пол.
Хозяин говорит: всё образуется, Нина.
Мои руки, Уолтер, говорит мадам.
Всё образуется.
Мадам говорит: кто мог сделать такое со мной? Кто может так меня ненавидеть?
Хозяин говорит Альберту: вызовите «скорую».
Это было первое задание Тайлера — террориста индустрии обслуживания. Партизанящий официант. Экспроприатор минимальной зарплаты. Тайлер делал это годами. Но он говорит, что всегда веселее делать что-нибудь вместе.
В конце истории Альберта Тайлер улыбается и говорит: круто.
Назад в отель, в настоящее, в лифт остановленный между этажами кухни и банкетного зала. Я говорю Тайлеру, как я высморкался на заливную форель для конгресса дерматологов, и трое сказали мне, что она пересолена, а один — что она восхитительна.
Тайлер стряхивает над супницей и говорит, что закончил.
Это легче с холодным супом, vichyssoise[65], или когда шефповар приготовит по-настоящему свежий gazpacho[66]. Это невозможно с этим луковым супом, который с коркой плавленого сыра на поверхности. Если я когда-нибудь буду здесь есть, я именно его и закажу.
У нас с Тайлером заканчивались идеи. Портить еду стало привычным, почти что частью служебных обязанностей.
Однажды я услышал как один из врачей или адвокатов, — какая разница, — говорил, что вирус гепатита может существовать на поверхности из нержавеющей стали до полугода.
Остается только догадываться, как долго он может существовать в rum custard charlotte Russe[67].
Или salmon timbale[68].
Я спросил врача, где бы мне достать немного вирусов гепатита, и он выпил достаточно, чтобы рассмеяться.
Всё отправляется на свалку биологических отходов, сказал он.
И он смеялся.
Все.
«Свалка биологических отходов» звучит похоже на «достичь дна».
Одной рукой на пульте управления лифтом, я спрашиваю Тайлера, готов ли он. На тыльной стороне моей ладони вздулся красный блестящий шрам точно в форме поцелуя Тайлера.
Один момент, говорит Тайлер.
Томатный суп, наверное, ещё горячий — то, что Тайлер прячет обратно в штаны, раскраснелось как гигантская креветка.
Глава 11
МОГЛО БЫТЬ ХУЖЕ. В Южной Америке, в Волшебном Краю, мы могли бы переходить вброд реку, где маленькая рыбка могла бы заплыть в уретру[69] Тайлера. У рыбки есть шипы, которые она может высовывать и втягивать обратно, так что если она попала внутрь, то чувствует себя как дома, впивается шипами в стенки и готовится откладывать икру.
Могло быть хуже.
Есть много вариантов того, как мы могли бы проводить субботнюю ночь хуже.
Могло быть хуже, говорит Тайлер, чем то, что мы сделали с матерью Марлы.
Я говорю, заткнись.
